Майор Ватрен - Арман Лану

Франсуа миновал несколько небогатых домов. Одни были разворочены снарядами, другие стояли с раскрытыми настежь дверями.

В окно одного домика они увидели скромную столовую. Она одна, кажется, осталась нетронутой, со своим стареньким буфетом, с расписными тарелками на стенах, портретами усатых зуавов и старых дам с шиньонами и с пейзажем, нарисованным на дереве: «Память о Дьеппе». На накрытом столе стояли фаянсовые глубокие тарелки, грубые деревенские стаканы и еще полная суповая миска. Один из солдат собрался было влезть в окно, но Субейрак остановил его, охваченный чувством уважения к этому бедному мирному очагу.

Дверь была заперта. Дом не ограбили, только открыли окно, а может быть, оно распахнулось само. Франсуа притворил ставни, но они снова открылись. Солдаты угадали его желание и накрепко забили ставни булыжниками за неимением молотка.

Франсуа снова пустился в путь. Городок хранил полное молчание, начавшее уже тяготить офицера.

По дороге из Живе в Реймс он заметил за роскошной решеткой сад и статую целомудренной Венеры, грациозно прикрывающей скрещенными руками грудь и живот. Лужайка перед домом была загажена, на зеленой подстриженной траве пламенела под заходящим солнцем красная подушка. Немного дальше, на мраморном балконе Франсуа разглядел дощечку с надписью, наполовину скрытую плющом. Эта нарядная, просторная вилла, построенная в стиле 1925 года, с горизонтальными пролетами окон и дверей и низкой крышей, принадлежала местному врачу, коллеге Дюрру, Франсуа вошел первым. Ворота, как только он толкнул их, раскрылись с таким же лязгом, как и ворота на вольмеранжском кладбище.

По лужайке были разбросаны женские лифчики и трусы. Один из солдат поднял и с изумлением вертел в своих грубых пальцах изящные трусики, отделанные дорогими черными кружевами.

— Вот уж никогда не подумал бы, — пробормотал он.

Вероятно, он был шахтером. Второй солдат смотрел на него с видом превосходства. Парень засмеялся, вообразив себе нечто, видимо, совсем для него новое, и сунул трусики в карман. Субейрак хотел приказать ему бросить их, но раздумал, настолько все это было нелепо.

С самого крыльца приходилось идти по разноцветным стеклянным осколкам, как в той винной лавке. Не побывав в недавно разоренном жилище, трудно себе представить, что в одном доме может быть такое количество стекла! Стекла! Стекла и бумаги.

Внутри виллы было прохладно. Франсуа не надеялся найти в этом доме много провизии, раз здесь уже побывали санитары Дюрру, но какое-то необъяснимое чувство побудило его войти в дом.

В living-room[24], как и во всех комнатах, громоздилась переломанная мебель. Стекло на большой, криво висевшей акварели Диньимона было разбито. Звездообразная трещина лучилась на розовой груди парижанки, которая не отказалась бы от шелковых штанишек, спрятанных в солдатском кармане.

— Вот так работа! — сказал шахтер.

— Как тебя зовут? — спросил Субейрак.

— Рядовой Филипон, господин лейтенант.

— Рядовой Дюфур, — представился второй, — бывший почтовый служащий.

— А вы, оказывается, не нашего полка, — заметил Субейрак, разглядывая их номерные знаки.

— Так точно, господин лейтенант, — сказал Филипон. — Мы из тридцать третьего. Только что явились из отпуска. Мы должны были встретиться со своими в Ретеле, вот мы и прибыли в Ретель. Майор с белыми усами велел нам пока остаться с вами.

Солдат огляделся.

— Много тут добра.

— Да, — ответил Субейрак.

Пора было уходить, но какая-то неведомая сила удерживала Субейрака. Он больше не думал о продовольствии. Он поднялся по лестнице. На ступеньках валялось выброшенное из шкафов белье всех оттенков, ценные вещи, мохнатые полотенца…

— Ну и сволочи же эти фрицы! — сказал бывший почтовый служащий Дюфур.

Субейрак прикусил губу. Ни в Киршвейлере, ни здесь еще не ступала нога немца.

Белая гладкая дверь вела в ванную комнату, такую же большую, как столовая у матери Субейрака. Мародеры особенно потрудились над керамикой, зеркалами и флаконами духов. Лучи заходящего солнца переливались в бесчисленных осколках битого стекла. С пола поднимался слабый женственный аромат перемешанных духов. Розовая, вделанная в стену ванна треснула.

Солдаты шли за лейтенантом. По мере того как они продвигались, бешенство все больше охватывало Франсуа. Но его ждало нечто худшее: груды изорванных, растоптанных книг. На полметра от пола громоздились брошюры, гравюры, старинные эстампы, комплекты редких журналов. Он нагнулся. Книги восемнадцатого века, переплеты времен романтиков, современные оригинальные издания. Несколько раз ему почудилось во всей этой бумажной неразберихе колдуньи на помеле, черти, бесы, ведьмы и козлы.

