Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции - Лев Кривицкий

В условиях подобного системного кризиса система может выжить только на основе своевременного и адекватного преобразования своей мобилизационной структуры, которое в социальной сфере получило название реформы, т. е. преобразования формы для обновления порядка и преодоления беспорядка в содержании. Организационная сторона преобразования формы получила название реорганизации. Фактически и в реформе, и в реорганизации речь идёт о преобразовании мобилизационной структуры, которая в результате преобразования начинает по-новому упорядочивать и содержание, и форму.

Диалектические представления о взаимодействии формы и содержания явно недостаточны, поскольку они недостаточно эволюционны. Расхождения между формой и содержанием происходят не только вследствие их относительной самостоятельности и диалектической противоречивости, но и в силу специфики мобилизационных структур, обеспечивающих их единство и целостность. Ослабление жёстких централизованных мобилизационных структур, стягивающих механически устроенный порядок, приводит к резкому несоответствию формы содержанию и образует «смутное время» в развитии системы, которое может завершиться катастрофой системы, распадом прежней мобилизационной структуры, а в случае восстановления системы – восстановлением жёсткого централизованного механически скреплённого порядка. При этом сбрасывается старая форма, а содержание воссоздаётся в той или иной форме заново, но новые формы кроятся по старым образцам.

В свою очередь изменившееся содержание не может отлиться в новые формы, застойная форма сдерживает развитие содержания. Тогда и возникает ситуация, описанная в «Философских тетрадях», а затем и осуществлённая на практике лучшим в мире мастером революционных потрясений В.И. Лениным: «… борьба содержания с формой и обратно. Сбрасывание формы, переделка содержания» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 203).

Уже в этой вскользь брошеной фразе содержится диалектически выстроенный зародыш плана принудительного развития политическими средствами, противоречащий эволюционному пути развития, при котором даже сбрасывание формы (как при превращении куколки в бабочку) обусловлено всем предшествующим ходом естественной эволюции содержания.

Чем свободнее система, тем больше свободы её содержание допускает для образования тех или иных форм без нарушения присущего ей типа упорядоченности и тем разнообразнее эти формы. Саморазвитие таких форм, обладающих собственным относительно самостоятельным содержанием и мобилизационной активностью, повышает энергетический потенциал мобилизационного ядра системы, обеспечивает её согласованность с мобилизуемой периферией через систему обратных связей. Всё это придаёт системе высокий динамизм, способность адекватно реагировать на вызовы среды, предрасположенность к инновациям и прогрессивному развитию без сбрасывания формы и коренной переделки содержания.

Жёсткие мобилизационные структуры, в отличие от свободно саморегулирующихся структур, как правило, отторгают инновации, принимают их главным образом под влиянием извне, для обеспечения собственной конкурентоспособности, вследствие чего в конечном счёте отстают в развитии и вынуждены прибегать к стратегиям догоняющей модернизации. Последние же больше затрагивают форму, чем содержание. Разумеется, такие системы обладают преимуществом жёсткой целостности, монолитности, что позволяет обеспечивать высокий уровень конкурентоспособности в моменты жёстких противостояний и создаёт видимость силы и могущества таких систем. Однако принудительное единство формы и содержания приводит в конечном счёте к их расколу, и наилучшим способом развития таких систем является их поэтапная трансформация в свободные системы через последовательное и неуклонное преобразование мобилизационных структур.

Содержание системы познаётся главным образом через её форму, подобно тому, как сущность познаётся через явления, хотя может в какой-то мере определяться в самых общих чертах гипотетико-дедуктивным, умозрительным путём. Важнейшее значение соотношение формы и содержания приобретает в эстетической форме познания, в эстетическом способе восприятия созданий природы и произведений искусства. Здесь особую роль играет гармония формы и содержания, а также способность формы выражать в определённом порядке и последовательности сущность содержания, его мобилизационный потенциал.

Известно, какой обструкции советские диалектико-материалисты в полном согласии с западными ультраконсерваторами подвергали так называемый формализм. Формализм в искусстве был и остаётся очень сложным эстетическим явлением, выражающим прежде всего реакцию художественной культуры на массификацию, протест против тривиальности массового сознания и свойственного ему восприятия искусства и в то же время стремление яркостью, броскостью, оригинальностью формы вовлечь человека в равноправный диалог с создателем произведения искусства. Гипертрофия формы рассматривалась противниками современного авангардного искусства как проявление бегства от действительности, торжество бессодержательности, свидетельство глубокого и безысходного кризиса «буржуазного общества эпохи империализма».

