Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Выпив высокий стакан этого напитка (смешанного с виски), написал Колвилл в дневнике, «я никогда еще не чувствовал себя так близко к смерти». Он отметил, что Дамаскин «производит сильное впечатление и обладает чувством юмора». После встречи с Дамаскином Черчилль пришел к такому же выводу. Таким образом, святой человек, которого несколько недель назад Черчилль называл предателем и диктатором, теперь пользовался благосклонностью премьер-министра, обращавшегося к нему «ваше блаженство». Колвилл заметил, что «у нас теперь все шиворот-навыворот, поскольку премьер-министр стал сторонником Дамаскина (и даже считает, что из него выйдет хороший регент)». В этом был весь Черчилль; ничто не могло заменить личную встречу. Договорились, что Дамаскин будет председательствовать на совещании, которое назначили на следующий день. Папандреу – которого Макмиллан считал «человеком достойным, но тщеславным и, следовательно, изворотливым» – остался не у дел, а значит, и греческий король Георг[2120].

Встреча с греческими фракциями прошла 26 декабря в посольстве. Добраться с «Аякс» до посольства оказалось непростым и опасным делом: когда Черчилль с сопровождающими собирались спуститься на берег, «довольно близко от «Аякс» раздалось три или четыре взрыва и поднялись столбы воды». Черчилль, сев в бронированный автомобиль, отчитал Колвилла за то, что, отправившись в такое опасное путешествие, он не позаботился об оружии. Колвилл, чтобы успокоить Старика, одолжил томми-ган у водителя. «Что он будет делать, если на нас нападут?» – спросил Черчилль. «Его дело – вести машину», – ответил Колвилл[2121].

Когда они прибыли в посольство, там было темно и не работало отопление. Керосиновые лампы тускло освещали зал заседаний. Дамаскин занял место во главе стола, и ЭЛАС должны были воспринять это как первый шаг к мировому соглашению. Проблема была в том, что представители ЭЛАС отсутствовали в зале. Затем, после того как Черчилль и архиепископ произнесли вступительное слово, «три потрепанных головореза, которых обыскали и разве что не раздели, прежде чем пустить в помещение, вошли в тускло освещенный конференц-зал». Прибыли коммунисты, настроенные на разговор, а не стрельбу. Черчилль и британцы удалились, оставив греков разбираться между собой без посторонних. На следующий день, к полудню, они достигли соглашения. Коммунисты одобрили назначение Дамаскина регентом. По этому поводу Папандреу написал письмо о намерениях королю Георгу II, тем самым, по мнению Макмиллана, он подписал себе смертный приговор. (Умер как политик, а скончался в 1968 году.) Дамаскин по просьбе Черчилля обязался гарантировать безопасность Папандреу. Король Георг обещал не возвращаться в Грецию до тех пор, пока не будет проведен плебисцит и большинство выскажется за сохранение монархии. Черчилль, строго говоря, не добился прекращения огня, но добился назначения регента. «Проблемы у греков не закончились, – позже написал Иден, – но теперь, по крайней мере, у них появилась возможность выбирать свою судьбу»[2122].

29 декабря, в день возвращения из Греции, Черчилль получил телеграмму от Сталина, в которой маршал угрожал признать люблинских поляков, оставив лондонских поляков не у дел. «Мы не можем допустить, чтобы польский народ мог сказать, что мы отдаем интересы Польши в жертву интересам кучки польских эмигрантов в Лондоне», – написал Сталин. Когда об этом доложили Рузвельту, он телеграфировал Сталину, что «обеспокоен и глубоко разочарован» его посланием.

