Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах - Ат-Тайиб Салих

Дед и Бакри дружно рассмеялись. А Вад ар-Раис заметил пренебрежительно:

— Ну довольно тебе, Бинт Махджуб, уж больно ты хвастаешься. На словах-то вы все хоть куда, а на деле? Одна только видимость.

— Сам ты видимость! — огрызнулась Бинт Махджуб.

— Видишь ли, — как всегда спокойно и рассудительно сказал мой дед, — Вад ар-Раису больше нравятся женщины с червоточинкой.

— Послушай, хаджи Ахмад, могу поклясться: если бы ты хоть раз поцеловал женщину из Эфиопии, так давно бы оставил свои четки. В их объятиях про все молитвы забудешь, как про тот кусочек плоти, который обрезают в младенчестве за ненадобностью.

— Ну уж это ты слишком! Ислам требует обрезания, — заявил Бакри.

— Какой такой ислам? — рассердился Вад ар-Раис, — У тебя свой ислам, у хаджи Ахмада — свой. Много вы понимаете! Неужто египтяне или сирийцы не мусульмане? А вот они точно знают, чего хотят, уважают законы: женщины у них остались такими, как сотворил их аллах. А у нас? Стрижем их, точно овец.

Дед так долго захлебывался смехом, что даже уронил четки.

— Египтянок вспомнил! — через силу выговорил он наконец. — Где уж тебе с ними справиться!

— Как бы не так! А ты-то что про них знаешь? Молчал бы уж! — возмутился Вад ар-Раис.

— Э, да ты, видно, забыл, — пришел на помощь деду Бакри, — что наш хаджи Ахмад бывал в Египте. Как-никак провел там девять месяцев!

— Пешком ходил, — добавил дед. — Помню, у меня с собой не было ничего, кроме четок да молитвенного чайника.

— И много выходил? — спросил с ехидцей Вад ар-Раис. — С чем ушел, с тем и пришел, так ведь? С четками и чайником! Клянусь, я бы на твоем месте не вернулся с пустыми руками. Можешь быть уверен.

— А кто спорит? Ты бы, конечно, привез оттуда бабу. Чего еще от тебя ждать? Ни о чем другом ты ведь и не думаешь! Я-то, правда, вернулся с полным кошельком — купил себе земли, построил сакию, приодел детей.

— Да знаем, знаем. Ну а все-таки, хаджи Ахмад, неужто ты в Египте так даже и не полюбопытствовал, какие они, египтянки-то?

Дед поднял четки, и они снова скользили между его пальцами, точно колесо сакии. Но вдруг они замерли, и дед, откинув голову, раскрыл рот, словно ему не хватало воздуха.

— Ты с ума сошел, Вад ар-Раис? — опередил всех Бакри. — Взрослый человек, а говоришь глупости. Женщины, они везде одинаковые, что в Египте, что в Судане, что в Ираке: и черные, и белые, и красные, и желтые…

Вад ар-Раис был ошеломлен неожиданным отпором и не сумел ничего ответить. Он только покосился на Бинт Махджуб, словно ища у нее поддержки.

— Правду сказать, в Египте я чуть было не женился, — начал дед. — Египтяне хорошие люди, умеют ценить дружбу. И о египтянках худого слова сказать нельзя. Познакомился я в Булаке с одним благочестивым человеком. Встречались мы всегда в мечети Абу-ль-Ала на первой молитве рано утром. Потом пригласил он меня к себе в дом. Так я познакомился с его семьей. Сыновей у него не было, одни дочери, целых шесть, и все давно на выданье. Вот однажды он мне и говорит: «Послушай, суданец, человек ты верующий, благочестивый, умеешь хранить дружбу, в общем, человек верный, достойный. Позволь мне предложить тебе в жены одну из моих дочерей». И знаешь, Вад ар-Раис, его старшая дочь пришлась мне очень по душе. Но тут вскоре я получил телеграмму о смерти матери, ну и тот час собрался и уехал. А больше я туда не возвращался.

— Да снизойдет на нее милость аллаха, — проговорил Бакри, — она, конечно, была достойная женщина.

А Вад ар-Раис глубоко вздохнул:

— Жаль! Очень жаль! Вот она — жизнь! Кто по хочет, тому счастье само в руки плывет. Клянусь, я на твоем месте своего бы не упустил. Нет, уж я бы женился и пожил с молодой женой в свое удовольствие. И чего тебя потянуло сюда, в это забытое богом место?

— Помнишь сказочку? Что там говорила газель? Моя страна — это моя! — заметил Бакри.

Бинт Махджуб закурила очередную сигарету. Сизая струйка поднялась к потолку, где уже колыхалось густое облако табачного дыма. Обращаясь к Вад ар-Раису, она сказала:

— Да, конечно, тебе никогда не везло, толстяк ты этакий. Тебе ведь давно за семьдесят, а ты все не взрослеешь.

— Семьдесят, семьдесят… А что такое семьдесят лет? — вскричал Вад ар-Раис. — Всего лишь день, не больше. А тебе самой сколько? Да ты, наверно, постарше нашего хаджи Ахмада.

