Одиночество Мередит - Клэр Александер

сказал!

ФАНАТКАПАЗЛОВ.??

КРОШКАДЖЕН. «Секунда на губах — навеки на боках»! Представляете?

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Вот хам!

СПАСИТЕПЛЗ. ЛОЛ

КОШАТНИЦА29. Надеюсь, ты выплеснула вино ему в лицо!

КРОШКАДЖЕН. Нет. Допила, поставила пустой бокал на стойку, развернулась и ушла.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Молодец!

КОШАТНИЦА29. Класс!

КРОШКАДЖЕН. А потом села в автобус, приехала домой и съела целую коробку конфет «Кволити стрит».

ФАНАТКАПАЗЛОВ.

КОШАТНИЦА29.

СПАСИТЕПЛЗ. Надеюсь, ты потом не пошла блевать?

КРОШКАДЖЕН. Думала об этом. Но нет.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Молодец, Дженис. Ты отлично справляешься.

КРОШКАДЖЕН. Держусь уже шесть недель.

СПАСИТЕПЛЗ. Только не говори, что съела кокосовые. Они отстойные.

КОШАТНИЦА29. Я люблю кокосовые! Но больше всего — с хрустящей карамелью.

СПАСИТЕПЛЗ. Я всегда ем треугольники в зеленой обертке.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. А я в фиолетовой.

КРОШКАДЖЕН. Ну а мне все нравятся. Как выяснилось.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Ох, Дженис. А как ты сегодня?

КРОШКАДЖЕН. Все в порядке. Но пока никаких свиданий вслепую. И никаких конфет.

КОШАТНИЦА29. Ну, кто знает, может, тебя там принц на белом коне дожидается.

КРОШКАДЖЕН. Ха! Я в это поверю, когда сама его увижу.

КОШАТНИЦА29. Ему бы с тобой очень повезло.

КРОШКАДЖЕН. Ой, спасибо, девчонки.

СПАСИТЕПЛЗ. (зевает)

КРОШКАДЖЕН. ЛОЛ

СПАСИТЕПЛЗ. Вот такие козлы позорят нас, достойных мужиков.

КОШАТНИЦА29. Ты сейчас с кем-нибудь встречаешься, @СПАСИТЕПЛЗ?

КРОШКАДЖЕН. Ох, не заводи его.

СПАСИТЕПЛЗ. Я рассматриваю варианты

КРОШКАДЖЕН. А, теперь это так называется?

КОШАТНИЦА29. Значит, мы тут все холостяки?

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Видимо, да!

КОШАТНИЦА29. Я раньше думала, что отношения — это главное в жизни. Теперь вот не уверена.

КРОШКАДЖЕН. Ты права, подруга.

СПАСИТЕПЛЗ. Сначала надо полюбить себя.

КОШАТНИЦА29. Я стараюсь!

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Легко сказать.

КРОШКАДЖЕН. Но мы на верном пути

2002

Когда я пришла, мама сидела на крыльце и курила.

— Ты опоздала, — сказала она.

— Автобус задержался. — Я сунула руки в карманы куртки. — И тебе привет.

Она раздраженно выпустила дым через нос. Мы молча смотрели друг на друга — она была похожа на дикое животное с большими темными глазами, и ее взгляд словно дразнил меня, подзадоривая подойти ближе.

Наше противостояние нарушила Фи, прошагав мимо мамы с полными мусорными пакетами в обеих руках. Тут она увидела меня, и глаза ее загорелись.

— Ты здесь! А мы как раз грузимся. — Она направилась к белому фургону, припаркованному у дома, крикнув через плечо: — Иди наверх и возьми, что сможешь. Там Лукас разбирает шкаф.

— Она забирает к чертям всю мою мебель, — проворчала мама, растирая окурок о ступеньку. — А я останусь в пустом доме. Совсем одна. Что, если я упаду и ногу сломаю? С голоду ведь могу умереть.

— Я уверена, с тобой все будет в порядке. Тебе сорок пять, а не восемьдесят пять.

— А чувствую я себя на восемьдесят пять, — процедила она сквозь зубы.

Я прошла мимо, оставив ее курить и жаловаться на старость. Иронии в моих словах она явно не уловила. Поднимаясь по лестнице, я снова чувствовала себя девчонкой, стремящейся укрыться от резких слов и тягостного молчания. Я осторожно толкнула дверь спальни.

— Мередит. Ты решила почтить нас своим присутствием.

Лукас говорил как ребенок, воспроизводящий то, что услышал от взрослых.

— Автобус опоздал, — сказала я, злясь на себя за то, что сразу начала оправдываться. Это была моя обычная позиция — пытаться сгладить свою вину, когда абсолютно ни в чем не виновата.

— Поможешь нам?

Я сделала глубокий вдох.

— Конечно. Что нужно делать?

Прежде чем ответить, он немного помолчал, и я все время чувствовала на себе его взгляд. Сама я старалась на него не смотреть, блуждая глазами по комнате: обрывки скотча на стене напоминали о наших подростковых постерах; на окне, как всегда, болталась выцветшая розовая занавеска; в полуразобранном шкафу когда-то висела моя одежда.

— Подержи тут, пока я шурупы выкручиваю, — попросил он.

Я придерживала стенку шкафа обеими руками. Мне еще никогда не приходилось быть так близко к Лукасу: на меня пахнýло его лосьоном. Я прислушалась к звукам на первом этаже в надежде, что Фи прибежит наверх. Но никаких приближающихся шагов, только тихие голоса.

— Мы теперь почти родственники, Мередит, — тихо сказал Лукас.

Я неохотно подняла на него глаза. Нос в угрях, пятидневная щетина на подбородке.

— В следующем году я стану твоим братом.

— Зятем, — быстро поправила я.

— Ты тоже этого ждешь?

— Ты о чем вообще? — Я вцепилась в хлипкую деревянную доску.

Он рассмеялся:

— Да ладно, только не прикидывайся скромницей. Я же вижу, как ты на меня смотришь.

Мне захотелось плюнуть ему в лицо — я даже представила себе, как по его щеке стекает вязкая слюна. Но ничего такого я себе, конечно, не позволила, ведь я была слишком хорошей девочкой. Просто замерла. Он продолжал смотреть на меня, а я не могла дышать, пока в комнату не ворвалась Фи, требуя объяснить, почему на разборку дурацкого шкафа нужно так много времени.

Мы сидели на крыльце маминого дома, пили чай из щербатых кружек и наблюдали, как Лукас отъезжает на загруженном фургоне.

— Ты наконец-то отсюда сваливаешь. — Я подтолкнула сестру локтем.

— Всего на несколько лет позже, чем планировалось.

— Я правда знаю, что мы не могли уехать, когда тебе было шестнадцать, — тихо сказала я. С нашего места было слышно, как мама ходит по кухне, но у нее была привычка подкрадываться. — Тебе было бы слишком тяжело заботиться о нас обеих. Этого и тут хватало.

Она пожала плечами:

— Я старалась.

— Ты отлично справилась.

— В следующем году я выхожу замуж, — сказала она деловым тоном, будто все еще пыталась себя в этом убедить.

Я допила чай и посмотрела на небо, собираясь с духом. Сейчас было самое время рассказать ей о том, что плел наверху Лукас, обо всех тех случаях, когда из-за него я чувствовала совсем не то, что должна чувствовать к мужчине, который любит мою сестру. Я прокрутила в голове эту сцену, но все слова казались неподходящими и никакого счастливого финала для всех участников не вырисовывалось. Тогда я задумалась: может, дело во мне,