«Я убежден более, чем когда-либо, – написал президент, – что когда мы соберемся втроем, то сможем выработать решение по польскому вопросу». В ответ Сталин пообещал «свободную и демократическую Польшу», но напомнил Рузвельту, что «Польша является пограничным с Советским Союзом государством и проблема Польши неотделима от проблемы безопасности Советского Союза». Кроме того, сообщил Сталин Рузвельту, «эмигрантское правительство и его подпольные агенты своими террористическими действиями создают угрозу гражданской войны в тылу Красной армии и противодействуют успехам последней». На самом деле с августа Советский Союз со своими люблинскими марионетками систематично уничтожал польское движение Сопротивления. Черчилль встал на сторону Рузвельта, призывая Сталина отложить принятие любых окончательных решений по поводу люблинских поляков до встречи трех руководителей в конце января. Начиная с октября, когда Рузвельт впервые предложил «Большой тройке» провести совещание по вопросам координации заключительного наступления на Германию и раздела страны на зоны оккупации, события опередили планы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Красная армия готовилась вторгнуться в Западную Польшу и нанести удар по Германии. Война в Европе могла закончиться уже через несколько недель, однако до сих пор не было достигнуто соглашение ни по поводу структуры Организации Объединенных Наций, которая будет поддерживать мир, ни по поводу состава и роли Европейской консультативной комиссии, которая будет заниматься делами Германии, ни по фундаментальному вопросу о польских границах. Президент предложил Сталину встретиться втроем в Шотландии. Сталин отказался и предложил в качестве альтернативы Ялту, приморский курортный город в Крыму. Рузвельт, будучи больным, был против путешествия на такое большое расстояние и предложил Мальту, Афины или Кипр. За время осенней кампании, в результате которой его избрали на четвертый срок, он похудел на 20 фунтов. В тот год он перенес грипп, ангину и бронхит. Он был так слаб, что уже не мог произносить речи, стоя на трибуне. Сильная одышка и хрипы в легких свидетельствовали о застойной сердечной недостаточности. Он признался Сталину, что врачи считают путешествие в Россию опасным для его здоровья[2123].

Сталин не уступал. Он не может уехать из России, сказал он Рузвельту, по совету его врачей. После долгих споров лидеры договорились встретиться в Ялте. Сталин мог добраться до города всего за два дня на бронированном поезде, но Рузвельту требовалось преодолеть 4800 миль, десять дней по морю до безопасного средиземноморского порта, а затем 1300 миль по воздуху до Ялты. Черчиллю было добираться намного проще, но долгие перелеты способны утомить любого путешественника. Климат в Крыму не способствовал улучшению ситуации. Условия в Ялте были столь плохи, что Черчилль сказал Гопкинсу: «Мы бы не нашли худшего места для встречи, даже если бы потратили на поиски десять лет»[2124].

В канун Нового года Гарольд Николсон с женой Витой сидели у камина в гостиной в своем старинном поместье Сиссингхерст, в Кенте, и слушали по радио «болтовню» Адольфа Гитлера, его обращение к соотечественникам. Слышимость была плохая, но достаточная для того, чтобы понять, что своим «отвратительным… голосом» Гитлер предупреждал немцев, какая их ждет судьба, если они утратят «нравственную стойкость». Он с пафосом вещал о «прочности власти, о необходимости единства, о том sein oder nicht sein («быть или не быть»). Джок Колвилл тоже слушал эту речь, и ему показалось, что Гитлер «был в плохом настроении». Его Арденнская операция застопорилась, хотя и смогла омрачить Рождество в Лондоне[2125].

В заснеженной Европе наступил Новый год – «Мороз и солнце», – написал Колвилл в дневнике 1 января. В то утро небо было ясным, отличная летная погода, что получило подтверждение сразу после рассвета, когда над аэропортами союзников в Бельгии и Нидерландах раздался пронзительный звук восьмисот немецких истребителей, которые пролетели буквально в нескольких метрах над уровнем земли и уничтожили 130 самолетов Королевских ВВС, включая новый американский С-54 «Монтгомери». Поля и дороги были занесены снегом, стоял сильный мороз, и сельская местность была похожа на «волшебную страну», написал Колвилл, добавив, что «ракеты «Фау-2» падали, словно осенние листья»[2126].