Властелин колец - Джон Толкин

Кто там плачет? Не время плакать!

Павший умер светло и славно.

Плач пристал не бойцам, а женам.

Нас же требует поле битвы!

Но и по его лицу текли слезы.

– Пусть воины из королевской свиты останутся при павшем и с почетом вынесут тело Короля с поля боя, пока здесь не разыгралось новое сражение, – приказал он наконец. – Но пусть позаботятся и о павших дружинниках Короля!

Он оглядел убитых, вспоминая каждого по имени, – и вдруг увидел сестру свою Эовейн. Узнав ее, он застыл не дыша, как человек, остановленный на полуслове стрелой в сердце. Лицо его смертельно побледнело, кровь застыла от гнева, слова замерли на устах, дух охватило безумие.

– Эовейн! – вскричал он наконец. – Откуда ты здесь?! Что это? В своем ли я уме?.. Или это злые чары? Смерть! Смерть! Смерть! Смерть всем нам!

И, ни с кем не советуясь, не дожидаясь, пока подойдут гондорские отряды, он вскочил на коня и, протрубив наступление, помчался навстречу бесчисленному вражескому войску. Его сильный голос перекрыл все остальные голоса:

– Смерть! Смерть! Вперед, к смерти и концу света!

Войско Рохирримов устремилось за ним. Песня смолкла, и голоса воинов слились в один. «Смерть!» – гремело над полем. Лавиной пронеслись всадники мимо павшего Короля и обрушились на южную окраину Пеленнора.

Только хоббит Мериадок остался стоять где стоял, ничего вокруг не видя от горя. Никто не окликнул его, никто не обратил на него внимания. Он смахнул слезы, нагнулся за щитом – подарком Эовейн – и, закинув его на плечо, принялся искать меч, который выпустил из пальцев, когда нанес удар Черному Королю, – рука мгновенно онемела, так что теперь ему повиновалась только левая. Оружие свое Мерри нашел быстро, но – странное дело! – клинок дымился, как ветка, вынутая из огня. Вдруг меч изогнулся, стал коробиться – и наконец рассыпался в пепел[562].

Так исчез клинок, найденный хоббитами в Курганах, выкованный людьми Закатного Края. Такой судьбой своего детища оружейник, что в давние времена долго и терпеливо трудился над этим кинжалом, мог бы гордиться – ибо ковал он его в Северном Королевстве, когда нуменорцы были еще молоды, а главным их врагом был Чернокнижник, король страшного Ангмара. Никакое другое оружие, даже в руке наисильнейшего из богатырей, не смогло бы нанести Призраку столь страшной раны, ибо старинный кинжал, пронзив неумирающую плоть Назгула, разрушил заклятие, подчинявшее невидимые мышцы воле Черного Короля.

Покрыв плащами древки копий, роханцы положили на эти немудреные носилки тело Короля и направились к городу; другие воины бережно подняли Эовейн и на таких же носилках понесли ее следом. Вынести с поля битвы всех было невозможно: только из королевской свиты рядом с Теоденом пало семеро, и среди них – Деорвин[563], начальник королевской дружины. Роханцы сложили их тела подальше от полегших врагов и огородили копьями, а когда битва закончилась, предали огню труп чудовища и выкопали могилу для Снежногрива, поставив на ней камень с надписью на языках Гондора и Рохана:

Смертью стреножен, здесь лежит Снежногрив:

Службу верную нес он, но пал, седока убив.

На могиле Снежногрива выросла трава, зеленая и высокая, но навечно остался бесплодным черный круг на месте кострища, где сожгли чудовище.

Медленно и грустно брел Мерри в хвосте процессии, не обращая больше внимания на битву. Разбитый и усталый, он дрожал, словно от холода. Ветер принес с Моря дождевые тучи; мир словно оплакивал Эовейн и Теодена, но этот же дождь потоками серых слез гасил пожары в Минаc Тирите. Как сквозь туман хоббит увидел перед собой первые ряды защитников Гондора. Князь Имрахил, подъехав ближе, натянул поводья.

– Кого несете, мужи роханские? – спросил он.

– Короля Теодена, – ответили ему. – Он мертв. Войско возглавил король Эомер. Вон вьется по ветру белый султан его шлема!

Князь спешился, и встал на колени перед носилками, и пролил слезу над Королем, – а поднявшись, взглянул в лицо Эовейн и в изумлении отпрянул:

– Кто это? Женщина?! Ужели жены Рохирримов тоже взяли в руки оружие и пришли к нам на помощь?

– Лишь одна, – ответствовали роханцы. – Это королевна Эовейн, сестра Эомера. Мы не знали, что она среди нас, пока не нашли ее мертвой на поле боя – и вот теперь оплакиваем.

Красота Эовейн не укрылась от взора князя, хотя лицо королевны было холодно и бело; он склонился, чтобы лучше рассмотреть королевну, тронул ее руку – и вдруг обернулся к всадникам.

– Мужи роханские! – воскликнул он. – Есть ли среди вас лекарь? Она ранена, и, может статься, смертельно, но смерть еще не забрала ее!

Он снял с руки гладкую стальную перчатку, приблизил к холодным губам Эовейн, и – диво! – поверхность металла слегка запотела.

– Нельзя терять ни минуты! – воскликнул князь и тут же распорядился отправить в Город конного гонца за помощью для королевны, а сам, низко поклонившись павшему, вскочил в седло и поспешил туда, где кипела битва.

Между тем на полях Пеленнора с новой силой гремел жестокий бой. К небу летели яростные, отчаянные крики; ржали кони, звенело оружие. Играли рога и трубы: задрав хобот, оглушительно трубили мумакилы, понуждаемые к битве. Под южной стеной пехота Гондора сшиблась с моргульскими полками, все еще достаточно сильными. Всадники поскакали на восточный край поля к Эомеру. Среди них были и Хьюрин Стройный, Хранитель Ключей, и повелитель Лоссарнаха, и Хирлуин с Зеленых Холмов, и блистательный князь Имрахил в окружении своих рыцарей.

Помощь подоспела вовремя. Ибо удача изменила Эомеру, и отчаянная ярость нового короля Рохана обернулась против него. Первый бешеный натиск разбил ряды врагов; роханцы мощными клиньями врезались во фланговые отряды южан, сея среди них опустошение, – но туда, где маячили огромные силуэты мумакилов, кони идти отказывались. Они поднимались на дыбы, бросались в сторону, и звери–исполины по–прежнему безраздельно царствовали над полем битвы, возвышаясь над сражающимися, как могучие крепости. Харадцы теснились под этим мощным прикрытием, недосягаемые для атакующих. Еще в начале боя харадцы в три раза превосходили роханцев числом, но это было вначале. Новые и новые отряды врага подходили со стороны Осгилиата, и не было им конца. До сих пор, правда, подкрепление держалось в тылу, ожидая только приказа, чтобы в конце битвы наброситься на Город, разрушить его, разграбить и опустошить. Теперь, когда Черный Король погиб, Готмог[564], предводитель моргульских орков, сам повел свои полки в бой. За орками, размахивая топорами, тучей двинулись люди с востока, а за ними – вариаги из Кханда[565], южане в красных одеждах и черные гиганты из Дальнего Харада, похожие на троллей, с белыми глазами и алыми языками. Часть этого смешанного полчища устремилась в тыл роханцам; часть двинулась наперерез, намереваясь остановить гондорские отряды и не допустить, чтобы те соединились с роханскими всадниками.