Ирка Хортица и компания - Кирилл Кащеев

и морща нос от запаха книжной пыли.

— Зачем мы здесь, сестра? — недовольно процедил он.

— Сейчас вам очень хочется съязвить: уж не рассчитываю ли я отыскать чудовище в монастырском скриптории? — хмыкнула сестра Аполлинария. — Я ценю вашу сдержанность. Она еще раз показывает, что мы не ошиблись.

Монахиня присела на корточки у сундука и поковырявшись ключом в замке, отвалила резную крышку. Над сундуком взвилось облако пыли и стайка мелких серых бабочек. Рыцарь звучно чихнул.

— Вот она! — монахиня вытащила из глубины сундука пачку наскоро сшитых пергаментных листов. Пергамент был старый и покоробленный, да еще и наверняка неоднократно подчищенный для новых записей, а потому письмена на нем выглядели весьма бледно. — Вы знаете, откуда взялся наш монастырь?

— Чудо… найденная в пещере икона… — повторил всем известную историю рыцарь.

— Да-да! — нетерпеливо кивнула монахиня. — Только чудо не возводит монастырские стены и не покупает хлеба для трапезной. Все это делают люди. Например, некая ваша богатая соотечественница, сто лет назад отказавшаяся от брачных уз, что навязывали ей на материке, прибыла сюда, на остров, и на свои средства основала монастырь. И стала первой его настоятельницей. — монахиня перевернула растрепанный лист, и рыцарь уставился на миниатюру.

Крохотную и грубую — сто лет назад монастырские писцы были гораздо менее искусны, чем нынешние, да и навряд среди монахинь новосозданного монастыря могли случиться рисовальщицы. Но рисовать это лицо было несложно: четкий прямой нос, такие же четкие, твердого рисунка губы, высокий лоб… То самое лицо, что склонялось над ним во время этих… обследований! Лицо матери-настоятельницы… нынешней матери-настоятельницы!

— Внучка? — растерянно разглядывая миниатюру, пробормотал рыцарь.

— Богородица Дева, прости ему его прегрешения! Здесь монастырь, монсьер! — даже крестилась сестра возмущенно.

— Ох, да что же это я… — рыцарь смутился.

— Это просто одна и та же женщина. — спокойно закончила монахиня.

Рыцарь на миг задержал дыхание. Все ясно. Грубый он все же, толстокожий: обижался на несчастную сумасшедшую, недобрые слова в ее адрес не говорил, так думал…

— Простите, сестра… Я, пожалуй, пойду… — он начал аккуратно, не сводя глаза с монахини — а ну как кинется, безумная! — пятиться к выходу.

— Не верите?

— Видите ли, сестра…

Можно безумным возражать или не стоит?

— Даже Лазарь, воскрешенный Иисусом, потом умер в свой срок, гробница вот его тут, неподалеку. Люди-то по сто лет не живут…

— Люди — нет. А драконы — да. — неожиданно спокойно согласилась сумасшедшая.

Рыцарь споткнулся, едва не рухнув на высокий порог скриптория. Ушибленная об лодочную скамью спина отозвалась вспышкой боли. Мгновение он лихорадочно соображал, пытаясь понять слова сестры Аполлинарии… и наконец глухо хмыкнул:

— А говорите — поладили. Настолько, что свою настоятельницу чудовищем называете?

— Она не чудовище! — вдруг сильно и горячо вскричала сестра. Мгновенный бросок — полы монашеской рясы взвихрили книжную пыль — и вот уже она стоит рядом, обеими руками стискивая его руку и пытливо заглядывая в глаза. — Она — жертва! Несчастная, страдающая жертва! Но в сердце ее уже цветет надежда и упование — на истинного рыцаря, способного отдать последние деньги ради спасения неведомой ему утопленницы! На вас, монсьер! Только вы можете ей помочь!

