Завтра будет лучше - Бетти Смит

тоже был молодым и знал толк в табаке. Однако курить он не стал, а спрятал подарок в карман жилета, чтобы передарить мастеру и, может быть, получить за это какую-нибудь поблажку.

Марджи, сияя от гордости, приколола букетик к левому плечу. Фло предложила всем угощаться конфетами. Грильяж имел большой успех. О гостинцах говорили так долго, как только было возможно. Потом беседа заглохла. Повисла продолжительная пауза.

Наконец Хенни, хозяин дома, считая своим долгом поддерживать разговор, положил на колени неразгибающиеся руки, подался вперед, откашлялся, посмотрел Фрэнки прямо в глаза и спросил:

– Как думаете? Будут ли опять продавать легкие вина и пиво?

В те времена этим вопросом задавались многие, но Фрэнки, очевидно, растерялся. Собравшись с мыслями, он выдал взвешенный ответ:

– Хоть обыщите меня – не знаю.

– Может, молодой человек не интересуется слепыми тиграми, – вмешалась Фло.

– Свиньями, – поправил Хенни.

– Салуны, сидровые, тихушечные, слепые тигры, слепые свиньи – как ни назови, все одно и то же. Везде человек пропивает кровно заработанные денежки. – Фло в упор посмотрела на мужа.

Он потупился. Ему хотелось объяснить, что он никогда не напивается и деньгами не сорит, а ходит в салун только затем, чтобы отдохнуть, поговорить с приятелями… Промолчав из уважения к гостю, Хенни решил сменить направление беседы:

– Сам я за то, чтобы был порядок. Но отнимать у рабочего человека кружку пива – на это они права не имеют. Сухой закон нам навязали, когда наши ребята гибли в окопах. Кстати, мистер Мэлоун, вы служили в Радужной дивизии?[22]

– Нет, – признался Фрэнки. – Когда началась война, я учился во втором классе старшей школы.

– Мог бы и сам догадаться, – укоризненно обратилась Фло к мужу.

– Просто… в Радужной дивизии воевало столько наших бруклинских ребят, – пробормотал Хенни, извиняясь, – что я подумал, вы тоже…

– А я тогда была еще совсем ребенком, – энергично включилась Марджи. – Ничего не соображала. Даже толком и не знала, что где-то воюют. Правда, я смотрела «Четырех всадников Апокалипсиса»[23] с Рудольфом Валентино. Там показано, что война – это ужасно.

С тем, что война – это ужасно, все согласились, после чего разговор опять заглох.

– С другой стороны, – продолжила Марджи, – о войне пишут стихи. Мне нравится стихотворение про маки, которые растут среди крестов[24].

– А мое любимое – «Рандеву со смертью»[25], – сказал Фрэнки.

Его стали уговаривать:

– Прочитайте, пожалуйста!

Фрэнки отговорился тем, что помнит не все. Хенни к этому моменту вышел из глубокой задумчивости.

– Ранде… что? – спросил он озадаченно.

– Свидание, – ответила Марджи.

– То есть все там будем, – прибавила Фло для большей ясности.

– Постучите по дереву, – предложил Фрэнки.

Хозяева и гость квартетом выбили короткую дробь на ручках своих кресел. Возникла очередная пауза – мрачная и торжественная, как все паузы, предшествующие философскому разговору о смерти. Но Хенни счел эту тему неподходящей и, взяв дело в свои руки, вернул разговор в русло поэзии:

– Есть такая вещица – она, правда, не совсем про войну, но мне нравится. Там как-то так: «Стихам ни в жизни не бывать / Деревьям прелестью под стать»[26].

Жена и дочь воззрились на Хенни в немом изумлении: никогда еще они не слышали из его уст слова «прелесть». Их странные взгляды вызвали у него желание извиниться.

– Я только потому прочел это стихотворение в нашей газете, что написал его бруклинский парень, которого убили на войне. В честь этого парня даже назвали отделение Американского легиона[27] – Пост Джойса Килмера.

– Как ты много знаешь, папа! – с гордостью сказала Марджи.

– Повидал жизнь, – ответил Хенни светским тоном.

Фло поджала губы, чтобы не усмехнуться: «Повидал! Конечно! В салунах или где там еще околачиваются всякие бездельники!»

– Бруклин – замечательное место, с какой стороны ни посмотри, – распространялся Хенни, одурманенный комплиментом дочери. – Много известных людей отсюда родом.

– И большинство стыдится этого, – сказала Фло, повергая его гордость во прах.

– Стыдятся те глупые люди, которые не понимают, что Бруклин – отличный город.

– Эта часть Бруклина никакая не отличная, – парировала Фло. – Ты глянь, во что наша улица превратилась!

– Наша улица – еще не весь Бруклин, позволь тебе доложить, – не сдавался патриот Хенни.

– Это весь Бруклин, какой нам светит увидеть. – Фло встала и, попросив ее извинить, стремительно вышла из комнаты.

Фрэнки озадаченно посмотрел на Марджи. Та объяснила:

– Мама пошла варить кофе.

– Ой, а я уж подумал, что она на что-то обиделась, – признался Фрэнки.

Хозяева и гость перебрали почти все возможные предметы светской беседы: обсудили острый злободневный вопрос (вправе ли сильное меньшинство против воли навязывать большинству сухой закон), Хенни лаконично высказался о нуждах рабочего человека, все признали, что война ужасна, поэзия прекрасна, а смерть неизбежна, была затронута проблема местного патриотизма. Остались только три общие темы, которые следовало как-то растянуть до конца вечера: религия, политика, погода. Хенни решил взяться за политику.

– Если это не слишком личный вопрос, – проговорил он вежливо, – я хотел бы знать, мистер Мэлоун, голосуете ли вы за республиканцев или же за демократов. – Голосом он словно бы написал «демократы» с большой буквы, а «республиканцы» – с маленькой.

– В этом году я буду голосовать в первый раз, – ответил Фрэнки гордо, – и, конечно же, за Демократическую партию.

– Отлично, – похвалил Хенни. – Тогда вы, наверное, не одобряете этого типа, который сидит в Белом доме, – этого Гардинга[28].

– Совершенно не одобряю, – заявил Фрэнки.

Хенни поднялся и пожал молодому человеку руку. Они оба были против республиканской партии, и это их объединяло. Вскоре вернулась Фло.

– Кофе готов, – объявила она.

Все прошли в кухню. Стол был накрыт свежей скатертью. Обычно блюдо с нарезанным пирогом ставилось на середину и брали его прямо руками, но сегодня Фло расставила отдельные десертные тарелки и разложила вилочки. Марджи почувствовала гордость: ее мама умела устроить все как полагается. Фрэнки замер посреди кухни и стал озираться.

– Где можно помыть руки? – вежливо осведомился он.

Марджи, зная, что так деликатные люди обычно спрашивают про туалет, оцепенела: в их квартире туалета не было! Однако Фло, все понимавшая буквально, поставила в раковину эмалированный тазик, дала молодому человеку чистое полотенце и сказала:

– Горячая вода в чайнике.

Фрэнки взял полотенце. Вид у него был ошарашенный. Хенни отвел его в соседнюю спальню и хриплым шепотом, который женщины на кухне прекрасно слышали, объяснил:

– Туалет в подъезде. Я дам вам ключ.

– Но я просто хочу помыть руки, – солгал Фрэнки громко и четко.

Когда они вышли из комнаты, лицо у него было кирпичного цвета от смущения. Он