Майор Ватрен - Арман Лану

Субейрак пошел проверить ER 17, но рация совсем не действовала.

После этого он стал наблюдать, что происходит на юге, слева от них, после того как батальон повернулся на 45 градусов. Этот роскошный день — десятое июля, — напоминавший о каникулах, не походил на прошедший. Роты прислали донесения о размещении, требования продовольствия и боеприпасов, сведения о личном составе. Командир батальона все сам прочитал и изучил. К десяти часам утра, пока на западе и на юге продолжались, все время приближаясь, бои, жара стала уже нестерпимой. Оставалось ждать инструкций из штаба, который после приказа об изменении позиции не подавал признаков жизни.

Майор давно отправил двух связных в штаб полка, в деревушку Перт, отстоящую на четыре километра. Дорога туда и обратно требовала около двух часов, но ни один из посланных не возвращался. Ватрен становился все менее разговорчивым.

Прошел еще час. Вся провизия, принесенная из Со, была уже съедена. Люди пили воду с сахаром. Субейрак вспомнил о складе в Со-ле-Ретель. Но теперь было поздно, склад находился у немцев.

К половине второго наметилась перемена. Пехотный бой приблизился. Из деревни Таньон слышно было, как бой перемещался с юго-востока в сторону новых позиций, которые, отступая, занял батальон Экема. Казалось даже, что сражение шло и на самом юге, в Нёфлизе. Вдали непрерывно рокотали моторы.

Субейрак наблюдал в бинокль опушку Веселого леса, который при свете дня не выглядел таким большим. Франсуа отметил клубы дыма над деревней Перт. Майор сидел молча, понурив голову: четыре связных, посланные один за другим в течение утра, не вернулись.

— Господин майор, — сказал Субейрак, томившийся от бездействия, — я сам пойду туда.

Субейрак отвечал за связь. От телефона осталось одно воспоминание. ER 17 молчала, словно большая консервная банка, связистов оставалось все меньше. Надо было попытаться самому установить связь.

Весь в морщинах, будто вытесанный из дерева, Ватрен сидел на пне с невозмутимым лицом; его голубые глаза смотрели без всякого выражения. Он загорел за эти солнечные дни. «Боже милостивый, — подумал Субейрак, — что с ним такое? Можно подумать, будто ему что-то впрыснули!» Майор обхватил голову руками и, упираясь локтями в колени, сказал:

— Вы родились с опозданием на двадцать лет, Субейрак.

Субейрак не понял.

— А может быть, — продолжал Ватрен, — это я прожил на двадцать лет больше, чем следовало.

— Господин майор…

— Да, вы можете попытаться установить связь с Пертом.

— Вы дадите мне пакет, господин майор?

— Бесполезно. Продовольствия и боеприпасов. И приказаний. Еды, боеприпасов и приказаний. Я предупрежу, чтобы третья рота прикрывала вас ручным пулеметом.

Франсуа снял пилотку, надел каску, затянул ремешок, сунул за пояс забытую накануне саперную лопатку и пошел к опушке леса.

С южной опушки Субейрак посмотрел в сторону Перта, невидимого, но обозначенного столбом дыма. Он вышел из леса и пробежал шагов тридцать под знойным солнцем, снедаемый стыдом. С одной стороны, ему, военному, казалось нелепым и глупым передвигаться в вертикальном положении по территории, находившейся под обстрелом; с другой стороны, ему было по-человечески стыдно встать на четвереньки. Этот внутренний спор разрешился компромиссом: он бежал в согнутом, очень неудобном положении, пока не достиг пшеничного поля.

Чтобы не попасть в лапы немцев, Франсуа решил двигаться не прямо на Перт, а сделать крюк: пройти по высоте 145, самой приподнятой точке участка, дальше на восток до ветряка и уже только оттуда под прямым углом повернуть на юго-юго-восток, чтобы пробраться в Перт с восточной окраины деревушки. Итак, он направился к высоте. Он видел — пшеница ложилась волнами при малейшем дуновении ветра. Как хороша была Шампань с ее полями, золотыми, как шампанское! Хлеба пестрели васильками и маками, как деревенское платье; и между полями белели узкие полоски земли. На этом просторном пейзаже отчетливо вырисовывался Перт. Дым многочисленных пожаров поднимался к небу. «Если мы здесь закрепимся, — подумал Франсуа, — я установлю свой наблюдательный пункт именно на этом холме». К югу тоже пылали пожары, извергая клубы черного дыма. Субейрак определил это место на карте — и не сразу решился поверить собственным глазам: прямо на юге горели Нёфлиз, Аленкур и Жюнивиль, где оставался его чемодан. Получилось, что Субейрак находился в центре широкой, но почти замкнутой петли.

