Око небесное - Филип Киндред Дик

неуместным. Так что он промолчал, а взамен этого спросил:

– Мы куда едем? Возвращаемся в Белмонт?

– Само собой. Куда же еще?

– Ко мне домой? – Привыкать к этому миру, подумал он, придется долго. – Ты, я и Марша…

– Ужин готов, – сказала ему Силки. – Ну или будет готов, пока мы доберемся. Марша звонила мне на работу, перечислила, что нужно купить из продуктов, ну я и захватила по дороге.

– На работу? – Он ошеломленно поинтересовался: – А в какой, эм, сфере ты работаешь?

Силки бросила на него недоуменный взгляд.

– Джек, ты такой странный.

– Оу.

Силки все смотрела на него озабоченно, пока приглушенный звук тормозов впереди не вынудил ее вновь обратить внимание на дорогу.

– Посигналь, – велел ей Хэмилтон. Гигантский бензовоз справа пытался втиснуться в их полосу.

– Что? – переспросила Силки.

Разозлившись, Хэмилтон дотянулся до руля и нажал сигнал. Ничего не произошло, не раздалось ни звука.

– А зачем ты это сделал? – с любопытством спросила Силки, пропуская бензовоз вперед.

Вновь погрузившись в медитацию, Хэмилтон внес еще один фрагмент данных в свою копилку знаний. В этом мире понятие «сигнал автомобиля» было упразднено. Иначе в плотном потоке вечернего часа пик должен был бы стоять непрерывный шум гудков.

Очищая мир от его болячек, Эдит Притчет упразднила не просто какие-то объекты, но целые классы объектов. Возможно, однажды, не вспомнить уж, где и когда, ее раздосадовал сигналящий автомобиль. Сейчас в ее милой фантазийной версии мира такие вещи не существовали. Их просто не было. Как класса.

Список вещей, которые ее раздражали, без сомнения, был значительным. И сказать заранее, что в него вошло, было попросту невозможно. На ум назойливо лезла ария Ко-Ко, палача из оперы «Микадо»:

…и неважно, кто в списке окажется,

Не уйдет ни один – не уйдет ни один!

Это, безусловно, не слишком вдохновляло. Если нечто – будь то вещь, предмет или событие – за пятьдесят с лишним прожитых ею лет как-то нарушило плавное течение глупого ее восторга, то оно просто мягко выдавливалось из существования. Кое о чем он мог догадаться. Мусорщики наверняка – те, что гремели баками. Бродячие коммивояжеры. Счета и налоговые формуляры всех видов. Плачущие дети (а возможно, и вообще все дети). Пьяницы. Грязь. Бедность. Страдания вообще.

Удивительно, что хоть что-то еще оставалось.

– Что случилось? – сочувственно спросила Силки. – Тебе нехорошо?

– Это смог, – ответил он ей. – У меня всегда от него голова болит.

– А что такое смог? – поинтересовалась Силки. – Какое смешное слово.

Разговор после этого как-то сам собой затих. Хэмилтон просто сидел и тщетно пытался удержаться в здравом рассудке.

– Хочешь, где-нибудь по пути остановимся? – предложила Силки заботливо. – На стаканчик лимонада?

– Да заткнешься же ты наконец? – заорал Хэмилтон.

Силки моргнула и в страхе взглянула на него.

– Прости. – Осев в кресле, Хэмилтон вымучил корявое извинение: – Новая работа, трудно дается.

– Могу себе представить.

– Ты можешь? – Ему не удалось убрать из голоса ледяной цинизм. – Кстати, ты же мне собиралась рассказать. Чем ты нынче промышляешь?

– Да все тем же.

– И чем же, язви его, конкретно?

– Я все так же работаю в «Тихой Гавани».

Кусочек уверенности вернулся к Хэмилтону. Хотя бы что-то уцелело. «Тихая Гавань» все еще существовала. Крохотный сегмент реальности, перенесенный сюда для него, чтобы можно было хоть на что-то опереться.

– Поехали туда, – сказал он жадно. – По паре пива, а потом домой.

Доехав до Белмонта, Силки запарковала машину через дорогу от бара. Хэмилтон не торопился выходить, а, сидя в машине, критически рассматривал его. На расстоянии бар не выглядел особенно изменившимся. Ну, может быть, стал чуть почище. Даже, пожалуй, не «чуть» – а буквально стал «с иголочки». В оформлении четче обозначилась морская тема, зато намеки на спиртное заметно сократились. Строго говоря, ему не удавалось даже прочитать рекламу пива Golden Glow. Яркие красные буквы сливались в нечитаемое пятно. Если бы он не знал заранее, что там написано…

– Джек, – сказала Силки мягко, но озабоченно. – Жаль, что ты не можешь рассказать мне, в чем дело.

– Какое дело?

– Я… я не знаю. – Она неуверенно улыбнулась ему. – Я чувствую себя как-то странно. У меня в голове словно рой перемешанных воспоминаний клубится, и даже не могу сказать, о чем они, я вижу лишь какие-то смутные обрывки.

– О чем?

– О тебе и обо мне.

– Оу. – Он кивнул. – Ты об этом. А Макфайф?

– Да, и Чарли. И Билли Лоус. Словно бы все это случилось очень, очень давно. Но ведь так не могло быть, верно? Я ведь только что тебя встретила? – Она с силой прижала свои тонкие пальчики к вискам; он обратил внимание, что лака на ногтях не было. – Все так непонятно, просто ужас.

– Жаль, что не могу помочь тебе, – сказал он искренне. – Я и сам-то в последние несколько дней порядком запутался.

– Но с тобой все в порядке? А мне вот кажется, что я в любой момент могу через мостовую провалиться. Знаешь… вот как будто опустишь ногу, и она утонет. – Она нервно хохотнула. – Похоже, пора искать другого психоаналитика.

– Другого? В смысле, один у тебя уже есть?

– Да, само собой. – Она встревоженно обернулась к нему. – Вот я именно об этом. Ты говоришь такие вещи, и это лишает меня уверенности. Не спрашивай меня о таком, Джек; это неправильно. Это – больно очень.

– Извини, – неловко сказал он. – Это вовсе не твоя вина, мне нет смысла тебя подкалывать.

– Моя вина? Но в чем?

– Давай не будем об этом. – Распахнув дверь машины, он вышел на темную мостовую. – Давай лучше зайдем и закажем по пиву.

«Тихая Гавань» изменилась внутри радикально. Небольшие квадратные столики, покрытые накрахмаленными белыми скатертями, были аккуратно расставлены по залу. На каждом из них горела свеча. По стенам висели литографии прошлого века. Несколько пар среднего возраста за столиками тихонько кушали зеленый салат.

– Сзади уютнее, – сказала Силки, прокладывая путь между столиками. Вскоре они уже сидели в полном теней кабинете в конце зала, а перед ними лежало меню.

Когда принесли пиво, оно оказалось чуть ли не лучшим пивом, что он пробовал в жизни. Изучив меню, Хэмилтон понял, что это оригинал, настоящий немецкий бок-бир, большая редкость в их краях. В первый раз после попадания в этот мир он почувствовал оптимизм, даже веселье.

– Ну, давай утопим все тревоги, – сказал он Силки, поднимая свою кружку.

Улыбнувшись, Силки ответила таким же жестом.

– Хорошо снова сидеть здесь с тобой, – сказала она, отхлебывая понемногу.

– Это точно.

Силки не столько пила свое пиво, сколько