Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Другой его коллега, сэр Алан Герберт, независимый депутат, представлявший Оксфордский университет, назвал Черчилля «величайшим из ныне живущих юмористов Британии». Читая лекции на тему юмора, Герберт цитировал одних и тех же: П.Г. Вудхауза, Ноэля Кауарда, Ната Габбинса, даже Эньюрина Бивена. Но на первое место Герберт ставил Уинстона Черчилля, который «в любое время и при любых обстоятельствах, в любом окружении, на любую тему, с неизменным вкусом и тактом мог при желании вызвать смех»[2359].

С этим были согласны не все. Рой Дженкинс считал, что шутки Черчилля были порой «не… умными… и злыми» из-за его враждебного отношения к левым интеллектуалам. Черчилль ошибочно считал, что все лидеры лейбористов были выпускниками Винчестерского университета, по его мнению, рассадника казуистики, которой грешили некоторые интеллектуалы, что до крайности раздражало его. Действительно, Хью Гейтскелл и Стаффорд Криппс, лидеры лейбористов, учились в Винчестере. В результате, как написал Дженкинс, Черчилль отпускал «постоянные, не слишком остроумные антивинчестерские шутки в палате». Он действительно шутил на эту тему, но что смешно одному, не смешно другому. В ответ на требование лейбористов Черчилль сказал: «Мы страдаем от заблуждений, deus ex machina, что, поясню для воспитанников Винчестерского колледжа, если они здесь присутствуют, означает «бог из машины». По другому случаю, он заметил: «Не знаю, обучают ли их в Винчестере французскому». И 27 июня 1950 года, во время прений по поводу участия Британии в Европейском объединении угля и стали, Черчилль бросил: «В ходе дискуссии мы услышали знакомые слова об «инфраструктуре наднациональной власти». Первоначальное авторство неизвестно, но вполне вероятно, что эти слова с «инфра» и «над» вошли в нашу политическую речь благодаря группе умников, которые стремятся произвести впечатление на британский рабочий класс, подчеркивая, что в Винчестере изучали латынь». На самом деле «инфраструктура» самое обычное слово, имеет латинские корни и заимствовано из французского языка, но Черчилль никогда не упускал возможности высмеять своих политических противников[2360].

Что касается «наднациональной власти», то речь шла о плане Шумана, предложенном 9 мая французским министром иностранных дел Робертом Шуманом, который призвал европейские страны объединиться в сообщество для снижения тарифов и совместного использования ресурсов, – начать с угля и стали, – с тем чтобы вернуть конкурентоспособность на международном рынке и, самое главное, устранить монополизацию ресурсов, которая неизбежно приводила к европейским войнам. Шуман предложил провести переговоры в Париже. Правительство Эттли отказалось от участия, решение, которое Черчилль назвал «подлой позицией в такое напряженное время». Он говорил не о безоговорочном принятии плана Шумана, а о готовности его обсудить. Он добавил, что, если бы его спросили, согласился бы он «на надгосударственный руководящий орган, который может сказать Великобритании прекратить добычу угля или производство стали, а вместо этого заняться выращиванием помидоров», он бы без колебаний ответил: «Нет». Он сказал, что был против «государственной собственности и управления (или, как показала практика, неспособности управлять) промышленностью». Он указал на то, что предложение Шумана не затрагивало частный сектор промышленности, добавив: «Мы не видим причин, почему проблемы британской сталелитейной промышленности не должны обсуждаться вместе с проблемами сталелитейной промышленности других европейских стран».

