Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах - Ат-Тайиб Салих

Бинт Махджуб засмеялась и затем произнесла мужским, хриплым от курения голосом:

— Как погляжу, ты во вкус вошел чуть не с пеленок.

— Не тебе бы говорить, Бинт Махджуб, — не смущаясь, ответил Вад ар Раис. — Уж кто-кто, а ты в таких делах разбираешься. Ведь ты восьмерых мужей схоронила, да и сейчас не упустишь — нашелся бы кто-нибудь, так не сказала бы ему «нет», хоть ты женщина и в летах.

— Что и говорить, — изрек дед. — Другой такой Бинт Махджуб на свете не сыщешь.

Бакри, который все время так смеялся, что слова не мог вымолвить, теперь повернулся к Бинт Махджуб, спросил:

— Скажи нам, кого из своих мужей ты любила больше всех?

— Вад аль-Башира, — ответила Бинт Махджуб не задумываясь.

— А, того, который смахивал на породистого жеребца? — заметил Бакри. — То-то его ужин всегда доставался козам.

Бинт Махджуб сбила кончиком пальца пепел с сигареты на пол:

— Уж поверьте, когда он обнимал меня, я обмирала от счастья. Кончится вечерняя молитва, он сразу ко мне, и мы ласкаем друг друга до утренней зари. А как услышит призыв на утреннюю молитву, говорит: «О аллах, о Бинт Махджуб!»

— Вот ты и свела его в могилу, когда он был в расцвете сил, — заметил дед.

— Ну что ты! Просто судьба назначила ему жизнь короткую, — ответила Бинт Махджуб с улыбкой. — От того, о чем мы тут говорим, еще никто не умирал.

Бинт Махджуб высока ростом, волосы у нее цвета черного бархата, и хотя ей все семьдесят, все равно видно, какой она была красавицей. В деревне не найти человека, который бы ее не знал и не готов был бы хоть до ночи слушать ее рассказы, нередко довольно откровенные. Она курила, пила вино, ругалась самыми черными словами — словом, вела себя как мужчина. По слухам, мать ее якобы была дочерью какого-то местного султана. Замуж Бинт Махджуб выходила только за самых видных и богатых женихов в деревне, переживала их одного за другим и с каждым вдовством богатела. Родила она всего одного сына, а дочерей — бесчисленное множество. Они все походили на свою мать не только красотой, по и вольностью в разговоре.

Рассказывали такой случай. Дочка Бинт Махджуб выходила замуж, только ее жених не очень нравился матери. После свадьбы они уехали и вернулись почти через год.

Тут зять Бинт Махджуб решил устроить пир и пригласить всех родственников своей жены. «Знаешь что, — говорит ему жена, — моя мать не очень-то стесняется в выражениях, так лучше пригласим ее особо».

Так они и сделали. Нажарили, наварили и позвали тещу на ужин. Выпила Бинт Махджуб, хорошо закусила и говорит своей дочери: «Амина, этот мужчина тебя не достоин. Дом у тебя хороший, одежда красивая, твои руки супруг унизал золотыми браслетами, шею украсил жемчугом. Но это все пустое. Я вот вижу по его лицу, что в постели тебе с ним радости нет никакой». А тот стоит рядом и все слышит. «Хочешь узнать, что такое спать с настоящим мужчиной? А то я знаю подходящего человека. Уж если он к тебе придет, так можешь быть спокойна: он тебя не оставит, пока твоя душа не насытится». Муж Амины от этих слов так рассвирепел, что тут же с нею навсегда распрощался.

— Слушай, — повернулась Бинт Махджуб к Вад ар-Раису, — что с тобой? Уж два года ты довольствуешься только одной женой. Не поостыл ли твой пыл?

Вад ар-Раис и мой дед обменялись взглядом, смысл которого я понял много позже.

— Что верно, то верно: у меня лицо шейха, но сердце как у юноши. Может быть, ты знаешь какую-нибудь вдовушку или разведенную, которая бы подошла мне?

— Послушай доброго совета, Вад ар-Раис, — вмешался в разговор Бакри. — Ну какой из тебя жених? Стар ты, тебе давно за семьдесят. У твоих внуков уже есть дети. И не стыдно тебе? Каждый год хочешь играть новую свадьбу. Пора бы уж остепениться. Готовься луч-шe к встрече с аллахом, да будет он славен и велик!

Бинт Махджуб и мой дед засмеялись в одни голос, а Вад ар-Раис ответил оскорбленно:

— Что ты понимаешь! Тебе вот и хаджи Ахмаду достаточно одной жены. Умри они, оставив вас в одиночестве, так уж вам не набраться храбрости, чтоб жениться еще разок! Хаджи Ахмад, он только целый день молится и распевает суры из Корана, точно рай уготован лишь для него одного. Ну а ты, Бакри, что с тебя взять? Все копишь и будешь копить до самой смерти. Аллах, великий и могучий, благословил супружество, разрешил он и развод. Он что сказал? «Удерживайте их с достоинством или разлучайтесь с достоинством». Вспомните-ка, что он еще говорил: «Женщины и мужчины украшают мир».

