Подвал. В плену - Николь Нойбауэр

Папа поднялся, его глаза налились кровью. Таким Оливер его еще не видел. Папа ведь никогда не уставал. Он просто не мог устать.

– Оливер, qu’est-ce… Что случилось?

– Мой мобильник… Они его забрали, когда я… ну, ты знаешь. Мне нужен новый мобильник.

Отец пристально уставился на сына, тот не двигался. Теперь только бы не покачнуться, не отвести взгляд, не убежать. Он это заслужил, первый раз в жизни.

– Правильный ответ: «Agnus dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis, dona nobis pacem». А кто дал правильный ответ? О-о-о-о-х! Никто! – надрывался голос в телевизоре.

И тут он снова вспомнил перевод этой строчки. «Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира, помилуй нас». Продолжение молитвы выпало из памяти. Но наверняка это не так уж и важно.

Папа снова плюхнулся на диван.

– Конечно. Купи себе, какой захочешь.

Оливер развернулся и ушел, потом бросился бежать. Телевизор позади него кричал так громко, что Оливер хотел заткнуть уши.

Miserere nobis.

Помилуй нас.

– Еще пива? – Ханнес постучал пальцем по бутылке. – Тебе ведь не придется больше садиться за руль.

Вехтер покачал головой и сложил руки на животе, в котором покоились ореховая запеканка с краснокочанной капустой, клецки и две бутылки пива «Фолльмонд». От этого комиссар сделался сонным. В кафельной печке потрескивали дрова, сверху клубком свернулась кошка. Он ей позавидовал. У них это получилось – не говорить весь вечер о работе. Как будто они ушли в небольшой отпуск.

– Это было хорошо, Йонна, очень вкусно. Что там внутри? Орехи, грибы и…

– Каштаны.

Живые глаза Йонны наблюдали за Вехтером из-за стекол очков. Он снова задался вопросом, что же она о нем думает. Он задавал себе много вопросов о ней.

Девочка просунула голову в комнату, приоткрыв дверь. Наверное, это старшенькая Ханнеса, Лили. Она положила тонкую руку на дверной косяк, лицо из-за косметики казалось маской. Кстати, напрасно она ею злоупотребляет. У Ханнеса растет настоящая красавица.

– Можно мне чипсы?

– Можно мне чипсы что? Рассортировать? – Ханнес даже не взглянул в ее сторону.

– О господи, ну съесть, конечно.

– А ты не хочешь чего-нибудь существенного?

Лили взглянула на остатки запеканки и поморщилась, высунув язык:

– Эту мешанину с капустой? Однозначно нет.

– Да ешь, что хочешь.

Девочка ворвалась в кухню, застучала дверцами шкафов, а потом убежала, захлопнув за собой дверь.

Ханнес и Йонна переглянулись. С верхнего этажа донеслись глухие басы колонок, и кто-то запел: «Ich bin die Stimme aus dem Kissen»[37]. Ханнес хотел встать, но жена удержала его одним взглядом:

– Оставь ее.

За столом воцарилось молчание, тяжелое и черное, так что Вехтеру пришлось нарушить его:

– Как поживает твоя диссертация, Йонна?

– Ах, сидя с Лоттой, я слишком мало успеваю, – кивнула она в ответ. – У меня проблема: мой научный руководитель хочет уйти на пенсию. Она просто ожидает, когда я закончу свой труд. И паники никакой не было бы, если бы я работала эффективнее.

– Какая у тебя тема, напомни?

– Ну, грубо говоря, влияние биогазовых установок на глобальное потепление. Только в пределах Германии, это как часть мозаики от общего объема. Если бы по крайней мере европейские страны собрали эти цифры, можно было бы уже многого достичь.

– Мне казалось, биогаз – хорошая штука.

Йонна горько усмехнулась:

– Что может быть хорошего в том, что мы сжигаем еду на полях?

Ветер швырнул ком снега в оконное стекло.

– Я пока еще не замечаю потепления климата, – ответил Вехтер.

– А оно уже здесь. – Йонна начертила в воздухе невидимую карту Европы. – Можешь себе это представить как узоры на мраморе. Климат изменяется, но не равномерно. Потоки воздуха и температуры выглядят как вихри. Это как если бы ты размешивал краску в воде. В одном месте она будет светлее, в другом – темнее. – Ее изящные эльфийские пальчики рисовали завихрения в воздухе.

– Значит, Испания превратится в пустыню. А мы? – спросил Вехтер.

– А у нас тут задница полная, – вмешался Ханнес. – Эта зима только началась. Купи себе хорошие лыжи, пока еще можешь.

– Да-а-а, покатаемся на лыжах! – взвизгнул Расмус, и взрослые не удержались от смеха. Ханнес поцеловал сына в лоб:

– Научись сначала кататься на коньках, гномик.

