Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы - Люси Уорд

уникально, применяется лишь сим семейством и его партнерами и не может быть освоено посредством прочтения некоего доклада»[148].

В своей брошюре Хоултон даже предлагал правительству заказать проведение публичных испытаний, в ходе которых саттонист будет делать прививки одновременно с врачом-традиционалистом, дабы можно было проверить их прививочные методики на «трех или четырех сотнях сирот, нарочито отобранных для такой цели»[149]. Предложение об этих прививочных состязаниях так и не было принято, однако любознательные врачи продолжали пытаться выведать ключ к революционной практике Саттонов и провели более конструктивный эксперимент. Правда, для этого они тоже привлекли детей из Лондонской больницы для подкидышей.

Доктор Уильям Уотсон, почтенный специалист, работавший в этом заведении и отвечавший за общее руководство прививанием новоприбывших, к тому времени уже принял на вооружение новый метод с его небольшими надрезами и прогулками на свежем воздухе. Теперь же он затеял опыт на 74 мальчиках и девочках, призванный проверить полезность ртутных чисток и сравнительную эффективность прививки с помощью материала из новых или зрелых пустул (все прочие аспекты режима оставались одинаковыми). Остроту реакции он замерял по количеству оспин. Эти испытания с контрольной группой (как мы сказали бы сегодня), одни из первых в науке, позволили ему заключить, что ртуть не оказывает никакого воздействия на эффективность прививки. Более того, что никакие прибавления к простому булавочному уколу и восстановлению на свежем воздухе не дают особых изменений результата (вопреки заверениям Хоултона).

Все дети хорошо восстановились, но важнее всего было то, что прививка лишний раз показала себя как вещь менее опасная, чем натуральная оспа, вне зависимости от того, как проводили процедуру: «Она могла осуществляться совершенно всяким лицом, любым способом, кои только были изобретены, и во всякое время»[150]. Уотсон отдавал дань благодарности Саттонам за их роль не только новаторов, но и популяризаторов: «Они заслужили всяческой похвалы не только за некоторые истинные усовершенствования, какие они внесли в сей процесс, но и за ту уверенность, которую они возбудили в публике – среди нее было привито великое множество тех, кто иначе не отважился бы на такое».

Саттоны завоевали доверие общества главным образом благодаря тому, что их метод оказался безопасным (если верно следовать всем инструкциям). Дэниэл Саттон регулярно призывал своих хулителей предоставить достоверные доказательства смертельных исходов, вызванных прививкой, которую сделали его семья или ее партнеры, но подобных свидетельств так никто и не увидел. Важная роль этого семейства заключается еще и в том, что оно в достаточной мере упростило прививочную процедуру, чтобы, как справедливо отметил Уотсон, «великое множество» людей могло воспользоваться этим лечением.

Упрощая метод и развивая процесс стандартизации процедуры, который шел с 1750-х гг., Саттоны не только создали удивительно успешную бизнес-модель, но и проложили путь к доступным массовым прививкам. Пока многие врачи упорно настаивали, что каждому пациенту необходима своя подогнанная под его особенности процедура и что необходимо адаптировать все три ее компонента: подготовку к прививке, собственно прививку и последующее восстановление, марафонские сессии всеобщей прививки, устраиваемые Дэниэлом Саттоном и его сподвижниками, доказывали обратное. Новый метод отличался универсальностью, его не требовалось адаптировать к конкретному пациенту, врачи могли сосредоточиться на борьбе с самой болезнью и начать защищать от нее целые сообщества. На горизонте замаячила перспектива прививки как меры общественного здравоохранения.

Для городов и деревень, сталкивающихся со вспышками оспы, организованные всеобщие прививки оказались средством не только спасения жизней, но и охраны местной экономики. С середины 1760-х гг. координированные прививки всего сообщества становились все более распространенными (вначале – на относительно богатом юге и юго-востоке Англии). Этот порыв не был всецело филантропическим. Выхаживание и погребение больных бедняков стоило дорого, следовало как-то заботиться об осиротевших детях, что тоже требовало расходов, а периоды карантина вредили торговле, поэтому приходские власти рассматривали профилактическое здравоохранение как меры, позволяющие снижать издержки. Те же части сообщества, которые не были привиты, были уязвимы для новых вспышек заболевания, ставящих под угрозу всех, кто еще не привит. Многие сознавали: оспу никогда не удастся победить, пока мы не защитим от нее бедных.