На самом деле нескончаемая кампания третирования современного искусства была проявлением именно глубокого и безысходного кризиса советского общества, задыхавшегося в условиях несвободы и агрессивного, всепоглощающего империализма, выражением которых в искусстве был так называемый соцреализм. Свобода формы в современном искусстве является средством формирования искусственного способа восприятия, который позволяет передать содержание более сложных явлений действительности, нежели те, что непосредственно воспринимаются при их зеркальном, фотографическом отображении. Даже художественная фотография отошла от такого отображения вследствие его неспособности передать сущность сверхсложных систем, предстающих человеку в этом тревожащем, напряжённом социальном мире.

Отлёт формы от содержания в искусстве правомерен постольку, поскольку он позволяет передать нетривиальный характер содержания, обладает мобилизационной активностью, вовлекающей сознание в дискуссию о сущности изображаемого, провоцирующий сознание воспринимающего искусство человека на бунт против обыденности, раскрепощение духа, его мобилизацию на сопротивление порабощающей банальности вещей, протест против торжества хаоса над космосом. При этом форма проявляет себя в качестве мобилизационной структуры, способствующей переосмыслению содержания. За этими пределами формализм из инновационного формотворчества вырождается в хаотическое нагромождение форм, маскирующее бессодержательность замысла.

Парные категории общего и особенного, всеобщее – единичное, взаимосвязанное – отдельное, абстрактное – конкретное и тождество – различие имеют между собой много общего, как бы перетекая друг в друга и преобразуясь в триаду категорий – единичное, особенное и общее (а также всеобщее как высший уровень общего). В познании и в бытии эта группа категорий постоянно перестраивается: общее выступает в противоречивом единстве и с особенным, и с единичным, и с отдельным, и с конкретным, и с различным. Всякий объект имеет нечто общее с другими объектами и в то же время нечто особенное, единичное, отдельное, конкретное, отличное от них. Общее также внутренне противоречиво: оно есть одновременно и результат мыслительной деятельности, обобщения, фиксируемого в языке, и реальное свойство вещей, явлений, процессов окружающего человека мира, их объективная характеристика, их проявление. По замечанию Гегеля, язык выражает в сущности лишь общее, но то, что мыслится, есть особенное, отдельное. Поэтому, чтобы выразить особенное, отдельное, единичное, необходимо так оперировать общими понятиями, чтобы через общее проступило конкретное.

Общее есть то, что присуще определённому множеству различных явлений, выступает как проявление тождества в различном, выражении сходства свойств и сторон объектов и процессов. Всеобщее выступает как общее для всех без исключения явлений и объектов, как универсальное свойство объективной действительности. Абстрагируясь от конкретных проявлений, различий в свойствах элементов объективного мира и субъективного мира разумных существ, люди приходят к категориям бытия и сознания, материального и идеального, объективного и субъективного.

Особенное есть то, что присуще явлению как тождественному с другими явлениями и в то же время отличному от них. В категории особенного проявляется противоречивое единство тождества и различия, обособление отличного от общего. Единичное есть то, что присуще лишь отдельному конкретному явлению и никакому другому. В мире не существует абсолютно тождественных, идентичных, одинаковых явлений и объектов, их неразличимость между собой есть свойство чувственного познания, а не бытия, есть видимость, кажимость. Все конкретные явления единичны, поскольку не существует абсолютно одинаковых условий эволюции, в которых они возникли. Единичны, не полностью идентичны по своим внутренним структурам и стандартные технические изделия, и объекты клонирования, и любые физические, химические, биологические и социальные объекты, обладающие даже совершенно одинаковыми параметрами и внешним сходством. В то же время в каждом единичном явлении и объекте есть нечто общее с другими, не существует и абсолютно уникальных явлений и объектов. Каждый человек неповторим и в то же время имеет много общего с другими, похожими на него людьми, и со всем человечеством. То же самое можно сказать и об элементарных частицах, атомах, молекулах, живых существах, планетах, звёздах и даже малых вселенных. Общности и различия порядка определяются характером и содержанием структур, которые формируют этот порядок. Общее также не существует вне связи с особенным и единичным. Всякое общее проникнуто различиями, оно лишь приблизительно охватывает определённое разнообразие явлений.