Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Гитлер определенно недооценивал угрозу на востоке. 9 января он с уверенностью заявил своим генералам, что численность Красной армии в три раза меньше, чем требуется атакующему для прорыва. Когда ему впервые доложили о том, что Советский Союз наращивает силы, Гитлер усмехнулся: «Величайший блеф со времен Чингисхана! Кто сказал эту чушь?»[2133]

Фюрер правильно оценил ситуацию с точки зрения общей протяженности фронта, но ошибся относительно того участка, по которому Сталин собирался нанести удар. Маршал Жуков командовал 1-м Белорусским фронтом, протянувшимся к востоку и югу от Варшавы. Слева от Жукова, по обе стороны реки Вислы примерно в 30 милях к западу от Кракова, располагались армии 1-го Украинского фронта под командованием маршала Ивана Конева. В сумме под началом Жукова и Конева было 160 дивизий, вдвое больше, чем союзники собрали к западу от Рейна, и 32 тысячи артиллерийских орудий. Эти две огромные советские армии составляли приблизительно треть всех сил Красной армии и превосходили немцев на этом фронте в численном отношении как шесть к одному, восемь к одному в артиллерии, шесть к одному в танках и восемнадцать к одному в самолетах. Ось Берлин – Дрезден проходила всего в 300 милях к западу[2134].

12 января Конев перешел в наступление. Его тяжелая артиллерия открыла заградительный огонь плотностью более шестисот снарядов на одну милю; сэр Джон Киган назвал это «землетрясением, вызванным мощью артиллерии». Жуков перешел в наступление 14 января. Затем присоединились остальные советские армии к северу от Карпат, за исключением тех, что располагались на самом севере Балтики. Немецкий фронт рухнул. 16 января Гитлер перевел штаб из Цигенберга, близ Франкфурта, в Берлин, в Имперскую канцелярию. 17 января Жуков взял Варшаву. На юге Конев наступал в направлении Кракова и Бреслау. Верхняя Силезия, второй по значимости промышленный район Германии, была близко. Альберт Шпеер рассеял по всему региону заводы по производству оружия, которые до сих пор не подвергались бомбардировкам Королевских военно-воздушных сил и американской 8-й воздушной армии. 20 января Гитлер, к ужасу командующих на западе и на востоке, объявил: «Я ударю по русским там, где они не ожидают. 6-я танковая армия СС следует в район Будапешта!» Дикая идея, рожденная заблуждением[2135].

22 января войска Конева форсировали Одер менее чем в 200 милях от Берлина. Южнее, 27 января, Красная армия вошла в нацистский лагерь смерти Аушвиц. Согласно приказу Гиммлера (приказ был издан осенью 1944 года с наступлением советских войск) немцы взорвали последнюю газовую камеру и сбежали, оставив почти 8 тысяч умирающих от голода евреев и польских военнопленных. К тому времени еще одна советская армия вторглась в глубь Восточной Пруссии; бежавшие из Растенбурга войска СС взорвали гитлеровскую ставку Wolfsschanze («Волчье логово»). По всему фронту подразделения СС гнали военнопленных и подневольных рабочих на запад, в концлагеря в Германии. Тех, кто отставал или терял сознание от голода, оставляли умирать или расстреливали[2136].

2 миллиона жителей Восточной Пруссии убегали от наступающей Красной армии. Они бежали, «словно охваченные ужасом от понимания того, что вермахт творил на востоке», написал сэр Джон Киган, и этот «ужас выгнал их на заснеженные дороги». Германские поселения, существовавшие восемь веков, исчезали за считаные дни. «Наступление [советских войск] отличалось стремительностью, неистовством и жестокостью, – написал профессор Джон Эриксон. – Пылали деревни и небольшие города, советские солдаты давали выход гневу в каждом доме и деревне, где встречалась нацистская символика». Когда третий после Тито человек в Югославии Милован Джилас во время визита в Москву с отвращением заговорил со Сталиным об этих зверствах, Сталин ответил: «Вы, конечно, читали Достоевского? Вы видели, какая сложная вещь человеческая душа, человеческая психология? Представьте себе человека, который проходит с боями от Сталинграда до Белграда, – тысячи километров по своей опустошенной земле, видя гибель товарищей и самых близких людей! Разве такой человек может реагировать нормально? И что страшного в том, если он пошалит с женщиной после таких ужасов? Вы Красную армию представляли себе идеальной. А она не идеальная и не была бы идеальной, даже если бы в ней не было определенного процента уголовных элементов – мы открыли тюрьмы и всех взяли в армию»[2137].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