Пришлепала из своей комнаты маленькая Лотта, босая, несмотря на самую холодную зиму столетия, залезла на колени к Йонне, никого не спросив, и задрала ей футболку. Вехтер не знал, на что ему смотреть, и уставился на Ханнеса. Ханнес же смотрел на Йонну и на детей, словно весь мир вокруг провалился к чертям, в его глазах поблескивали огоньки свечей и что-то другое.

Он добрался. Впервые Вехтер понял, почему Ханнес сбежал из северной части города в эту богом забытую деревеньку – бороться с сорняками, курами и проселочной дорогой, почему плясал на празднике зимнего солнцестояния и больше не ел мяса. Это был не кризис среднего возраста. Он нашел то, что должно было удержать его любой ценой. И лишь одно нарушало эту картину.

Кого-то не хватало. На втором этаже сидела девочка, которая не вписывалась в эту идиллию возле камина.

Вехтер в один миг почувствовал себя незваным гостем.

– Йонна, когда вы тут с Лоттой закончите, я буду собираться, – сказал он.

– Как? Уже? – удивился Ханнес. – Побудь еще немного. Йонна подвезет тебя потом до городской железной дороги.

– Я могу и такси вызвать.

Ханнес переглянулся с женой.

– Такси «Луиджи» сегодня не работает, правда? Ты же на нем по средам обычно добираешься из пивной. Забудь об этом. Йонна тебя отвезет, считай, что договорились.

– Да, Михаэль, я с удовольствием отвезу. Ох, посмотри-ка, теперь она заснула.

Вехтер не смотрел, просто встал рядом.

– Я бы еще раз воспользовался…

– Наверху, в конце коридора, ты же знаешь.

На втором этаже в коридоре было темно, только из одной открытой комнаты лился свет. Вехтер постучал по дверному косяку. Девочка сидела на разложенной кровати, в ее волосах запутался кабель от наушников. Она вздрогнула, когда он постучал. У нее были зеленые глаза. Как у Ханнеса.

– Чего надо?

– Я не собирался тебе мешать, просто хотел попрощаться. Приятно было с тобой познакомиться. Я вообще не знал, что у Ханнеса есть старшая дочка.

Вехтер тут же пожалел, что ляпнул это.

– Да, это на него похоже! – фыркнула Лили. – Про меня он никому не рассказывает. Я не вписываюсь в их идеальную семейку.

– Ты и правда есть не хочешь? Запеканка, кстати, очень вкусная.

– О господи, только не это! – Лили вытащила наушники-затычки и бросила их на покрывало. – Я здесь вообще есть не могу. И даже запаха этой еды не переношу.

– Не такая, как дома?

– Здесь все не такое, – заговорщически шепнула она, наклонившись к Вехтеру. – Эта тетка не в своем уме. Все время что-то вяжет. И Рождество не празднует. Промыла моему папе мозги, так-то.

В один миг она превратилась в маленького ребенка, потерпевшего кораблекрушение в море из покрывал. У Вехтера в голове всплыл образ Оливера с рыжими локонами и бесцветными глазами, еще одного ребенка, который тоже казался очень маленьким среди громадной мебели для взрослых.

– Я вообще все здесь считаю дерьмом… Хочу домой. Я хочу знать, где моя мама, – сказала Лили.

– А что с ней?

Девочка пожала плечами:

– Понятия не имею. Устраивает где-то вечеринки. Но зря я вам все это рассказываю, вы ведь все равно ничего не знаете.

– Наверное, нет.

Как же она права! Что он вообще знает об этом мире?

– Тосковать по дому мне приходилось нечасто. Я потерял свой дом примерно в твоем возрасте. Как я, старый дурак, могу еще что-то об этом помнить? – Он постучал себя кулаком по лбу. – Честь имею.

– Подождите!

Вехтер остановился. Хотя стоило уже поторопиться в уборную.

– Что такое?

– Извините. Ну правда. Я ведь не знала.

– Да ничего. Спускайся вниз, девочка. Они тебя ждут.

Он исчез до того, как успел пожалеть о последней фразе. «А может, это так и есть на самом деле. Может, это вовсе и не ложь во спасение заблудшей девочки», – думал он, шагая по коридору. Она могла бы остаться здесь. А его этот дом снова выплюнет в темноту, на дорогу, которая приведет его в квартиру, полную коробок после переезда.

Глава 7

Летящий снег

Лили сидела за завтраком, втянув голову в плечи и зажав ладони между коленок, совсем как в детстве, когда она рвала книги, роняла стаканы с соком на кухне и разрисовывала обои черными фломастерами. Как и тогда, сейчас она тоже молча смотрела перед собой на стол, словно всем телом говоря: «Я не слушаю. Я не слушаю. Я не слушаю».

– Ты точно знаешь, почему я устраиваю этот разнос.

Ханнес стукнул кошельком о столешницу. Позавчера здесь лежала двадцатка. По дороге к двери он все еще раз тщательно проверил, но внутри лишь звенело несколько центов в отделении для мелочи. Это был уже третий раз с тех пор, как Лили поселилась у них.