Охотники на фазанов - Юсси Адлер-Ольсен

Карл глубоко вздохнул. Пройти мимо этой конторы было то же самое, что отвергнуть все искушения, какие только упоминаются в Библии. Он так и слышал хохот врага рода человеческого. Если он позвонит в дверь, поднимется в контору и начнет расспрашивать Бента Крума, то не пройдет и десяти минут, как услышит в трубке голос директора полиции. И тогда конец отделу «Q» и Карлу Мёрку!

Мгновение он колебался, пытаясь вернуть себя на стезю принудительной праздности и склоняя к благоразумному решению отложить беседу до более подходящего случая.

«Умней всего — пройти мимо!» — думал Карл, а палец, словно живя собственной жизнью, в это время уже давил на кнопку домофона. Ну и плевать, если кто-то пытается тормозить его расследование! Бент Крум должен быть допрошен. И чем раньше, тем лучше.

Покачав головой, Карл отнял палец от звонка. Как и прежде с ним бывало уже тысячу раз, он опять поддался дурацкой привычке все решения принимать самостоятельно. Низкий женский голос коротко предложил подождать. Через мгновение послышались шаги по лестнице и за стеклянной дверью появилась женщина — изысканного вида, с шалью авторской работы на плечах и в простенькой шубке: примерно на такую Вигга в период их совместной жизни готова была любоваться часами, замерев перед витриной «Биргер Кристенсен» на Стрёгет. Можно подумать, ей удалось бы в этой шубке выглядеть столь же шикарно! Как бы не так: если бы Вигга ее получила, то к настоящему времени эту шубку давно постигла бы печальная судьба других вещей: ее бы разрезали, перекроили и перешили до неузнаваемости, чтобы какой-нибудь из ее любовников-живописцев получил должным образом задрапированную модель для картины.

Женщина отворила дверь и улыбнулась той белозубой улыбкой, которую можно купить только за хорошие деньги.

— Очень сожалею, но я как раз собралась уходить. Мой муж здесь по четвергам не бывает. Может быть, вы договоритесь с ним на другой день?

— Нет, я…

Карл по привычке сунул руку в карман за жетоном, но там было пусто. Он хотел сказать, что работает над одним расследованием и от ее мужа требуется только ответить на несколько рутинных вопросов. Но сказал нечто другое:

— Ваш муж на площадке для гольфа?

— Насколько я знаю, мой муж не играет в гольф. — Она взглянула на него с недоумением.

— Ну что ж, — тяжело вздохнул Карл. — Мне очень жаль, что приходится это сказать. Но нас с вами обоих обманывают. К сожалению, ваш муж сейчас проводит время с моей женой. И теперь я хочу наконец узнать, чего мне ждать дальше.

Он старательно напускал на себя несчастный вид, одновременно наблюдая, как примет эту новость ничего не подозревающая женщина.

— Извините меня. — Карл осторожно прикоснулся к ее локтю. — Мне очень жаль, что так вышло. Я поступил нехорошо. Еще раз простите.

Затем он повернулся и двинулся в направлении Ордрупа, сам несколько пораженный тем, как пристали к нему негуманные методы Ассада. «Нехорошо поступил»! Это было еще очень мягко сказано!

Нужный дом на Киркевей обнаружился прямо напротив церкви. Крытая стоянка для трех машин, две лестничные площадки, кирпичный дом для садовника, длинная каменная садовая ограда, недавно оштукатуренная, и сама вилла площадью метров в пятьсот-шестьсот — будто дворец. Столько латуни на дверях нет и на королевской яхте «Даннеброг». Назвать это скромным и непритязательным жилищем означало бы серьезно погрешить против истины.

Карл с удовлетворением отметил, что за окнами бельэтажа движутся какие-то тени. Значит, шанс есть.

Горничная, открывшая дверь, выглядела изможденной, но согласилась «сходить за Кассандрой Лассен и привести ее», если возможно. Он сперва удивился выражению «сходить и привести», но оказалось, что оно здесь подходит как нельзя лучше.

Из гостиной сперва послышалась громкая и сердитая тирада, но потом раздался возглас: «Молодой человек, говоришь?»

По виду хозяйки сразу становилось ясно: это дама из высшего общества, знававшая лучшие дни, чем сейчас, и более интересных мужчин, чем вице-комиссар полиции Карл Мёрк. Лощеных, стройных красоток из журналов вроде «Ее жизнь» Кассандра Лассен уже не напоминала: что ж, за тридцать лет многое может измениться. Японское кимоно было надето так небрежно, что шелковое белье под ним выглядело неотъемлемой частью ее туалета.

