Великий магистр - Октавиан Стампас

Миновав Меран, Констанц, Бозен, рыцари спустились к Венеции, где провели несколько дней и вышли к берегу Адриатического моря, намереваясь двигаться параллельно его лазурным водам, по сербским и хорватским землям, чтобы выйти к городу Драч. Кроме того, на их пути как раз лежала усадьба князя Милана Гораджича, где можно было бы остановиться и передохнуть. После Драча они должны были выйти на Охриду и через Солунь и Селимврию двигаться по Эгнатиевой дороге прямиком к Константинополю. Гуго де Пейн, предчувствуя скорую встречу с Анной Комнин, византийской принцессой, сдерживал и себя, и своего коня, не давая губительной любовной слабости овладеть его разумом. Да и не сном ли было то единственное свидание в Труа, когда ее чудесные глаза были столь близки, а нежное дыхание ощущалось на его губах? Чем являлась та встреча для нее — искренним чувством, капризом или помрачением рассудка? Гуго де Пейн, нахмурившись, ехал в середине колонны, а впереди, оторвавшись на несколько сот метров, проверяли безопасность пути князь Гораджич и Людвиг фон Зегенгейм. Замыкали же процессию Бизоль де Сент-Омер и Роже де Мондидье, сдружившиеся будущие родственники. Одна мысль в последнее время не давала Гуго де Пейну покоя: почему клюнийский аббат Сито выбрал для него именно этот маршрут и наказал не отклоняться от него в сторону? Что за странная прихоть? И прихоть ли это или какой-то тайный расчет? Логично предположить, что если маршрут строго выверен и известен ему и аббату с его молчаливым монахом в куафе, то он может открыться и еще кому-то, третьей силе, готовой помещать де Пейну дойти до Константинополя. Так ловят лисицу, обкладывая ей дорогу флажками. Нет ли в этом замысле роковой ошибки аббата Сито? Покачиваясь в седле, Гуго де Пейн размышлял на эту тему, пока не принял решения.

Между тем, две другие рыцарские группы также устремлялись к Константинополю. Барон Робер де Фабро со своим отрядом из лучших рыцарей Бургундии достиг маленького городка Вены и, проехав в двух лье от родового поместья Людвига фон Зегенгейма, вступил в пределы Венгерского королевства, направляясь в Буду, откуда его дальнейший путь лежал через Белград и Ниш в Средец и Адрианополь. Третий же военачальник, Филипп де Комбефиз, привел свой отряд в итальянский порт Бари, где занялся подготовкой и оснащением корабля к морскому путешествию через Адриатическое и Эгейское моря в Византию. Возможно, он не был бы огорчен тем, узнай, что ему выпал самый благоприятный жребий, брошенный Нарбоннскими Старцами, — преград на его пути не было. Эти преграды, стараниями секты зилотов и особых ударных отрядов Сионской Общины, были выставлены в других местах — на пути следования Гуго де Пейна и Робера де Фабро.

Предупрежденный специальным посланцем из Нарбонна, ломбардец-ростовщик Бер спешно покинул Клюни, за несколько часов до прибытия в монастырь монаха-киновита. Когда за ним пришли, то застали в комнатах разбросанные в беспорядке вещи, еще теплую золу в камине и нетронутый на столе ужин. Попытки задержать Бера на дорогах, ведущих из Клюни, успеха не принесли. Хитрый ломбардец поступил весьма остроумно: надев рубище и вымазавшись грязью, он прятался в толпе прокаженных, направлявшихся на юг Франции, и к которым боялись приближаться даже самые испытанные храбрецы. Почувствовав, что опасность миновала, Бер покинул прокаженных, обмылся в ближайшей деревне крепкой водкой, купил коня, новую одежду и помчался в Нарбонн.

В покоях же аббата Сито, между приором и монахом-киновитом состоялся следующий разговор.

— Я признаюсь, что мы совершили ошибку в отношении трувера Жана Жарнака, который даже перед смертью ни в чем не сознался, — сказал начальник тайной канцелярии невозмутимым тоном. — Но на все воля Божья: возможно, она заключалась в том, что ему не дано было пережить свой звездный час. Гораздо серьезнее то, что ломбардец Бер ускользнул. Мне удалось в Нарбонне перехватить одно из его донесений, а также протокол заседания неких Старцев, о которых вам известно, и я немедленно поспешил сюда. Но противник действует быстрее, что говорит о его силе и серьезности.

Взглянув на него, пухлый аббат углубился в принесенные бумаги, изредка кивая головой, как бы подтверждая какие-то свои мысли.

