Завтра будет лучше - Бетти Смит

вымыл в тазике чистые руки и тщательно их вытер. Все уселись пить кофе.

Отчаянно стараясь втереться к родителям Марджи в доверие, Фрэнки сказал, что в магазине возле его дома таких нежных сливочных чизкейков не продают, и поинтересовался названием пекарни: на обратном пути он, дескать, купит такой же для своей матери.

Фло не терпелось узнать вероисповедание молодого человека. Поэтому она прямо спросила его, в какую церковь он ходит.

– В церковь Святой Цецилии, – ответил он.

– Сами мы – в Святой Катерины, – сказала Фло, словно пропустив ответ Фрэнки мимо ушей как не заслуживающий внимания. – То есть только мы с Марджи, – прибавила она и сердито поглядела на мужа.

– Воскресенье – единственный день, когда рабочий человек может выспаться, – сказал тот в свою защиту.

– Мог бы приходить к двенадцатичасовой мессе.

– Она слишком длинная.

Пока перебранка между Фло и Хенни не затянулась, Фрэнки объявил о своем намерении откланяться.

– Пожалуй, мне пора, – сказал он. – Не буду злоупотреблять вашим гостеприимством в первый же вечер знакомства.

Компания переместилась обратно в гостиную. Марджи держала шляпу гостя, пока он учтиво прощался:

– Я получил большое удовольствие от нашей беседы и от кофе с чизкейком. – Решив, что этого недостаточно, Фрэнки прибавил: – У вас красивый дом, миссис Шэннон.

Началось!

– Рада, что вы это заметили, мистер Мэлоун, – сказала Фло. – Тогда вы, верно, понимаете, что Марджи не к спеху из этого дома уходить. Пускай выйдет замуж только тогда, когда ей предложат новый дом – еще получше этого.

Лицо Фрэнки быстро залила краска.

– Дом, из которого я происхожу, тоже очень неплох, миссис Шэннон, – сказал он с достоинством.

В отчаянной попытке спасти положение Марджи крикнула:

– Смотрите! Начинает накрапывать!

Все столпились у окна: действительно пошел легкий дождик.

– Подумаешь! – произнес Фрэнки.

– Твой костюм намокнет, – сказала Марджи.

– Представь себе, дома у меня есть другой, – ответил он холодно.

После натужного обмена пожеланиями доброй ночи Марджи вышла вместе с Фрэнки, чтобы проводить его до дверей подъезда. Когда они уже почти спустились, до них донесся голос миссис Шэннон, свесившейся через перила:

– Спасибо за грильяж и за все остальное!

– Пожалуйста! На здоровье! – крикнул Фрэнки в ответ.

Он хотел уйти без прощального поцелуя, но Марджи задержала его на темной площадке. Все ее сомнения в том, любит ли она этого мальчика, улетучились, когда ей стало ясно, как легко он уязвим и как сильно она уязвила его сейчас – косвенно, через своих родителей. Марджи решила на всю оставшуюся жизнь заслонить Фрэнки от того, что может причинить ему боль.

– Не обращай внимания, – утешала она его. – Мама такая со всеми.

– Я не должен забирать тебя из вашего богатого дома! Каков выверт!

– Это она просто так сказала.

– Неужели?

– Если даже и не просто так, какая разница? Ты ведь не на ней женишься, а на мне. А я считаю, что ты замечательный.

– И на том спасибо.

Марджи крепко обняла его, продолжая бормотать слова утешения, но он стоял как деревянный. Наконец она сказала:

– Мы поженимся очень скоро.

Эти слова его растопили. Он обвил Марджи руками и прошептал ей в волосы:

– Я им покажу! Когда-нибудь я им всем покажу!

– Знаю, знаю, – ответила она шепотом, исполненным яростной уверенности.

Они вселяли друг в друга большие надежды.

Фрэнки завершил вечер справедливым суждением о родителях Марджи.

– Старик у тебя неплохой, но мать… – Он решил проявить снисхождение: – Наверное, жизнь у нее непростая.

– Вообще-то они хорошие, – сказала Марджи, – к ним только нужно привыкнуть.

– Тяжелые из них собеседники. Я весь извелся.

– А я не могла дождаться, когда мы заговорим о погоде.

– Да уж, тебе пришлось чертовски поднапрячься, чтобы свернуть на эту тему.

– Я боялась, что сейчас помру.

– Если подумать, то мы все порядком вспотели, правда?

Напряжение вдруг спало, и Марджи с Фрэнки принялись вспоминать забавные моменты вечера. Смешки, поначалу приглушенные, становились все громче. Через несколько минут Марджи уже до того ослабела от смеха, что держалась за своего жениха, чтобы не упасть. Они хохотали до слез.

Их молодой смех поднялся вверх по лестнице и сквозь закрытую дверь проник в квартиру. Отец и мать медленно переглянулись, молчаливо признав, что игра проиграна.

Глава 17

С визитом к родителям жениха молодая пара не спешила. Фрэнки говорил, что не хочет подвергать Марджи тому, чему подвергся он сам при знакомстве с ее семьей. Ей же, с одной стороны, не терпелось оставить тревожный момент позади, а с другой стороны, она в глубине души радовалась отсрочкам. Марджи и Фрэнки сами толком не понимали, откуда берется эта робость, которая мешает им объявить его родителям о своей помолвке. Обсуждая эту проблему и подвергая анализу свои страхи, молодые люди неизменно приходили к выводу, что не делают ничего дурного: влюбляться и жениться – это нормально и правильно. А боятся они не столько самих родителей, сколько ссор, которые могут омрачить их счастье.

После помолвки, удостоверенной колечком с алмазной крошкой на пальце Марджи, жених и невеста вошли в колею, привычную для многих бруклинских пар. На кино и китайской закусочной они решили экономить, приберегая деньги для дома. Каждую среду после работы Фрэнки приходил к Марджи, и она развлекала его в гостиной, а Фло напрягала слух, сидя на кухне.

Граммофон опять работал: Фрэнки нашел ручку в лавке старьевщика на Кэнэл-стрит. Когда разговаривать было не о чем, они ставили пластинку и танцевали. Против этой формы выражения любви Фло при всем желании не могла ничего возразить. Прижимаясь щекой к щеке Марджи, Фрэнки вполголоса напевал:

И солнце б каждый день светило,

И ты сияла бы на троне,

Царица в золотой коро-о-оне,

Если б по-моему все было[29].

В десять часов Фло звала пить кофе. Таким образом она исполняла долг хозяйки и давала гостю понять, что интимная часть вечера завершена.

По воскресеньям Фрэнки делил с Шэннонами ужин, который покупали они с Марджи. В пять часов они шли в кошерную кулинарию и брали там буханку ржаного хлеба, четверть фунта копченой говядины и немного салями. Ко всему этому бесплатно давали ломтики маринованного огурца и сколько угодно горчицы. В немецкой кулинарии Фрэнки и Марджи покупали картофельный салат, а в пекарне, которую хозяин любезно открывал в воскресенье перед ужином, – большое «колечко» к кофе. Платил Фрэнки. Это была традиция.

В те вечера, когда он не приходил, Марджи, сидя на кухне, вышивала по канве «дорожки» и салфеточки. Родители составляли ей