Я возразил ему, что в Коране не говорится «женщины и мужчины», а написано «деньги мужчины».

— Что бы там ни было, — продолжал Вад ар-Раис, — уж я-то знаю: радости супружеской жизни превыше всех других земных радостей.

Покрутив свои длинные, загнутые кверху усы с кончиками тонкими, как иглы, Вад ар-Раис погладил левой рукой густую белую бороду, которая казалась приклеенной к смуглым щекам, а у висков смыкалась с большой белой чалмой, так что его лицо словно выглядывало из белой рамы — красивые, светящиеся умом глаза, чуть изогнутый, изящной формы нос. Вад ар-Раис подводил веки сурьмой, ссылаясь на обычай. Впрочем, я склонен думать, что он просто очень заботился о своей внешности. Ничего не скажешь, лицо Вад ар-Раиса красивое. Не то, что у моего деда или Бакри — тот и вовсе сморщен, как высохшая тыква. И Вад ар-Раис знал себе цену.

Я не раз слышал, что в молодости он был очень красив и покорял сердца девушек направо и налево — в нашей деревне и в соседних. Женат он был не счесть сколько раз, да и разводился не меньше. И невест искал где придется, а на вопросы отвечал резонно: «Кровь играет, что поделаешь!» Из его жен я помню данкалавийку[31] из Хандака, хенлавийку из Гедарефа и эфиопку.

Эта последняя, кажется, была служанкой в доме его старшего сына, который жил в Хартуме.

Из четвертого хаджжа[32] он вернулся с женщиной из Нигерии. Когда у него спросили, как это ему удалось найти себе такую жену, он рассказал, что познакомился с ней и ее мужем на пароходе — на пути между Порт-Суданом и Джиддой — и подружился с ними. Однако в тот день, когда они ступили на гору Арафу[33] в Мекке, ее муж умер. Перед смертью он будто бы подозвал Вад ар-Раиса и сказал: «Завещаю тебе свою жену, позаботься о ней».

Только и этот брак его не успокоил. Прожили они вместе три года — для Вад ар-Раиса срок немалый. Правда, оказалась она женщиной не слишком строгих правил, и он уж и тому радовался, что она была бесплодна. Ему всегда нравилось рассказывать всем встречным и поперечным о своих любовных похождениях. А теперь он часто добавлял назидательным тоном: «Кто не был женат на распутнице, тот так и не познал по-настоящему, что такое семейная жизнь».

Только вскоре он взял вторую жену — женщину из племени кабабиш. Ее он привез из поездки в Хамрат эш-Шейх. Жены между собой не поладили и стали без конца ссориться. Тогда Вад ар-Раис, желая угодить кабабишийке, развелся с распутницей, но вторая жена вскоре сбежала от него и уехала обратно к родным в Хамрат эш-Шейх.

Вад ар-Раис, многозначительно толкнув меня острым локтем в бок, заметил, стараясь вовлечь меня в общую беседу:

— Говорят, у христиан женщины — это что-то особенное, даже трудно себе представить.

— Аллах их знает, — ответил я.

— Ну что это за разговор? — не унимался Вад ар-Раис. — Подумать только, юноша в полном расцвете сил, молодой, красивый, целых семь лет живет в стране, где стоит только свистнуть, — и вдруг нате вам: не знаю! — Не дождавшись ответа, он продолжал: — Хотя, пожалуй, чего от вас и ждать! По-вашему, мужчине до-вольно и одной жены. Вот твой дядя из другого теста: настоящий мужчина!

Действительно, про нашу семью в деревне говорили, что у нас никто не разводится и вторично не женится. И находили этому всякие объяснения, например, что в нашей семье мужчины у своих жен всегда под башмаком. Но к моему дяде Абдель-Кериму это не относилось: он и женился и разводился по нескольку раз.

— Да разве жены у христиан могут сравниться с нашими деревенскими? — сказала Бинт Махджуб. — Куда им! Они только болтать горазды. Их и водой не пои — только дай языком потрепать. А наши и массаж умеют делать, и табак готовить, и благовония всякие, а в сырую погоду и разотрут, где нужно. Ляжет паша деревенская после вечерней молитвы на красную циновку, раскроет объятия, ну, мужчина и чувствует себя, словно он сам Абу Зейд аль-Хилали[34].

Дед и Бакри дружно рассмеялись. А Вад ар-Раис заметил пренебрежительно:

— Ну довольно тебе, Бинт Махджуб, уж больно ты хвастаешься. На словах-то вы все хоть куда, а на деле? Одна только видимость.

— Сам ты видимость! — огрызнулась Бинт Махджуб.

— Видишь ли, — как всегда спокойно и рассудительно сказал мой дед, — Вад ар-Раису больше нравятся женщины с червоточинкой.

— Послушай, хаджи Ахмад, могу поклясться: если бы ты хоть раз поцеловал женщину из Эфиопии, так давно бы оставил свои четки. В их объятиях про все молитвы забудешь, как про тот кусочек плоти, который обрезают в младенчестве за ненадобностью.