Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции - Лев Кривицкий

Научный подход к жизни и научно организованный здоровый образ жизни поистине способны творить чудеса. Постоянно совершенствуя самого себя, человек сам становится своей собственной эволюцией, повышая свои возможности и достигая ранее невозможного.

Как и другие парные категории классической диалектики, возможность и действительность сосуществуют, находясь в противоречивом единстве. Действительность порождает множество возможностей, некоторые из которых реализуются в последующую действительность. Возникая из возможного, действительное в свою очередь определяет возможное. В то же время определённая действительность не только порождает, но сама же и подавляет многие возможности. Осуществление возможности, как и действие причин зависит от обстоятельств и происходит с определённой вероятностью. Эта вероятность зависит от мощи мобилизационных структур, реализующих те или иные возможности. В столкновении альтернативных возможностей реализуются лишь те, на стороне которых оказываются более активные и конкурентоспособные мобилизационные структуры. По словам Наполеона, Провидение всегда на стороне «больших батальонов». Люди осуществляют свои возможности, прокладывая им путь активными действиями, мобилизуя весь свой жизненный потенциал в тяжёлой борьбе. Оценка возможностей возможна только на основе трезвого анализа фактов, действия различных факторов, наличия благоприятных или неблагоприятных условий. В то же время можно изменить ход событий и преодолеть неблагоприятные условия, создав достаточно дееспособную мобилизационную структуру или модернизировав уже существующую. Мобилизационные структуры являются генераторами не только упорядоченностей, но и новых возможностей. Активное действие способно не только использовать уже появившиеся возможности, но и создавать новые возможности, эволюционно воздействовать на эволюцию. В то же время попытки использовать случайный расклад возможностей для осуществления эволюционно не подготовленных целей характерен для авантюризма и приводит к авантюрным действиям, которые иногда удаются, но в конечном счете с возрастающей вероятностью приводят к краху.

Диалектический подход к объяснению взаимоотношений возможного и действительного связан с критикой волюнтаризма и фатализма как крайностей в рассмотрении таких взаимоотношений. Волюнтаризм заключается в представлении о способности воли творить мир, создавать возможности, независимые от обстоятельств, претворять их в действительность, господствовать над природой и историей. Классиком теории волюнтаризма был немецкий философ Артур Шопенгауэр, который в фундаментальном труде «Мир как воля и представление» (1818), критикуя диалектику Гегеля, утверждал, что миром правит отнюдь не разум Абсолютной Идеи, а слепая воля, которая претворяет в действительность любые возникающие у неё представления, что обусловливает хаотичность и неисторичность реальной действительности.

Иррационализм, антиисторизм и антиэволюционизм Шопенгауэра базируются на представлении, что все формы движения и силы, действующие в природе и обществе, суть проявления ничем не ограниченной мировой воли. Волюнтаризм Шопенгауэра пессимистичен, поскольку способность беспрепятственно воплощать возможности в действительность присуща лишь мировой воле, человеческая же свобода воли опутана нуждами и потребностями. Хотя людям кажется, что они поступают по собственной воле, все они являются движимыми мировой волей существами. Поэтому мир для человека есть страдание, человеческие возможности ограничены, люди неспособны управлять переходом возможностей в действительность, всеми правит чужая воля. Для Шопенгауэра, таким образом, характерен пессимистический волюнтаризм, построенный на отрицании способности человеческой воли воплощать возможное в действительное.

Столь же пессимистическим волюнтаризмом проникнута идея воли к власти, ставшая основой философии Фридриха Ницше. Он отрицает возможность прогресса, характеризуя прогресс как идею современную, т. е. ложную. Критикуя дарвиновский эволюционизм, Ницше утверждает, что всё животное и растительное царство не развивается от низшего к высшему, что в нём происходит беспрерывная борьба за власть, предопределяющая доминирование одних особей и видов и подчинение других. Рассматривая волю к власти в качестве своеобразной всеохватной космической силы, Ницше вплотную приближается к идее мобилизации, однако истолковывает её в духе волюнтаризма, идеализма и антиэволюционизма. Ими же проникнуто учение Ницше о сверхчеловеке, который, с его точки зрения, является высшим воплощением воли к власти и так же отличается от человека, как человек отличается от обезьяны. Для сверхчеловека нет ничего невозможного, он существует по ту сторону добра и зла, на основе переоценки всех ценностей.