* * *

Тонкие руки высунулись из провала, в котором кипело море. Ощупали острый скальный край, подтянулись… И отсвечивая белизной в вечернем сумраке, наверх взметнулось обнаженное женское тело. Мгновение женщина еще смотрела вниз: там, то с грохотом разбиваясь об стены скального грота, то вновь откатываясь белыми пенными языками, бушевало черное ночное море. Ледяные брызги соленой воды осыпали ее живот и грудь, женщина зябко поежилась… и аккуратно ступая босыми ногами по камням, вскарабкалась по уводящему вверх узкому скальному проходу. Чирк… чирк… Найденное на ощупь кресало высекло искры — затеплился утопленный в жиру фителек. Держа масляную лампадку в руке, женщина шагнула в невысокую скальную пещерку. Едва теплящийся огонек, точно в зеркале, отразился в стекающем по стене водопадике. Женщина пристроила лампадку на скальном уступе и нырнула под холодные струи, смывая с себя морскую соль. Провела гребнем по коротко остриженным волосам… и принялась натягивать монашескую рясу. Оправила подол и шагнула к низенькой дубовой двери на другой стороне пещерки. Откинула тяжелый засов…

Дверь распахнулась от сильного толчка, с грохотом ударившись о стену пещеры. Ворвавшийся внутрь мужчина походил на ночного демона. Отлетевшая от дверей женщина пронзительно завизжала.

— Мать-настоятельница, не кричите, это же я! — ринувшийся за ней мужчина ухватил настоятельницу за рукав рясы, не давая ей нырнуть в уводящий к морю проход. Она рванулась, яростно, отчаянно, оставляя у него в руках оторванный рукав и заметалась по пещере, норовя то добраться до двери, то снова до прохода. — Мать-настоятельница, перестаньте! Я… вам ничего не сделаю, я… — мечущемуся напротив мужчине надоело играть в догонялки с пронзительно визжащей женщиной, он рванулся ей навстречу, сгреб в охапку и не выпуская из объятий, притиснул к стене пещеры.

— Мать-настоятельница, успокойтесь! Это же я, я!

— Монсьер рыцарь? — настоятельница мгновение помолчала, разглядывая его лицо в слабых отсветах лампадки. — Как… как вы сюда попали?

— Мать-настоятельница… — он всматривался в ее лицо так жадно, будто никогда его не видел раньше. — Нет, не так! Милая, прекрасная моя донна! Я… я все знаю!

— Все знает только Господь! — отворачиваясь от нависающего мужчины выдавила настоятельница.

— Да! Господь знает! — выкрикнул рыцарь. — Господь видит, как я хочу помочь вам в вашем несчастье!

— Тогда, быть может, вы перестанете меня обнимать? — кротко попросила настоятельница. — Сразу полегче станет.

— Да… Простите… — рыцарь перестал наваливаться на нее, но предусмотрительно придержал за плечо, точно настоятельница собиралась от него сбежать. — Я… Так неловок… Я знаю, что не должен обнимать вас! Вас надо поцеловать! — вдруг выпалил он.

— Вовсе не надо. — все также кротко возразила настоятельница. — Мои обеты этого не позволяют.

— Это я тоже знаю! Не про обеты, а что вы не можете сказать правду! — рыцарь помотал головой, стряхивая долетающие от водопада капли. — Только тот, кто узнает о проклятии сам, может вас спасти! Я — знаю! — и он потянулся губами к ее губам.

— Что вы делаете? — торопливо отворачиваясь, так что его губы ткнулись в край ее апостольника, пропыхтела настоятельница и уперлась обеими руками ему в грудь.

— Ну, так спасаю же! — нетерпеливо повторил рыцарь, снова пытаясь ее поцеловать.

— Прекратите немедленно! — пропыхтела настоятельница, вертя головой, так что вытянутые трубочкой губы рыцаря тыкались в покрывало.

— Да не вертитесь же вы! — пыхтел в ответ рыцарь. — Сказал же — я все знаю! Про проклятье!

Настоятельница вдруг и впрямь прекратила вертеть головой, но к рыцарю не повернулась, лишь скосила глаз из-под края апостольника.