Он подчеркнул безусловное достоинство плана: он свяжет Францию и Германию взаимовыгодным сотрудничеством. Это «действенный шаг», сказал Черчилль на встрече шотландских профсоюзных деятелей, для того чтобы «предотвратить очередную войну между Францией и Германией и наконец положить конец тысячелетней вражде галлов и тевтонцев. Сейчас Франция проявила инициативу, превысив мои ожидания». 27 июня во время дебатов в палате общин он сказал, что ради наступления этого дня Британия отказалась сдаваться в 1940 году: «Мы целый год в одиночку сражались против тирании, и не только из национальных интересов… Не только во имя нашей страны, но и во имя всего мира. Юнион-джек не опускался в 1940 году… Консервативная и Либеральная партии утверждают, что государственный суверенитет не является неприкосновенным и что его можно ослабить ради всех людей по всему миру, которые вместе ищут путь домой».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он предсказал последствия отказа Эттли от участия в переговорах по плану Шумана: «Отсутствие Британии нарушит европейский баланс. Я целиком поддерживаю примирение Франции и Германии и возвращение Германии в европейскую семью, но это означает, как я всегда подчеркивал, что Британия и Франция должны действовать сообща, чтобы на равных взаимодействовать с Германией, которая гораздо сильнее Франции. Без Британии в Западно-Европейском объединении угля и стали будет, естественно, доминировать Германия, как самый могущественный член объединения»[2361].

Эттли упорствовал; он не собирался отправлять министров в Париж.

Шуман провел заседания без британцев. Почти через год, в апреле 1951 года, Франция, Италия, Западная Германия, Бельгия, Люксембург и Нидерланды подписали Парижский договор, создав Европейское объединение угля и стали. Шесть стран взяли на себя обязательства создать «общий рынок» стали и угля. Это был первый шаг на пути к Европейскому экономическому сообществу и, в конечном итоге, к Европейскому союзу. Теперь 9 мая – день, когда Шуман обнародовал свое предложение в Национальной ассамблее, – ежегодно отмечается государствами – членами Европейского союза как День Европы. Процесс воплощения идеи Шумана в Европейский союз – длинная и увлекательная история, но эта история не о Черчилле. События, происходившие в другой части земного шара на той июньской неделе 1950 года, оказали влияние на взгляды Черчилля и последние годы его карьеры.

25 июня холодная война стала горячей. В этот день 230-тысячная армия Северной Кореи, при поддержке более 250 русских танков T-34 (лучших танков в мире) и такого же количества единиц тяжелой артиллерии, перешла демаркационную линию вдоль 38-й параллели и вторглась в Южную Корею. Армия Северной Кореи имела более чем двукратный численный перевес. У Южной Кореи не было танков. 27 июня, в тот день, когда в палате общин обсуждался план Шумана, Организация Объединенных Наций приняла Резолюцию Совета Безопасности № 83, призывая все государства – члены ООН оказать военную помощь Южной Корее. Москва, в течение шести месяцев бойкотировавшая заседания Совета Безопасности, не принимала участия в голосовании. На следующий день правительство Южной Кореи бежало из Сеула. За четыре недели северные корейцы заперли армию Южной Кореи и американскую 8-ю армию в юго-восточной части Корейского полуострова, у Пусана. Учитывая, что Северная Корея была сателлитом Советского Союза, Черчилль и Запад осознавали, что существует реальная возможность нападения Москвы на Европу, пока внимание США приковано к Корее. Случись такое, Европа к западу от «железного занавеса» была фактически беззащитна.

За ночь европеизм Черчилля стал намного более узконаправленным. Проблемы стали и угля могли подождать. На повестке дня остался один-единственный вопрос: создание объединенных вооруженных сил в Европе. По той же причине его атлантистское видение тоже стало более узконаправленным: Америку, оставившую Европу в 1945 году, следовало вернуть на европейскую сцену, со значительными силами.

В июне 1950 года Североатлантический договор 1949 года не подкреплялся ничем, кроме бумаги, на которой был напечатан. В 1945 году более 2,8 миллиона американских солдат и почти 300 тысяч летчиков служили в Европе. К 1946 году 90 процентов тех и других отправились домой. К середине 1950-х в Европе осталось всего 80 тысяч американских солдат и 20 тысяч летчиков.