Франсуа едва перевел дух, когда над его головой послышался тонкий свист. Он бросился на землю. Как только он встал, свист раздался снова, опережая звук выстрела. Вероятно, фрицы целились издали, так как ему не удавалось обнаружить их по вспышкам.

Франсуа решил покинуть высоту 145 и углубиться в пшеницу. Он пополз. Примерно в полутора километрах высился ветряк, похожий на гигантское насекомое. Субейраку уже приходилось испытывать чувство страха, и он научился пренебрегать им. Но сейчас ему не было страшно. Все это походило на мальчишескую игру. Он спрашивал себя, до каких пор враг будет выслеживать его в пшенице. На мгновение он остановился около цветущего мака, покрытого пушком, и сорвал его. Он бросил взгляд в сторону Веселого леса, но лес уже скрылся за холмом. Стоило Франсуа высунуться из пшеницы, и шквал пуль пронесся над его головой. Взятый на мушку, он должно быть выглядел забавной подвижной крохотной мишенью. Плохо было то, что на этот раз стреляли слева. Лейтенант оказался меж двух огней. Раскаленная каска жгла ему голову. Временами он различал вдали почти прозрачный ветряк. Субейрак полз в пшенице, но лето стояло засушливое, и колосья были невысоки. Раздалась пулеметная очередь, более отчетливая и медленная: третья рота принялась за немецкий ручной пулемет. Тогда Франсуа вскочил и бросился вперед, сначала короткими, а затем все более длинными перебежками. Фрицы, занятые французским пулеметом, оставили его в покое. Франсуа проскользнул в небольшую канаву на границе пшеничного поля и луга и пошел большими шагами. Ветряк стал ближе. Офицер заметил осколки немецкого разведывательного самолета, сбитого два дня назад.

Франсуа выбрался из пшеницы и карабкался по голому косогору, изрытому кротами. Он уже не бежал, а шел задыхаясь. Пот струился у него из-под каски по шее, под мышками. Положение снова ухудшилось: ему предстояло спуститься по склону сотню метров, а враг как будто стал ближе, и пули снова со свистом проносились над головой Франсуа. Пулемет третьей роты здесь уже не мог помочь. Земля была голая, вся в белых известковых пятнах, и пули, разрываясь все ближе и ближе, подымали клубы меловой пыли. Франсуа пополз, прижимаясь к земле. Пули словно приноравливались к нему, преследовали и травили его. Красный огонь не спешил убить его. Он вдруг почувствовал, что деревенеет, теряет дыхание и что сердце больно колотится о грудную клетку. Ему ни за что не одолеть оставшиеся восемьдесят метров. Если он притворится мертвым, немцы прекратят обстрел. Но тогда ничто не помешает им подойти и схватить его. Эта мысль подстегнула Франсуа, и он пополз дальше. Вдруг он вздрогнул: о его каску ударился камешек. Тогда он вскочил и побежал к душному и влажному от жары лесу, окружавшему ветряк, величественно крутившийся на фоне синего неба. Перед ним градом сыпались пули, но он продолжал бежать. Он не знал, свои ли стреляют или немцы. Это уже не имело значения. Ветряк над его головой стал огромным.

Франсуа бросился под защиту деревьев, споткнулся о корни, скатился в канаву, ломая ветки, которые затрещали под его тяжестью. Лежа ничком на этих ветках, с закрытыми глазами, залитыми едким потом, с разрывающимся сердцем, он почувствовал на себе чьи-то руки. Он был схвачен.

— Господин лейтенант, господин лейтенант, вот это здорово!

Три солдата его полка подымали его с радостным смехом. Это они, а не третья рота, прикрывали его своим пулеметом. Оружие еще дымилось в двадцати шагах от него. Франсуа снял каску, и прохлада овеяла его голову. Один из солдат, здоровенный веснушчатый парень с оттопыренными ушами и огромным улыбающимся ртом, протянул ему свою фляжку. Лейтенант стал жадно пить. Это было очень крепкое красное вино, у Франсуа перехватило дыхание. Он вернул фляжку.

— Ты из батальона Сула?

Предположение было естественным, поскольку батальон Сула охранял деревушку Перт.

— Нет, господин лейтенант. Мы из второго батальона. Мы пришли оттуда.

И он указал на запад.

Субейрак провел рукой по внезапно вспотевшему лбу.

— Погоди, погоди, — сказал он, — батальон Экема. Не может быть! Батальон Экема стоит налево в лесу Сервель, в лесу Буше и в Таньоне, перед Пертом! В десяти километрах отсюда!

— А все же это так, господин лейтенант. Нас здесь полтора отделения. Мы располагались в туннеле около Таньона. Фрицы атаковали нас с юга. Мы видели, как их танки шли на Таньон и на Перт…