Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы - Люси Уорд

Екатерину направить в страну еще больше войск. Франция пыталась подкупить Турцию, чтобы та бросила вызов надменной России, и дерзкая вылазка казаков на оттоманскую территорию (они преследовали там польских бунтовщиков) подтолкнула Турцию к войне. В дипломатических депешах, отправлявшихся из Лондона в Петербург, сообщалось о том, что Британия с беспокойством смотрит на вновь возникшую в Европе нестабильность, ведь прошло всего пять лет после окончания опустошительной Семилетней войны.

Трудолюбие Екатерины всегда было легендарным, но теперь она словно бы испытывала пределы своих сил. Из-за прививки ей пришлось бы пожертвовать ценное время на восстановление. Груз этой ответственности начинал тяжело давить на плечи ее врача, оторванного от своих коллег-медиков, в ошеломляющем мире, ни обычаев, ни языка которого он не понимал. «Пока я выношу все довольно неплохо, однако множество разъедающих забот тревожит меня, отравляя все это величие, и я уже не в состоянии наслаждаться так, как наслаждались бы многие на моем месте, – признавался он в письме, адресованном Генри. – От всего сердца желал бы, чтобы ты был рядом».

Томас готовился к прививке высокопоставленной пациентке точно так же, как к прививке любым другим богатым пациентам. Он составил для императрицы медицинскую анкету. Хотя его собственный опыт показывал, что каждого здорового человека можно безопасно привить лишь с незначительной подготовкой или вовсе без нее, он был достаточно старомоден, чтобы изучать историю болезни пациентов, их конституцию и их текущее состояние, прежде чем приступать к процедуре. Императрица ожидала от него традиционного персонализированного ухода, к тому же именно такой подход вселял уверенность в него самого.

Врач зачитал Екатерине свои вопросы. Она записала их по-французски и дала развернутые ответы. Как явствовало из этих ответов, та самая женщина, которая войдет в историю как олицетворение неуемных сексуальных аппетитов, в основном вела воздержанный образ жизни (впрочем, вопрос касался лишь еды и питья), следила за своим здоровьем и склонна была проявлять физические симптомы слишком интенсивной работы. По словам императрицы, меню ее типичного дня состояло из кофе и зеленого чая на завтрак (иногда с сухим печеньем), а также супа и мясного блюда на обед (летом вместо мяса подавались овощи). Похоже на меню какого-нибудь современного ретрита, куда удаляются за просветлением любители йоги. Но Екатерина признавалась, что иногда ее самообладание дает сбой: «Случается, что я очень воздержанна, однако бывают времена, когда я ем все, что подвернется под руку», – поведала она. На ужин она употребляла что-нибудь легкое (обнаружив, что это помогает ей лучше спать), выпивая самое большее два бокала бургундского, сильно разбавленного водой. В промежутках между трапезами она ничего не ела и не пила, если не считать лимонного сока (в жару). «Полагаю, улучшение или ухудшение пищеварения нашего зависит от рациона, – писала императрица. – Не помню, чтобы у меня случался запор хотя бы три раза во всю жизнь мою»[195].

После того как в 15-летнем возрасте она перенесла плеврит и шестнадцать кровопусканий в течение месяца, ее годами заставляли пить ослиное молоко и минеральную воду, чтобы не случилось рецидива, сообщила она. У нее не было времени на модные диеты, и она заключила, что ее желудок успокоила верховая езда. Теперь она лишь изредка страдала коликами, которые списывала на употребление чрезмерного количества фруктов или на геморрой – бич обитателей тогдашнего Петербурга. Другие ее недомогания, сообщила Екатерина своему врачу, причинены ею же самой – из-за интенсивной работы, которую она проделала, составляя свой «Наказ», важнейший план судебной реформы. Граф Орлов мудро предупреждал ее, что слишком долгое сидение за рабочим столом, от которого у нее устают глаза, вредит ее здоровью. Теперь она признавалась: «Два года порою ощущала я невыносимые головные боли, кои я объясняю слишком усердной работой и тем, что я три года кряду поднималась между четырьмя и пятью часами утра. Однако с нынешнего лета сии головные боли покинули меня, ибо я стала подниматься позже, между шестью и семью часами»[196].