Он начал чувствовать усталость. С тех пор как они сменились с аванпостов, если не считать трех дней, проведенных в Шампани, на берегу Сюипы перед переходом в Ретель, — ему не приходилось спать как следует. В среднем он спал не больше четырех-пяти часов в сутки. Опустившись на колени, он прочел несколько заглавий: «Демоны и колдовство», «Демонология» Паркера. Доктор коллекционировал литературу о демонах. Потом Франсуа заметил несколько листков глянцевитой бумаги. Он поднял их и сунул в карман.

Уже темнело, нелепо так тратить время, когда нужно искать продовольствие. На мгновение ему показалось, что он сейчас же нарвется на немецкий патруль и его убьют. Он подумал, что это будет к лучшему. Тут он заметил записку на двери. Хозяин написал по-немецки:

«Просьба пощадить мою библиотеку. Она не представляет никакой военной ценности. Заранее приношу благодарность».

Надо было написать это по-французски, доктор!

Они снова спустились в первый этаж. Разумеется, кухонные шкафы были опустошены и холодильник открыт. Когда Субейрак обыскивал кухню, ему послышался шорох застигнутого врасплох зверя. Он выхватил револьвер. Хлопнуло окно. Франсуа подошел к створке двери и увидел солдата, убегавшего с мешком на плече. Офицер машинально взвел курок и бросился в погоню. Человек быстро пересек лужайку, усеянную бельем, на секунду скрылся за Венерой, подбежал к решетке, перепрыгнул через нее и исчез из виду.

Субейрак снова вложил револьвер в кобуру. Он не смог выстрелить. Грабитель был в военной форме, цвета хаки.

— Господин лейтенант, — тихо сказал почтовый служащий, — здесь кто-то есть.

Лейтенант пошел вперед и толкнул дверь в комнату, которая, видимо, служила доктору кабинетом. Он сразу увидел несгораемый шкаф и перед ним двух солдат из первой роты. Они до того стали похожи на хищных зверей, что офицер с трудом узнал их.

Вот что такое война: трое этих, а за ними сотни других, идут, чтобы разрушить мирный дом и растоптать книги. Люди уже не люди, а опасные сумасшедшие или живые мертвецы. Определения военно-полевого суда промелькнули в его голове… Самовольный уход с поста, мародерство, расстрел на месте… Франсуа шагнул к ним, запихивая револьвер в кобуру. Лицо его было страшно.

— Подлецы, мало вам одного расстрела! Прочь отсюда!

Один из солдат бросился наутек. Другой, с бегающим взглядом, сказал на свое несчастье:

— Господин лейтенант, а ведь Даладье…

Ударом кулака в челюсть Субейрак сбил его с ног. Солдат упал на пол, усеянный разбросанными инструментами и аптечными склянками.

— Пошли, — приказал лейтенант.

Одна из стен в доме доктора была разрушена. Пролом, как открытая огромная рана, зиял в нескольких шагах от ветхой беседки, увитой помятыми розами. Они миновали беседку и вышли к другой, более скромной вилле. «Внимание, — сказал себе Субейрак, — мы уже недалеко от моста». Вдруг они наткнулись на курятник. Куры закудахтали и заметались, парни в два счета придушили несколько штук. Обыскав безрезультатно с десяток подвалов и кухонь и потеряв уже всякую надежду, они неожиданно набрели на нетронутый продовольственный склад, от которого сильно пахло пряностями. Здесь хватило бы продуктов на два дня для всего батальона.

Субейрак наметил наименее опасный маршрут к этому чудесному складу. Солдаты наполнили мешки продовольствием, Субейрак набил карманы консервами, и они пустились в обратный путь к КП.

Майор Ватрен без особого труда согласился на предложенную ему «реквизицию» и отдал приказ взводу управления сторожить склад и приступить к снабжению расположенных поблизости частей. Субейрак не сообщил о грабителях.

Приближалась ночь. Молодого человека мучила жажда, и он выпил почти целый литр воды. Майор дремал на плетеном стуле. «Неземной капитан» что-то жевал. Субейрак вытащил из кармана листки, которые он поднял на полу, в библиотеке доктора: четыре снимка Коллиура, того городка, где объявление войны застало Анни и Франсуа.

Франсуа лежал на тюфяке, закинув руки за голову, и разглядывал трещины в кирпичах над своей головой. Майор дышал во сне тяжело, как дышат старые люди. Убежище, освещенное фонарем, время от времени сотрясалось, и тогда на потолке двигались тени. Субейрак не спал, отдавшись во власть воспоминаний.