Филькина круча - Анна Чудинова

даже и не пытался ускориться, он шел ровно так, как и всегда, короткими шагами и медленно. Холодные капли сыпались копьями на непокрытую голову Марины, мочили щеки и голые кисти рук. Порывистый ветер лапал ее под курткой.

– Пойдем же скорее! – она толкнула сына вперед.

Марина пыталась обходить лужи, но ей это едва удавалось. Тряпичные кроссовки с каждым шагом набирали все больше воды. Через сотню метров набряклые найки стали мерзко хлюпать. Холодная влага поднималась все выше по ступням, растекалась реками по телу и, казалось, вот-вот затопит Марину изнутри. Она уже ничего не видела вокруг, все ее существо превратилось в одно сплошное чавканье. Стиснув зубы, Марина крепко держала Антона под руку и считала шаги. Через сквер, мимо магазина, дальше по узкой грунтовке между сгоревшими бараками бомжей и стройкой – до самого их дома, торчавшего белой свечкой на фоне темного хмурого неба. Капли били по голове. Били, били, били. Марина все никак не могла отделаться от чувства, что она тает под этой водой, исчезает, как затертый шагами прохожих рисунок, начерченный мелом на асфальте. Марина глянула на сына: Антон довольно улыбался. Из наушников его доносилась бойкая трескотня громкой музыки.

Почти у самого дома Антон дернул Марину так сильно, что она, чтобы не свалиться в огромную лужу, прыгнула в сторону и вляпалась ступнями в вязкий, еще не поросший травой газон. Выбираясь из бурой трясины, Марина набрала на кроссовки липкие комья земли.

В лифте Марина все смотрела и смотрела на свои старенькие найки. Мокрые, с ободками налипшей коричневой грязи, такие убитые и жалкие. И ее вдруг заколотило крупной дрожью. Подбородок трясся, зубы стучали. Она подняла глаза. Антон впервые за время похода в больницу и обратно домой посмотрел на мать. Марина безотрывно сверлила сына взглядом. Кажется, она увидела в нем что-то такое, что показалось ей проявлением самого дьявола, и оттого, что она заметила это, дьявол ужаснулся сам. Марина откинула назад голову и громко, трясясь всем телом, загоготала.

Когда лифт, дзинькнув, объявил восьмой этаж и раскрылся, Марина вытащила руку из-под локтя сына и понеслась к двери их квартиры.

– Мам! – промычал Антон. – Мама!

Не обращая на него никакого внимания, Марина нащупала ключом скважину, отперла замок и ввалилась внутрь. Не разуваясь, отставляя мокрые грязные следы на чистейшем светлом паркете, она прошла в кухню. Через несколько секунд она вышла оттуда с самым большим кухонным ножом. Она стояла в коридоре и улыбалась Антону. Улыбка ее была безумная, растянутая, дрожащая. Рука сжимала толстую рукоятку ножа. Второй рукой она судорожно искала что-то в сумке. Антон смотрел на нее не шелохнувшись. Марина наконец нашла сотовый телефон, быстро пальцами набрала что-то на экране, пробежала глазами по выскочившему тексту и тут же поднесла трубку к уху.

– Алло, – прохрипела она. – Демонтаж оконных решеток? Да… да… одно окно… демонтаж… Хорошо… Адрес… Так, Солнечный переулок, тридцать два, квартира двадцать четыре… Можно завтра… Сейчас? Хорошо, давайте сейчас… я пока все подготовлю…

Марина нажала отбой. Она все еще не могла отдышаться.

– Мама, зачем? – спросил Антон. Глаза его испуганно бегали.

– Хватит! – крикнула Марина. – Тебе ясно? Хватит!

Она побежала в комнату к сыну. Антон все еще стоял в коридоре и не решался пойти за ней. Он никак не мог отвести взгляд от грязных следов на полу. Из детской раздался грохот. Антон аккуратно снял свои ботинки и потихоньку подошел к своей комнате.

– Хватит! – орала Марина. – Хватит! Хватит!

С каждым выкриком она всаживала нож в круглый динамик музыкальной колонки сына. Тонкое острое лезвие входило в упругую поверхность с присвистом. На выходе же оно оставляло после себя все новые и новые рваные черные лохмотья. Марина кричала и кричала, а ее голос, наконец-то вырвавшийся из глотки, не мог вылететь сквозь закрытое окно и тихонько просачивался в поры стен.

– Мама! – В глазах Антона стояли слезы.

Прикончив одну колонку, Марина принялась за вторую. Она кромсала мягкие динамики и долбила деревянный остов основы. Тонкие щепки отлетали на красный ковролин и усыпали густой ворс белыми иглами.

– Это все ты! – Марина зашипела, подскочила к Антону и двумя резкими движениями вытащила из его ушей наушники. – И твой похотливый папаша! Сколько я молилась за вас! Хотела, чтобы вам было хорошо и приятно. Жила вами… Тобой… Антоша…

– Отдай! – бессильно вымолвил Антон, но Марина выставила вперед руку с ножом. Лицо ее расплылось в дикой улыбке.

Антон замотал головой и попятился назад, а Марина упала на пол и продолжила втыкать нож во все, что попадалось ей под руку.

– Это ты… ты… ты… ты…

И только когда в коридоре хлопнула входная дверь, Марина вдруг остановилась. Она опустила руку. Пальцы разжались сами собой, нож выскользнул и упал на пол, на слой деревянных щепок. Дождь устал, и по подоконнику закапали редкие капли. Сквозь квадраты решетки окна Марина увидела на сером бархате неба радугу.

– Черт. – Марина поднялась с колен и выскочила за сыном на улицу.

Марина бежала той дорогой, что они шли к дому. Ни во дворе, ни у магазина, ни между бараками и стройкой, ни даже в сквере – Антоши нигде не было. Марина рыскала глазами между парковых лип и лиственниц и не находила знакомой фигуры. Каждый, у кого она спрашивала о долговязом мальчике в черной куртке, пожимал плечами, мотал головой, а то и вовсе молча пробегал мимо, притворившись, что ничего не расслышал. Марина понимала, что у нее совсем нет времени. Без музыки у Антона начнется припадок, а в ушах у него сейчас нет ни единой мелодии. Боже, Боже, что же она натворила? Марина остановилась между деревьями. Она отчаянно дергала головой по сторонам, но ее взгляд ловил лишь пустые пейзажи. Ногти впились в ладони. Никого.

Марина подняла голову. В клубах серых туч показалась форточка в лазурное небо. Мимо Марины порскнула маленькая птичка. Глаза ухватились за нее: пичужка взмыла над мокрой от дождя сторожкой автостоянки и скрылась за маленьким домиком.

Марина обошла автостоянку, дошагала до небольшого железного мостика над трубой теплотрассы. За ним на заброшенном пустыре, в высокой жухлой траве что-то зашевелилось.

– Ися, зачем мы здесь пошли? – из-за травы Марина услышала голос уборщицы.

– Мам, он меня зовет! – тут же послышался голос мальчика.

– Да кто он? – спросила показавшаяся из-за бурьяна Мадина. Заметив Марину, она остановилась. На лице ее было выражение, как будто она увидела призрак. Она заслонила собой черноволосого сына.

Высокие, все еще тугие стебли травы в середине пустыря снова зашевелились. Из бурьяна