Ответы императрицы, показывающие строгую самодисциплину в сочетании с нечастым потаканием своим слабостям, позволяли кое-что понять в ее характере, однако в них не нашлось ничего, что обеспокоило бы ее врача. Отчет, который Томас истребовал у докторов великого князя Павла, взволновал его больше. Оба эскулапа, доктор Круз и мсье Фуссадье, отказались лично участвовать в прививке, заявив, что они ничего не знают об этом процессе и потому не могут высказать о нем мнение. Томас обратился к доктору Норту Вигору, шотландскому врачу, лечившего горничных Павла. Его имя и фамилию можно перевести как Северная Сила, однако, несмотря на надежды Томаса, что собрат-британец его поддержит, Вигор тоже отказался на том основании, что не хочет участвовать в таком важном деле.

В общем, все трусливо решили избегать ответственности, и Томас снова принял весь ее груз на себя. Мало того, в написанном Фуссадье отчете о здоровье Павла утверждалось, что мальчик, по сути, был предметом раздора между двумя лагерями – его врачами-европейцами, представителями западной школы с ее медикаментами, в частности рвотными и слабительными, применяемыми для «очистки» организма, и его престарелыми русскими няньками. По словам Фуссадье, няньки, следуя традиционным для тогдашней России методам воспитания детей, перекармливали маленького Павла, перегревали его, накрывая колыбель толстыми одеялами и вечно держа его в жарких комнатах, а кроме того, носили его так неправильно, что колени у него начали выворачиваться на внутреннюю боковую сторону ног. Покойная императрица Елизавета, некогда забравшая младенца у Екатерины, чтобы самолично воспитывать его как будущего наследника престола, пренебрегала рекомендациями врачей, советовавших простой стол, и позволяла, чтобы мальчику давали любую еду, какая ему нравится (не возражая, чтобы он запивал ее пивом). Неудивительно, что подросток страдал от несварения и запоров, пережил несколько лихорадок и воспалений желез, а также заражения паразитическими червями, один из которых был «длиною в полфута»[197].

Томас «испытал чрезвычайное разочарование», когда все эти врачи отказались ему помогать, к тому же его поразило «неразумное и необычайное» обращение со здоровьем великого князя. Его обеспокоенность лишь усилилась, когда он узнал, что некий уважаемый придворный заметил: он, придворный, желает ему всяческого успеха, однако «ни один человек, знающий Россию, не стал бы» прививать ни императрицу, ни ее сына. Томас решил, что будет разумно описать сложившееся положение и вместе с его рекомендациями подать императрице в виде доклада. Он писал: хотя Павел – человек «деликатной и нежной конституции», его собственные наблюдения, проведенные в ходе множества совместных трапез, показали царевича как подростка «превосходно сформировавшегося, активного и свободного от всякой врожденной немощи»; это живой мальчик с отличным аппетитом, причем, несмотря на худобу, он, судя по всему, удивительно силен и способен долгое время без устали заниматься физическими упражнениями.

В Англии наш врач, безусловно, счел бы этого подростка вполне подходящим кандидатом на прививку, но в России, оставшись без всякой медицинской поддержки, он все-таки беспокоился. Томас рассудил, что в России другой климат, менее благоприятный, и он может плохо повлиять на послепрививочное восстановление пациента. Он предложил на пробу сделать прививку нескольким мальчикам «не столь высокого положения», но того же возраста и той же конституции, что и Павел. Это дало бы врачу возможность убедиться, что его методы так же действенны против оспы в Санкт-Петербурге, как и в деревнях Хартфордшира.

Екатерина согласилась исполнить его просьбу. Для опыта отобрали двух 14-летних кадетов по фамилии Басов и Свитен. Полагали, что ни тот ни другой не переболели оспой, хотя Томас с удивлением обнаружил, что природа и симптомы этой болезни очень мало известны в России. Казалось, здесь вообще мало кто может с уверенностью сказать, перенес ли он оспу в детстве, а государственные органы не собирали сведений о причинах смерти. Чтобы Томас по-прежнему мог свободно оставаться при дворе, не рискуя передать кому-то инфекцию, Панин предложил устроить так: пусть Натаниэль привьет мальчиков в доме Вольфа. Так и поступили. Сын дважды в день посылал отцу отчеты, которые затем переводили для императрицы.

Новости, приходившие с другого берега Невы, с самого начала выглядели неутешительно. Даже процесс получения зараженного материала для прививки показал, как яростно