Тот факт, что привитые какое-то время являлись заразными, лишь добавлял аргументов сторонникам коллективной прививки, когда все члены сообщества, решившие привиться, могли пройти эту процедуру вместе. Крупные и средние города были слишком населенными для такого рода схем массовой прививки, но в сообществах поменьше было вполне возможно привить всех одновременно, как это проделал Дэниэл Саттон в Молдоне. Тем, кто не мог платить за прививку, ее делали бесплатно, средства на это приход выделял из фонда пособий беднякам, а когда требовалось больше денег, прибегали к сбору благотворительных пожертвований или обращались к какому-нибудь богатому филантропу. Хирурги и аптекари состязались за лакомые контракты, беря с приходских властей по пять шиллингов за одного привитого. Они получали дополнительный заработок, предлагая частным клиентам низкие цены.

Прививка оставалась делом добровольным, но уровень участия обычно был высоким. Сам процесс очень отличался от того расслабляющего пансионного опыта, который Саттон рекламировал в Ингейтстоне. Беднякам, которых сочли достойными прививки, выдавали специальные билеты. Затем они выстраивались в очередь, получали свой «булавочный укол» и рвотно-слабительное средство, а потом их сразу же отправляли домой, велев избегать посещения церквей, рынков и других людных мест. Одних через несколько дней осматривали, дабы убедиться, что прививка начала действовать, другим же позволяли восстанавливаться самостоятельно.

Несмотря на растущее принятие новой методики, осуществление всеобщей прививки обычно подстегивали опасения перед близящейся вспышкой заболевания. Томас Димсдейл в 1766 г. провел в Хартфорде массовую прививку бедняков, чем остановил эпидемию. В январе 1768 г. он, как уже упоминалось, совершил рискованную поездку по глубокому снегу из Бенджео в деревню Литл-Беркхамстед, чтобы оказать помощь Джорджу Ходжсу, 10-летнему мальчику из бедной семьи, страдавшему одной из вирулентных форм оспы. Врач не сумел спасти жизнь ребенку, но предложил бесплатно привить жителей прихода, чтобы остановить распространение болезни. С помощью заезжего голландского врача Яна Ингенхауза, талантливого ученого, некогда обучавшегося медицине у Уильяма Уотсона в Лондонской больнице для подкидышей, Томас привил 290 жителей Литл-Беркхамстеда и (по просьбе обитателей деревни) соседнего прихода Бэйфорд. Все пациенты (их возраст составлял от пяти недель до 70 лет) впоследствии чувствовали себя хорошо. В приходской книге имеется благодарственная запись: отмечается, что Томас – «джентльмен необычайно искусный в своем ремесле, наделенный несказанной человечностью и щедростью»[151]. Этот опыт оказал глубокое влияние и на самого Димсдейла: он все больше убеждался в необходимости организовать прививание бедных, финансируемое государством. По его наблюдениям, богатые уже в основном были привиты, да и ремесленники могли себе позволить защитить от оспы свои семьи. Проводя «бессчетные всеобщие прививки в различных приходах графства Хартфорд», он стал всерьез задумываться, как же оградить от оспы тех, кто стоит на нижних ступеньках социальной лестницы, кто «сильнее всего пострадает, если останется в небрежении»[152].

Томас понимал, какой огромный потенциал таит в себе прививка для общественного здравоохранения, но разделял опасения других врачей насчет сопутствующих рисков. Простота новой методики создала почву для более широкого доступа к этой профилактической процедуре, но заодно открыла ее для всякого непрофессионала с острой иглой, убедительной манерой поведения и безразличием к распространению инфекции. В густонаселенных бедных сообществах привитые могли вызывать новые вспышки оспы. Подобно тому, как врачи 1750-х гг. пытались уберечь свой бизнес от конкуренции со стороны провинциальных хирургов и аптекарей, представители медицинской профессии объединились, чтобы бороться со вторжениями дилетантов, которые могли не только подорвать доходы настоящих врачей, но и посеять в обществе катастрофическое сомнение насчет безопасности прививки.

Томас встречал «почти нескончаемые» примеры «несчастий, проистекающих от прививок, практикуемых людьми неграмотными и невежественными»[153]. Однажды его вызвали к молодой женщине, проживавшей в 10 милях от Хартфорда. Явившись к больной, он застал ее умирающей от скверно сделанной прививки. Как выяснилось, процедуру провел его же бывший кучер, без спросу воспользовавшийся связями с Томасом, чтобы учредить собственную прививочную практику (к моменту визита Томаса он уже сбежал). Еще один случай: несчастный