Охотники на фазанов - Юсси Адлер-Ольсен

«Надо, чтобы она ни с кем не разговаривала, — подумала Кимми. — Надо будет сказать ей это так, чтобы она поняла».

Она инстинктивно обернулась и увидела перед собой синюю нейлоновую куртку распространителя бесплатной газеты. А что, если его послали следить за ней?

Теперь они узнали, где живет Тина. Очевидно, они также знают, что Тина и Кимми общаются. Что мешало им проследить за Тиной, когда та ходила к рекламному щиту, чтобы оставить записку? И прочитать записку?

Кимми старалась удержать разбегающиеся мысли. Разве они в этом случае не забрали бы записку? Конечно забрали бы! Или нет?

Она снова посмотрела на распространителя газет. Разве этот темнокожий человек, кое-как зарабатывающий на жизнь, раздавая занятым, спешащим и раздраженным людям кипы газет, не согласится выполнить поручение, чтобы получить лишний грош? Ему же только и надо проследить глазами ее путь по Ингерслевстаде и вдоль железнодорожного полотна! Только переместиться к спуску на станцию «Дюббёльсбро» — лучший наблюдательный пост трудно придумать. Оттуда он точно разглядит, куда она ходит. Отсюда до ее калитки и маленького домика всего метров пятьсот.

Кимми закусила губу и плотнее укуталась в шерстяное пальто.

Затем покосилась на распространителя газет и протянула ему пятнадцатитысячную купюру.

— Вот держи. Теперь ты можешь спокойно идти домой, да?

Только в старых фильмах можно увидеть черных людей, так выразительно выпучивших глаза, что белки блестят. Он смотрел на Кимми, словно худенькая рука этой женщины протягивала ему все его мечты — взнос за квартиру, маленькую лавочку, билет на родину. Жизнь под палящим солнцем среди других черных людей.

— Сегодня четверг. Ты позвонишь на работу и скажешь, что придешь только через месяц. Ты понял, что я сказала?

Туманная мгла спустилась на город, окутала и Энгхавепарк, и саму Кимми, будто пьяный угар. Все вокруг исчезло в белой пелене — сперва высотка в Конгенс Брюгхус, затем дома впереди, купол сцены в конце парка, фонтан. Влажная дымка пахла осенью.

— Эти люди должны умереть, — произнес голос в голове у Кимми.

В это утро она открывала тайник в стене и доставала из него гранаты. Глядя на дьявольские приспособления, она ясно видела всю картину. Поодиночке, одного за другим, чтобы оставшиеся тем сильнее испытали чувство страха и раскаяния.

Она улыбнулась собственным мыслям и засунула ледяные кулачки поглубже в карманы пальто. Они уже ее боятся, это доказано. Теперь эти скоты бросят все силы на то, чтобы ее найти. Они подступали все ближе, несмотря на свою трусость.

Вдруг она перестала улыбаться. Об этом последнем обстоятельстве она не подумала. Они же трусы! А трусы не станут ждать — они удерут, пока не поздно.

— Мне надо поймать их всех вместе, — произнесла она вслух. — Надо как-то так устроить, иначе они сбегут. Я придумаю, как это сделать.

В то же время голоса в голове требовали чего-то другого. Они очень упорные, и с этим ничего не поделаешь. От этого можно сойти с ума.

Кимми встала с парковой скамейки и топнула, отгоняя окруживших ее чаек.

Куда пойти?

«Милле, Милле, милая Милле», — безостановочно звучало в душе, будто мантра.

Плохой выдался день. Слишком много вопросов навалилось!

Она опустила глаза и заметила влажный налет на туфлях, оставленный туманом. Мысли вернулись к буквам, которые стояли под запиской Тины: «Т. К.». Но откуда взялось это «К»?

Это было во втором классе гимназии перед самыми каникулами, всего через пару недель после того, как Кимми дала отставку Коре Бруно, ввергнув его в уныние. Она объявила, что считает его посредственностью во всем: как в смысле талантов, так и личного обаяния. Он был просто убит.

Перед этим Кристиан долго ее подначивал.

— Слабо тебе, Кимми, — нашептывал он ей каждый день во время утреннего пения.

Днем он при всяком удобном случае то толкал ее в бок, то похлопывал по плечу, когда они стояли своей компанией, и снова повторял:

— Ну что, слабо?

Но ей было не слабо. Они следили за каждым ее шагом и все время подзадоривали. Она вытягивала ноги в проход, так что юбка поднималась еще выше, играла ямочками на щеках, выходя отвечать урок к учительской кафедре. Носила тоненькие блузочки и говорила капризным голоском. Потребовалось две недели, чтобы разжечь желание у единственного из учителей, которого все в этой школе любили. Он так загорелся, что даже смешно было на него смотреть.

