Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы - Люси Уорд

различие конституций, они часто наносят пациентам вред. Все их улучшения переняты другими прививателями, в руках коих сие искусство, похоже, достигло величайшего совершенства»[159].

Неудивительно, что австрийцы, получив этот авторитетный (хоть и несправедливый по отношению к Саттонам) доклад, не стали приглашать Дэниэла Саттона в Вену. Вместо него они выбрали другого прививателя – Яна Ингенхауза, голландского врача и ученого, который в том же году, несколько раньше, превосходно отточил свои умения, помогая Томасу Димсдейлу со всеобщими прививками в Хартфордшире. Ингенхауз успешно привил детей австрийского августейшего семейства и в награду был назначен придворным врачом Марии Терезии с регулярной выплатой приличного пособия.

Русские тоже отвергли кандидатуру Саттона. Год спустя были анонимно опубликованы слухи, согласно которым его приглашали в российское посольство в Лондоне, чтобы обсудить его возможную роль, но с ним не стали иметь дело после того, как он запросил аванс в размере 4000 фунтов[160]. Впрочем, вероятнее, что его нога так и не ступила на территорию посольства – особенно если учесть, с какой презрительной снисходительностью к нему относились королевские медики. У российских представителей имелось много причин предпочесть Томаса Димсдейла. К 1768 г., когда вышло уже четвертое издание его трактата, Томас считался главным в мире авторитетом в том, что касалось новой прививочной методики (название его труда, «Современный метод прививания оспы», тонким образом помогало отделить его методику от той, которую так продвигали Саттоны). Его книга уже добралась до России: экземпляр «Современного метода» имел у себя барон Черкасов, глава Санкт-Петербургской медицинской коллегии и одна из ключевых фигур в организации монарших прививок[161].

Со своей больничной подготовкой и 35-летним опытом успешной врачебной практики в сельской местности Томас Димсдейл обладал тихой профессиональной уверенностью в своих способностях, которая находила отклик в душе пациентов. Он был на 23 года старше «выскочки» Саттона и предлагал заботливый уход, особенности которого всякий раз подстраивал под конкретного пациента. Винчестерец Чарльз Блэкстоун в 1767 г. писал другу о том, как хорошо его жена перенесла прививку, одновременно сделанную в Хартфорде и ей, и двум ее горничным. Она замечательно оправилась, и на лице у нее осталось лишь семь оспин, сообщал Блэкстоун, добавляя: «Д-р Димсдейл имеет все качества, позволяющие рекомендовать его как прививателя: здравомыслие, обходительность, прилежание и достойное поведение»[162].

Для практики, требующей, чтобы пациент сознательно подвергал себя риску, врач, которому можно доверять, поистине бесценен, и Томас мог назначать соответствующую плату за свои услуги. Его образ жизни оставался не таким вызывающе роскошным, как у Саттона, но он был человеком богатым, имел дома и земли вокруг Хартфорда, особняк в Лондоне и капитал, позволявший ему кормить свое обширное семейство. Он больше не волновался о деньгах, но знал себе цену. Незадолго до визита в российское посольство Томас взял 50 фунтов (больше 7000 фунтов на нынешние деньги) за то, чтобы привить Осгуда Хэнбери, купца-квакера и филантропа, одного из попечителей Лондонской оспенной больницы[163].

Квакерская сеть связей и знакомств, целая паутина свободомыслящих, образованных людей, зачастую полных решимости совершенствовать общество, продолжала играть центральную роль в жизни Томаса. Он больше не был «практикующим Другом», но полученное им религиозное воспитание сформировало его, и в списке пациентов у него значились помимо других лиц многие видные квакеры. Члены сообщества придерживались реформаторских ценностей, и это стало одной из движущих сил его кампании по массовому обеспечению бедняков возможностью безопасно получить прививку. Именно вера лежала в основе его отношений с Фозергиллом, длившихся всю жизнь, а влияние, которым пользовался Фозергилл, привело к тому, что Томас получил приглашение из России.