— Созданный Годфруа Буйонским Орден Сиона, в аббатстве Богоматери на горе Сион, был не так уж плох, — сказал наконец приор, почесывая нос, — но сейчас он играет все более активную роль в управлении Иерусалимского королевства. А из бумаг видна и его очевидная связь с Нарбоннскими Старцами. Предпринятая же нами попытка создания истинно католического ордена может рухнуть, натолкнувшись на тайные замыслы Старцев. Но каковы их истинные цели? Вам не удалось это выяснить, и мне очень жаль. Мы ходим вокруг да около, как слепые котята, а кто-то дергает за ниточки, сажает на престол монархов и усмехается над нашей простотой. Попытка покушения на Людовика IV была не случайна. Нити заговора тянутся в Нарбонн, я уверен, хотя в злодеянии принимали участие азиаты.

— Скорее всего, ассасины, — устало промолвил монах. — Их почерк известен. Мне кажется, что они опирались на чью-то влиятельную поддержку. Не исключено, что самого графа Шампанского. Кстати, его увлечение черной магией завело слишком далеко: мне периодически сообщают о творящихся в его подземельях колдовских радениях. Недавно он втянул в эти шабаши и свою жену, Марию Шампанскую.

— Ну, эту курочку легко втянуть во что угодно, — усмехнулся аббат, но тотчас же продолжил серьезным тоном: — Если мы не встанем на пути долгосрочных замыслов Старцев, Ватикану, как оплоту христианской власти, придет конец. А возможно и всему миру.

Некоторое время оба молчали, но каждый из них думал о том, какую роль может он сыграть в спасении католической веры.

— То, что вы упустили Бера, конечно же плохо, — промолвил аббат. — Но теперь ваша основная миссия начинается в Иерусалиме. Только вы, с вашим громадным опытом и аналитическим умом, способны обнаружить те скрытые пружины, которые двигают заговором Старцев. Вы должны сделать все, чтобы католический орден, задуманный нами, как оплот веры, был создан, чтобы он успешно противостоял Ордену Сиона: Если он послужит приманкой для Старцев — что ж, тем лучше, тем легче будет обнаружить их слабые стороны. А они есть, не сомневаюсь. Вы должны стать невидимой тенью нового Ордена, войти в его сердцевину, знать все уязвимые места его членов, контролировать их и направлять. Вы будете мозгом этого Ордена, отдав сердце будущему великому магистру.

Монах молча кивнул головой, не произнеся ни слова; и ни один мускул не дрогнул на его лице, словно то, что сказал аббат, было давно обдумано им самим.

— Вам нужно поторопиться с отъездом в Иерусалим, — продолжил приор Сито. — Вы можете взять необходимых людей и любые ресурсы. Мы не можем экономить на столь важном деле.

— Я отправлюсь в Иерусалим один, — сказал монах. — В Палестине мы располагаем достаточно развитой сетью наших людей.

— Как угодно, — согласился аббат. — Поступайте так, как считаете нужным. Советую вам присоединиться к одной из групп паломников. Но по дороге обязательно остановитесь в Риме и посвятите в то, что мы узнали, его святейшество Пасхалия II и преданного ему кардинала Метца. Если же за время вашего отсутствия меня не станет… — монах сделал протестующий жест рукой, но аббат улыбнулся и продолжил: — Да, да, все мы смертны. Если это произойдет, то мой преемник будет посвящен во все обстоятельства дела… Вас что-то смущает?

— Только одно. Наделяете ли вы меня правом, в случае обнаружения зла, применять крайние меры?

— Разумеется, — ответил аббат и вздрогнул, встретившись с холодным, бесцветным взглядом монаха. — Даже, если это зло будет скрываться под королевской мантией.

2

До усадьбы сербского князя Милана Гораджича оставался день пути, когда возле расположившегося лагерем отряда Гуго де Пейна остановились два всадника, чья одежда была покрыта дорожной пылью, а бока загнанных лошадей тяжело вздымались. Видно они скакали издалека и очень давно. Одному из всадников, с рыцарскими золотыми шпорами и коротким венецианским мечом было лет двадцать пять: его красивое, бледное лицо обрамляли черные кудри, а длинные усы были подвиты кверху. Второй всадник был моложе лет на семь, и, судя по всему, являлся его оруженосцем, хотя ни копья, ни меча при юноше не было, — лишь короткая кольчуга и кинжал за поясом. У него была нежная, шелковистая кожа и большие, испуганные, голубые глаза под падающими на лоб белокурыми волосами.

— Не дадите ли вы нам напиться? — попросил первый всадник, наклоняясь в седле. — Мы умираем от жажды.

Раймонд, сидящий около Гуго де Пейна, зачерпнул ковшом из походной бочки родниковой воды и протянул рыцарю. Тот передал ковш своему оруженосцу и подождал, пока он не утолит жажду. Затем напился сам и поблагодарил Раймонда.