Он был еще молод и недавно начал свою карьеру. Говорили, что он — лучший выпускник отделения датского языка Копенгагенского университета этого года. Он был совсем не похож на обычного учителя частной школы: помнил, какие разные люди живут за стенами этого мирка, и задавал ученикам нетипичные тексты для чтения. И вот Кимми пошла к нему и спросила, не согласится ли он стать ее репетитором перед экзаменом. И на первом же уроке он пал жертвой ее чар, измученный зрелищем этих форм, едва прикрытых тоненьким хлопчатобумажным платьицем.

Его звали Клаус, причем «у» писалось как «v». Так случилось по недомыслию отца, увлекавшегося диснеевскими фильмами.

Никто не смел открыто назвать его Клаусом Крикке,[10] однако захомутать его Кимми сумела. После трех занятий он перестал вести учет потраченных на нее часов. Он встречал ее в своей квартире уже наполовину раздетый, хватал в объятия и покрывал бесчисленными поцелуями, неустанно лаская ее обнаженную кожу. Он весь пылал неутолимой страстью, которая сжигала его разум, уже не думал о посторонних ушах, о чьих-то недобрых взглядах, о каких-то правилах и санкциях.

Она собиралась сама рассказать обо всем ректору школы и заявить, что Клаус ее принудил. Хотелось посмотреть, что из этого получится — сумеет ли она и тут справиться с ситуацией?

Однако план сорвался.

Ректор вызвал к себе обоих вместе. Заставил посидеть в приемной у кабинета, мучаясь неизвестностью. Секретарша присутствовала в качестве дуэньи.

С этого дня Клаус и Кимми больше не разговаривали.

Что потом с ним стало, ей было неинтересно.

Когда сама Кимми вошла к ректору, ей объявили, что она может собирать вещи: автобус на Копенгаген отправляется через полчаса. Школьную форму надевать не обязательно, и даже лучше этого не делать. С данной минуты она может считать себя исключенной.

Прежде чем взглянуть в глаза ректору, Кимми долго разглядывала красные пятна, проступившие на его лице.

— Ты, чувак… — Она сделала паузу, давая ему осознать, как невежливо она к нему обращается. — Может, мне и не поверишь, но он меня заставил. И желтые газетки с большой радостью поверят мне, а не тебе и не ему. Представляешь, какой скандал! Учитель изнасиловал ученицу, здесь у вас! Нравится тебе это?

За молчание она потребовала самую малость — не сообщать о случившемся родителям. А из школы она уйдет хоть сейчас, это ей все равно. Ректор возмутился. Сказал, что школе неприлично брать деньги за услуги, которые она не оказывает. Кимми оторвала уголок от первой попавшейся на столе книжки и написала номер банковского счета.

— Вот, — сказала она. — Можешь переводить деньги за обучение мне.

Ректор глубоко вздохнул. Его сложившийся за десятилетия авторитет рухнул в один миг от одной маленькой бумажонки.

От детской площадки доносились звонкие голоса. Кимми подняла взгляд и ощутила, как вместе с туманом на нее нисходит спокойствие.

На площадке было только два ребенка с няней. Детишки бегали вперевалочку, играя в догонялки между лесенками и горками, которые имели по-осеннему заброшенный вид.

Она вышла к ним из тумана и остановилась, разглядывая девочку. Та держала в руках какую-то вещь, а мальчик хотел ее отнять.

И у нее была когда-то такая девочка!

Кимми заметила, что при ее появлении встревоженная няня встала со скамейки: ведь она вынырнула из кустов в грязной одежде и с непричесанными волосами.

— Вчера у меня был другой вид, посмотрела бы ты на меня тогда! — крикнула Кимми няне.

Будь на ней вчерашние шмотки, в которых она прогуливалась на вокзале, та встретила бы ее иначе. Может быть, даже заговорила бы с ней. Выслушала бы ее.

Но сейчас няня ничего не желала слушать. Она выскочила вперед и встала, раскинув руки, решительно перегораживая Кимми дорогу и одновременно подзывая к себе детей. Дети не слушались. Такие шалунишки никогда сразу не слушаются, неужели девчонка этого не знает? Кимми стало смешно, и она расхохоталась няньке прямо в лицо.

— Да идите же вы сюда! — истерически закричала нянька, глядя на Кимми как на заразную.

Тогда Кимми шагнула вперед и стукнула няньку: нечего делать из нее какое-то чудовище!

Та упала и стала кричать, чтобы Кимми прекратила драться, а то, мол, я сделаю так, чтобы тебя размазали по стенке. За меня, дескать, есть кому заступиться.