При виде Карла она сразу же поняла, что перед ней настоящий мужчина, очевидно, это еще продолжало ее интересовать. Разговаривая, дама сильно жестикулировала, размахивая длинными ногтями прямо перед лицом собеседника.

— Да заходите же скорей, — начала она, приближаясь к Карлу. От нее несло перегаром, впрочем, вполне благородного происхождения: Карл определил, что это было солодовое виски. Знаток, вероятно, назвал бы даже год и прочие подробности — густой запах вполне это позволял.

Повиснув на руке у гостя, Кассандра повела его в ту часть бельэтажа, которую, понизив голос, назвала «my room».[11]

Там Карл был усажен в кресло, очень близко придвинутое к ее собственному, так что его лицо оказалось прямо напротив ее набрякших век и отвислой груди. Историческое событие!

Но такой интерес к гостю сохранялся лишь до тех пор, пока он не объявил ей, какое дело его сюда привело.

— Вы хотели узнать что-то о Кимми? — Она прижала руку к груди, что должно было означать: либо ты сейчас же уйдешь, либо я больше не выдержу.

Но в нем заговорило мужицкое упрямство ютландского крестьянина.

— Я пришел, потому что наслышан о благородных манерах, принятых в этом доме. Что здесь всегда встретишь любезный прием, по какому бы делу ни пришел.

Однако лесть не возымела действия. Тогда Карл взял со стола графин и наполнил бокал Кассандры, надеясь, что хоть это ее смягчит.

— А что, девчонка еще жива? — спросила хозяйка без малейшего намека на сочувствие.

— Да. Проживает на улицах Копенгагена. У меня есть ее фотография, хотите посмотреть?

Она зажмурилась и отвернулась, будто он сунул ей под нос собачье дерьмо.

Господи! Только этого ей не хватало для полного счастья!

— Не могли бы вы мне рассказать, что подумали вы и ваш муж в восемьдесят седьмом году, узнав, что Кимми и ее друзья попали под подозрение в уголовном деле?

Она снова прижала руку к груди, но на этот раз, кажется, стараясь собраться с мыслями. Затем выражение ее лица изменилось: здравый смысл вступил во взаимодействие с виски.

— Знаете что, мой друг, честно говоря, мы были тогда не очень-то в курсе. Понимаете, мы много путешествовали. — Она повернулась к нему лицом и постаралась сориентироваться в обстановке. — Как говорится, путешествия — это эликсир жизни. Мы с мужем нашли множество замечательных друзей. Наш мир — дивное место. Как по-вашему, господин…

— Мёрк. Карл Мёрк. — Он слегка поклонился. Такую черствость найдешь, пожалуй, разве что в сказках братьев Гримм! — Да, вы, наверное, правы.

Ей незачем знать, что, кроме единственной туристической поездки на автобусе на Коста-Брава, где Вигга общалась с местными художниками, а Карл жарился на пляже с пенсионерами, он никогда особо не отдалялся от Копенгагена.

— Вы думаете, были какие-то основания подозревать Кимми? — спросил он.

Она поджала губы, вероятно, в попытке придать своему лицу серьезное выражение:

— Знаете что? Кимми была никчемной девчонкой. Она даже дралась. Да, да! Когда была еще совсем маленькой! Колотила руками, как барабанными палочками, когда что-то было ей не по нраву. Вот так! — Женщина попыталась продемонстрировать, как это выглядело, отчего спиртной дух разнесся по всей комнате.

«Какой нормальный ребенок не пытался это проделывать? — подумал Карл. — Тем более при таких-то родителях!»

— Да что вы! И когда подросла, она вела себя так же?

— Еще бы! Ужасная была девчонка! Какими только словами меня не обзывала! Вы себе представить не можете!

Почему же, вполне мог.

— И еще путалась с кем попало.

— Путалась?

Женщина принялась растирать руки, покрытые тонкими синими жилками. Только тут Карл разглядел, что ее суставы искорежены подагрой. Бокал уже был пуст — ну что же, у каждого свое обезболивающее.

— Так вот, она вернулась из Швейцарии и стала кого попало водить в дом. Скажу напрямик: она могла спариваться, как животное, не позаботившись и дверь закрыть, даже если я была дома и могла пройти мимо! — Женщина покачала головой. — Нелегко мне пришлось, оставшись одной, господин Мёрк. — Она поникла и посмотрела на него помрачневшим взглядом. — Да, к тому времени Вилли, отец Кимми, уже забрал свои вещи и был таков. — Она вновь отпила из наполненного бокала. — Как будто я стала бы его удерживать! Этот старый… Вы тоже одиноки, господин Мёрк?

Она кокетливо улыбнулась, показав потемневшие от красного вина зубы, и с ясным намеком повела плечами. Это выглядело карикатурно.