— Побойся бога, Вад ар-Раис, — примирительно заметил дед. — Когда я женился, Бинт Махджуб еще на свете не было. Она, я думаю, моложе тебя года па два, а то и на все три.

— Ну ладно, все равно, — не отступал Вад ар-Раис, — я и сейчас поживее всех вас буду. Клянусь, я и с твоим внуком могу еще потягаться.

— На словах-то ты герой! — припомнила ему Бинт Махджуб недавний выпад. — А дошло бы до дела, так мы бы еще посмотрели, как оно обернулось бы.

— А ты выходи за меня, Бинт Махджуб, и сама проверь!

— Да что ты мелешь! С тех пор как мой Вад аль-Башир меня покинул, я обо всем таком и думать забыла. А ты, Вад ар-Раис, клянусь аллахом, совсем как ма-лое дитя стал. Видно, весь свой ум, коли он у тебя был, ты растряс по чужим постелям, вот что я тебе скажу.

Взрыв смеха заглушил ее последние слова. Даже Бакри, который раньше только кривил губы в усмешке, весь содрогался от хохота. Дед перестал перебирать четки и негромко смеялся, время от времени всхлипывая. Хрипло, по-мужски хохотала Бинт Махджуб, смех Вад ар-Раиса напоминал, скорее, лошадиный храп. У всех из глаз лились слезы.

— Да простит нас аллах и заставит покаяться, — приговаривал дед.

— Да простит нас аллах! О боже, ну и насмеялись же мы, — сказала Бинт Махджуб. — О аллах, прошу тебя, собери нас в добрый час еще не раз!

— Да простит нас аллах! — пробормотал скороговоркой Бакри, — и отпустит нам великий все наши грехи и прегрешения и дарует нам счастливый конец!

— Да простит нас аллах, великий и могучий! — сказал Вад ар-Раис. — Да будет его воля над нами и здесь, на земле, и там.

Вдруг Бинт Махджуб легко поднялась на ноги, точно мужчина лет тридцати, и выпрямилась во весь рост. Годы не сгорбили ее, и она сохранила девичью стройность. Встал вечно недовольный собой Бакри. За ним — Вад ар-Раис, слегка опираясь на палку. С молитвенного ковра перебрался на свою низкую тахту дед.

Я смотрел на них: три старика и одна старуха заливаются смехом на краю могилы.

Кто знает, может быть, завтра они отправятся в свой последний путь. Внук станет отцом, отец — дедом, а караван как ни в чем не бывало продолжает свой путь.

У самой двери Вад ар-Раис обернулся и сказал мне:

— Завтра встань пораньше и приходи к нам. Позавтракаем вместе.

Дед поудобнее устроился на тахте и неожиданно стал потихоньку смеяться, будто заново переживал все, что слышал и видел в этот вечер в обществе друзей, которые так его развеселили и которых он сам развеселил не меньше.

— А знаешь, — спросил он меня через некоторое время, — почему Вад ар-Раис пригласил тебя позавтракать с ним?

Я объяснил, что мы друзья и он уже не раз приглашал меня.

— Ну нет. Дело не так просто. Он ждет от тебя одной услуги.

— От меня? Какую услугу я могу ему оказать?

— Он хочет жениться.

Я от души рассмеялся.

— Но я-то тут при чем?

— Видишь ли, ты — доверенный невесты.

Я предпочел промолчать.

— Вад ар-Раис, — поспешил добавить дед, решив, что я ничего не понял, — хочет жениться на вдове Мустафы Саида.

Но я опять не сказал ни слова.

— Вад ар-Раис не так уж стар, — продолжал дед. — К тому же у него есть деньги, и немалые. А женщине всегда нужна опека и защита. И ведь со времени смерти ее мужа прошло три года. Неужто она собирается навсегда остаться вдовой?

Я объяснил, что не имею к этому никакого отношения. У нее ведь есть отец, братья. Почему бы Вад ар-Раису не поговорить с ними?

— О чем это ты? Вся деревня знает, что Мустафа Саид поручил тебе заботиться о его жене и детях, что ты их опекун.

Я ответил, что я действительно опекун, но только над детьми. А вдова вправе поступать, как считает нужным. Тем более что она не одинока.

— Но она тебе очень доверяет. Как ты скажешь, так она и сделает.

Я почувствовал гнев и возмущение. Неужели обычай настолько силен, что все подчиняются ему, не задумываясь?

— Ты сам знаешь, что она отказала мужчинам не чета Вад ар-Раису, — сказал я деду. — Он ведь старше ее на целых сорок лет!

Но дед продолжал упорно твердить, что Вад ар-Раис все еще молод, что дом у него — полная чаша и что родственники невесты, конечно, не будут возражать. Но сама она может отказать Вад ар-Раису. Вот почему он и хочет, чтобы я был посредником в этом деле.

Я с трудом сдерживался, чувствуя, что еще немного, и я взорвусь. В моем сознании совершенно непроизволь-но возникли одновременно две отвратительные картины и тут же слились в одну. Я увидел Хасану — дочь Махмуда, вдову Мустафы Саида — в объятиях какого-то англичанина, и тут же он превратился в старика Вад ар-Раиса, и до меня словно донесся ее голос перед самым восходом солнца в деревушке у излучины Нила.