Всемогущий сверхчеловек Ницше – не более чем волюнтаристская утопия, он обретает свои сверхвозможности не на путях самосовершенствования, а посредством мобилизации жестокой и бесчеловечной воли к власти. Это выражается в знаменитых афоризмах Ницше: «падающего толкни, толкающего – благодари», «жить значит быть жестоким и неумолимым ко всему, что слабо и старо в нас» и т. д. Утопия сверхчеловека вытекает из пессимизма по отношению к возможностям человека, его самоусовершенствования, оптимизации жизни на основе обретения истины. «В жизни, – считает Ницше, – есть лишь желания и их удовлетворения, а что между ними – истина или заблуждение – не имеет существенного значения».

Иррационализм, антигуманизм, утопизм, нигилизм, аморализм ницшеанской философии не могут способствовать расширению жизненных возможностей человека, эволюции человека как вида и как индивида. Сильная личность, своей волей к власти порабощающая других, тем самым порабощает и самого себя, направляя все свои силы на захват и удержание безграничной власти. Кажущиеся безграничные возможности властной личности вырождаются в конечном счёте в неограниченный произвол и превращают эту личность в невольника власти, готового на всё, чтобы эту власть сохранить и упрочить, подчиняющего всю свою жизнь и все мысли укреплению власти, недопущению свободы, подавлению возможностей других людей.

Оптимистический волюнтаризм, в отличие от пессимистического, связан с представлением о том, что наличие сконцентрированной и целенаправленной воли одного человека, обладающего властью, сплочённой группы людей или коллективной воли большой массы людей может открывать любые возможности и воплощать их в действительность. Подобный волюнтаризм, как правило, переплетаются с авантюризмом в политике, он характерен для большинства крайне правых и крайне левых политических учений и их последователей. Создатели материалистической диалектики жёстко критиковали подобные учения и их последователей с эволюционистских позиций, вели с ними непримиримую борьбу в различных политических образованиях, не замечая волюнтаризма в собственной революционаристской доктрине.

Завоевание сторонниками этой доктрины государственной власти в одной отдельно взятой стране привело к такому разгулу волюнтаризма в теории и на практике, который даже не снился ни анархистам, ни сторонникам революционного террора. Воля коммунистической партии, её вождей, ведомого ими народа стала рассматриваться в качестве вершителя исторического процесса, главного источника прогрессивного развития. Волюнтаристская практика вытекала и из волюнтаристской оценки эволюционных процессов – из выводов об исчерпании возможностей так называемого капитализма, т. е. социально-экономической системы, основанной на свободном предпринимательстве, о реакционном характере частной собственности, сдерживающем якобы возможности для развития производительных сил и т. д.

Волюнтаризм советского строя не был каким-то искажением диалектико-материалистических подходов к управлению, как были представлены кошмарные преступления так называемого культа личности И.В. Сталина или насаждение Н.С. Хрущёвым посевов кукурузы от засушливых зон и до районов вечной мерзлоты. Волюнтаризм был способом существования советской системы, основой функционирования её мобилизационной структуры. До сих пор на постсоветском пространстве в странах СНГ воля президентов остаётся законом жизни общества, а воля властных структур под предлогом наведения порядка сковывает возможности предпринимательства, придаёт уродливые формы развитию экономики.

Диаметральной противоположностью волюнтаризму выступает фатализм (от лат. «фатум» – судьба, «фаталис» – роковой, неотвратимый) – философское воззрение о предопределённости, неизбежности перехода тех или иных возможностей в действительность. Однако, как часто бывает, крайности сходятся, волюнтаризм часто перерастает в фатализм, а фатализм – в волюнтаризм, волюнтаризм рассматривает волю как средство неотвратимой реализации определённой возможности в действительность, а фатализм, обосновывая предопределённость той или иной действительности, прибегает к объяснению её волей божественного Провидения или представителей тех или иных общественных сил. Фатализм представляет собой не что иное, как абсолютизированный детерминизм и в этом он противоположен волюнтаризму, склонному к индетерминизму, рассматривающему волю как фактор, способный нарушать детерминированный ход событий, закономерное превращение возможностей в действительность.