Но главная причина, по которой Томас Димсдейл затмил Дэниэла Саттона, не имеет никакого отношения к общественному положению или связям. Семейство Саттон долго не обнародовало свои прививочные «тайны» – весь их бизнес держался на том, что они держали эти сведения при себе. Дэниэл обещал предоставить свою методику в общественное пользование, однако сделал это лишь в 1798 г. – в тот самый год, когда Эдвард Дженнер опубликовал свои открытия по поводу прививания людей коровьей оспой, совершившие настоящий переворот в медицине. Саттон был, по сути, одним из первых предпринимателей, подвизавшихся в области биотехнологий, а Томас – настоящим ученым и реформатором. Узнав о медицинском прорыве, который совершили Саттоны, он исследовал и опробовал их методику и (не прошло и двух лет) сделал свои находки достоянием общественности. Димсдейл в «Современном методе» уверял, что ничего не утаил: «Надеюсь, уже ни к чему лишний раз уведомлять читателя, что я полностью раскрыл все, что с определенностью знаю касательно сего процесса… в согласии со своим суждением и опытом»[164].

Хирург Ричард Ламберт, активно выступавший за улучшение здравоохранения среди бедняков северо-востока Англии, восхищался Димсдейлом, как и многие другие современники. В 1768 г. он писал, что Саттоны сумели внести усовершенствования в прививочное дело, однако «заслуга их случайна», тогда как величайшую пользу развитию этого дела принесли «горячие, незаинтересованные, открытые, точные и всеобъемлющие объяснения нынешнего нового способа во всех его разновидностях, опубликованные почтенным доктором Димсдейлом»[165].

Советники российской императрицы согласились с такой оценкой. Томас все-таки принял приглашение, и двор Георга III официально уведомили о миссии, порученной Димсдейлу. К 18 июля (это был понедельник) одна из английских газет в лучших традициях бульварной прессы пронюхала об этой истории и тут же тиснула соответствующую заметку. В отделе придворных и политических слухов издание The Salisbury and Winchester Journal поведало читателю: «Как нам стало известно, его превосходительство русский посол привлек д-ра Димсдейла, именитого врача, практикующего в Хартфорде, для поездки в Россию, дабы сделать там прививку императрице и великому князю; сообщают, что сей джентльмен выедет в Петербург примерно в течение ближайших двух недель»[166]. Остается загадкой, каким образом провинциальная газета так быстро узнала эту новость. Тайна предстоящих императорских прививок просочилась наружу, по крайней мере в Британии.

28 июля, в четверг, Томас и Натаниэль отправились в дилижансе из Стратфорда (графство Эссекс) в Харидж, где поднялись на борт пакетбота, плывшего в Голландию. Несмотря на рискованность предприятия, Томас пребывал в приподнятом расположении духа. «Большинство полагает сию затею весьма опасной, – писал Джозеф Кокфилд, его бывший пациент. – Как говорят, в городе [Петербурге] свирепствует жестокая эпидемия оспы, и есть великая опасность, что ее величество и его высочество заразятся натуральною оспою еще до того, как он успеет прибыть на место». Тем не менее «он отправился с великою веселостию и жизнерадостностию»[167].

В Амстердаме отец и сын Димсдейлы пересели в частный дилижанс – закрытую карету, предназначенную для быстрого передвижения на большие расстояния. Они ехали днем и ночью, останавливаясь лишь изредка. На Томаса это произвело большое впечатление. Он писал на родину своему другу Генри Николсу: «Я вполне уверился, что мог бы таким образом путешествовать целый год, ни разу не укладываясь в постель, ибо дилижанс так покоен, что мы спали в нем, сколько было необходимо, и оба сошлись во мнении, что пребываем в прекрасном и довольно бодром состоянии». На станциях их снабжали отменной едой и хорошими напитками, но эти остановки оказались утомительнее самой дороги. Они быстро проехали через Ганновер («в сем городе нет ничего достойного обозрения»), затем достигли Берлина и Потсдама. В этих городах они задержались на два дня («дабы осмотреть различные предметы, дворцы, картинные галереи и т. п.»). Вначале их развлекал английский посол, затем – российский, обращавшийся с ними «с величайшею обходительностию и любезностию»[168]. Миновав Данциг, город на балтийском побережье[169], путешественники двинулись в сторону портового города Риги, который стал для них вратами Российской империи.

В сопровождении военного эскорта они промчались через «доминионы» российской короны и прибыли в Санкт-Петербург ровно через месяц после того, как выехали из Амстердама. Местные власти даже не успели как следует подготовить дом, где им предстояло разместиться, поэтому дилижанс остановился у величественного жилого здания на Миллионной (с несколькими апартаментами) – самой впечатляющей улице в российской столице, совсем рядом с Зимним дворцом и сверкающими водами Невы. Всего за четыре недели они попали из Хартфорда в новый для себя мир.