27 января передовые подразделения Жукова форсировали Одер, последняя естественная преграда между его армиями и Берлином, до которого оставалось меньше 100 миль. Ему пришлось остановиться, поскольку он далеко оторвался от линий снабжения.

В этот день Гитлер въехал в новый штаб в Берлине – бункер из стали и бетона под Имперской канцелярией. Председательствуя на первом совещании, Гитлер спросил Геринга и Йодля: «Как вы думаете, англичан радуют успехи русских?» Йодль ответил: «Они [англичане] всегда относились к русским с подозрением». Геринг добавил: «Если так будет продолжаться и дальше, через несколько дней мы получим телеграмму [от англичан]». Телеграмма не приходила, зато приближались Королевские военно-воздушные силы, американские воздушные силы и Красная армия. Спустя три дня Альберт Шпеер представил Гитлеру доклад, в котором изложил последствия потери Силезии. Запасов угля осталось на две недели; самолетов достаточно, но запасы синтетического топлива на исходе. Доклад начинался со слов: «Война проиграна». Гитлер прочел первую строчку и приказал положить доклад в его персональный сейф. 3 февраля Жуков захватил плацдарм на западном берегу Одера[2138].

29 января Черчилль, Сара, Иден и начальники штабов вылетели на Мальту и приземлились на острове утром 30 января. Черчилль замерз, устал, у него поднялась температура. Сара подумала: «Начинается». Лорд Моран написал в дневнике: «У него [Черчилля] появилась скверная привычка: во время путешествий всегда поднимается температура». Старик, не имея сил выйти из самолета, на шесть часов забылся беспокойным сном, после чего поднялся на борт «Орион» и прошел в свою каюту[2139].

Пока Черчилль восстанавливал силы, британские и американские начальники штабов приступили к обсуждению стратегии, которой необходимо следовать Эйзенхауэру, чтобы уничтожить немецкие армии на своем фронте. Эйзенхауэр наконец представил свой план действий, согласно которому он предлагал наступать на всем протяжении Рейна и форсировать его в нескольких местах. Эта стратегия широкого фронта не понравилась британцам, которые убеждали, что Германия уже, в сущности, побеждена, а план Эйзенхауэра чересчур осторожный. Вместо этого, убеждали британцы, Эйзенхауэр должен бросить армию Монтгомери в Рурский бассейн, а оттуда она предпримет наступление на Берлин, в то время как американские армии будут защищать фланг в верховьях Рейна. Эйзенхауэр уже выразил полное несогласие с таким «ударом по Берлину карандашной линией». Маршалл, порой «до грубости прямолинейный… полностью поддерживал Эйзенхауэра», написал Исмей, «и британцам ничего не оставалось, как согласиться». Еще летом прошлого года Брук с Черчиллем поняли, что «в силу обстоятельств» – союзническая армия была «преимущественно американской» – им придется соглашаться с мнением американцев. Однако они ушли с совещания в полной уверенности, что, хотя Маршалл закрыл тему для дальнейших обсуждений, он не исключил из повестки дня вопрос о наступлении как можно дальше на восток, чтобы помешать русским наступать на запад. Британцы приветствовали этот план, считая, что в этом случае у них будет шанс добраться до Берлина и перекрыть русским выход к Северному морю и на побережье Балтики. Но Маршалл не одобрял наступление на Берлин. Он ясно дал понять, что будет поддерживать стратегию Эйзенхауэра, на чем бы ни настаивали союзники[2140].