Властелин колец - Джон Толкин

Это была Эовейн – и в то же время Дернхельм. Мерри внезапно припомнилось юное лицо воина в Дунхарге – лицо человека, который, отбросив последнюю надежду, идет искать смерти. Сердце Мерри исполнилось жалости и великого удивления, и тут хоббичье мужество, которое разгорается медленно, но горит ярко, наконец проснулось в нем. Он сжал кулаки. Допустить, чтобы она погибла, такая прекрасная и отчаявшаяся?! Ну нет! Она здесь не одна! У нее есть защитник!

Враг не смотрел на Мерри, но тот все еще боялся пошевелиться. Как бы не упал и на него этот страшный взгляд!.. Хоббит медленно пополз вперед, но Черный Король, со злобой и сомнением вперившийся в стоявшую перед ним Эовейн, обращал на хоббита не больше внимания, чем на какого–нибудь копошащегося в грязи червяка.

Резко запахло падалью: гигантская тварь взмахнула крыльями, взвилась и с пронзительным криком стала падать на Эовейн, выставив когти.

Но Эовейн не дрогнула: дочь королей, дева племени Рохирримов, тонкая и твердая, как стальное лезвие, прекрасная и грозная, она уверенно нанесла сокрушительный удар. Меч перерубил вытянутую шею чудовища; уродливая голова, словно камень, с глухим стуком покатилась по земле. Эовейн отскочила от тяжелого тела, которое рухнуло в траву, распластав крылья. Все вокруг озарилось, и восходящее солнце облило волосы королевны золотым блеском.

Над трупом чудовища поднялся Черный Всадник – высокий, как башня, грозный и неумолимый. С криком ненависти, вонзившимся в уши хоббиту, как отравленная игла, он поднял булаву и резко опустил ее. Щит Эовейн раскололся на мелкие кусочки, рука хрустнула и повисла. Эовейн упала на колени. Король–Призрак навис над ней, как черная туча, его глаза вспыхнули. Булава поднялась для смертельного удара.

Но тут Король–Призрак внезапно вскрикнул от боли, споткнулся, и булава, просвистев мимо, зарылась в землю. Маленький меч Мерри, пропоров черную мантию, пришелся как раз туда, где кончалась кольчуга, – в крепкое сухожилие под могучим коленом.

– Эовейн! Эовейн! – завопил хоббит.

Эовейн, шатаясь, поднялась, собрала остаток сил и, не дожидаясь, пока огромные плечи врага снова распрямятся, с размаху рассекла мечом воздух между плащом и короной. Меч рассыпался на мириады сверкающих искр; корона, звякнув, упала и откатилась. Эовейн рухнула лицом вперед прямо на своего врага. Но – диво! – плащ и кольчуга были пусты! Скомканные, они упали в траву, а в небо взлетел душераздирающий вопль, который постепенно перешел в пронзительное рыдание. Ветер уже уносил его прочь – бестелесный, истаивающий плач, постепенно затихавший и наконец затихший. Так смолк голос Короля Назгулов – и в эту эпоху, в этом мире никто из живущих более не слышал его.

Хоббит Мериадок, ослепший от слез, стоял среди убитых, моргая, как сова на свету. Словно сквозь туман, видел он разметавшиеся по траве светлые волосы Эовейн, а рядом – короля Теодена, павшего в час своей славы. Снежногрив в предсмертных судорогах откатился прочь от всадника, но было уже поздно – конь стал погибелью своего хозяина.

Мерри нагнулся, поднял руку Короля, чтобы поцеловать ее, и вдруг – о чудо! – Теоден открыл глаза. Взор его был ясен, и голос звучал спокойно, хотя слова давались ему с трудом:

– Прощай, достойный хольбитла! Мое тело разрушено. Я иду к отцам. Но теперь мне не стыдно будет явиться пред их могучим сонмом. Я поразил Черного Змея. Рассвет был скорбным – но солнце встало и сядет во славе!

Мерри снова заплакал и не сразу смог ответить.

– Прости меня, государь, – вымолвил он наконец. – Прости! Я нарушил твое повеление, но все равно ничем не послужил тебе. Я могу только оплакать нашу разлуку…

Старый Король улыбнулся:

– Не печалься! Ты прощен. За отвагу не карают. Живи и будь благословен! Когда в дни мира ты будешь греться у очага с трубкой во рту – вспомни обо мне! Ибо я уже не смогу посадить тебя рядом с собой в Метузельде, как обещал, и расспросить о курительном зелье…

Глаза Теодена закрылись. Мерри опустил голову. Но Король заговорил снова:

– Где Эомер? Я хотел бы увидеть его перед смертью. Он должен стать королем после меня. Передай Эовейн, что я о ней помнил. Как не хотела она со мной расставаться! Теперь я ее больше не увижу. А она была мне дороже дочери…

– Повелитель, послушай, – запинаясь, начал было Мерри. – Она…

Но тут рядом раздался оглушительный шум. Со всех сторон загремели рога и трубы. Мерри огляделся: он совсем позабыл о войне, да и обо всем на свете. Ему казалось, что с того мгновения, когда Король поскакал навстречу гибели, минул не один час. На самом деле прошло лишь несколько минут. Хоббит вдруг понял, насколько опасно оставаться здесь. В любую минуту тут может начаться сражение, – и, чего доброго, они попадут в самую гущу!

По дороге спешно подтягивались к городу свежие, только что переправившиеся через реку полки орков; из–под городских стен выступили моргульские легионы; с юга маршировала, прикрываясь конницей, харадская пехота. Над головами южан покачивались на хребтах мумакилов боевые башни. Но в другой стороне, на севере, мелькал белый султан Эомерова шлема и роханские всадники снова строились в боевой порядок, а из города спешили воины Гондора – и в первом ряду реял Серебряный Лебедь Дол Амрота.

В голове хоббита мелькнуло: «Где же Гэндальф? Почему его нет? Неужели он не спас бы Короля и Эовейн?» Но тут к ним во весь опор подскакал Эомер и уцелевшие дружинники Короля – им наконец–то удалось усмирить лошадей. Они окружили место битвы, дивясь на убитое чудовище. Кони отказывались подойти ближе, и Эомер спрыгнул на землю. Лицо его исказилось болью и отчаянием – он увидел Короля и молча замер над ним.

Один из воинов вынул древко королевского знамени из руки знаменосца Гутлафа, лежавшего мертвым, и поднял знамя над головой. Глаза Теодена медленно открылись. Увидев поднятое знамя, он дал знак, чтобы его передали Эомеру, и проговорил:

– Радуйся, король Рохана! Спеши к победе! Попрощайся за меня с Эовейн!

И он умер, так и не узнав, что Эовейн лежит рядом с ним. Люди плакали, не стыдясь, и повторяли: «Увы нам! Король! Король Теоден!» Но Эомер проговорил:

Кто там плачет? Не время плакать!

Павший умер светло и славно.

Плач пристал не бойцам, а женам.

Нас же требует поле битвы!

Но и по его лицу текли слезы.

– Пусть воины из королевской свиты останутся при павшем и с почетом вынесут тело Короля с поля боя, пока здесь не разыгралось новое сражение, – приказал он наконец. – Но пусть позаботятся и о павших дружинниках Короля!

Он оглядел убитых, вспоминая каждого по имени, – и вдруг увидел сестру свою Эовейн. Узнав ее, он застыл не дыша, как человек, остановленный на полуслове стрелой в сердце. Лицо его смертельно побледнело, кровь застыла от гнева, слова замерли на устах, дух охватило безумие.