Двоица - Максим Константинович Сонин

дядя Сережа бросился за ней. Мария занесла руку, будто собираясь дать Мишке пощечину, и вдруг разрыдалась, упала на пол, схватила ножку Мишкиного стула.

– Маша, встань сейчас же! – сказал дядя Сережа, хлопая по плечу дядю Мишу, который застыл с бокалом в руке. Вдруг все за столом задвигались: Шура побежала на кухню, Катенька бросилась к дяде Саше. Мишка тоже встала, но смотрела не на мать, а на Маришу, которая вскочила из-за стола и часто-часто дышала. В коридоре взорвался дверной звонок, и в гостиной тут же сделалось очень тихо.

Мишка бросилась в прихожую, на ходу указывая Катеньке на Маришу, которая молча открывала и закрывала рот. Звонок замолчал. Мишка открыла дверь и тут же захлопнула ее, потому что на лестничной клетке стоял Борис Александрович, последний человек, которого ей хотелось видеть в этот момент.

– Мишка, пожалуйста, открой, – позвал Борис Александрович. Мишка отошла к стене и закрыла глаза. – Мишка, я по срочному делу, – опять позвал Борис Александрович. В коридор вышел дядя Сережа. Он прошел к двери, открыл ее и встал, скрестив руки на груди. Мишка увидела Бориса Александровича, который почему-то прижимал к груди портфель. Глаза у него были красные и испуганные.

– Что случилось? – спросил дядя Сережа.

– Мама умерла, – сказал Борис Александрович. Его скулы дрогнули, портфель выпал из рук. – Полтора часа назад.

– Нет, – сказала Мишка и тут же повторила громче, чтобы все услышали: – Нет!

– Мишка, – сказал Борис Александрович, – Мишка.

Но Мишка не собиралась его слушать.

– Вон! – крикнула она. Еле хватило сил дойти до дверей гостиной и крикнуть снова: – Вон!!! ВСЕ ВОН!

– Ты что… – начал дядя Саша, но увидел Мишкино выражение лица и замолчал. В коридоре произошло какое-то движение – краем глаза Мишка заметила, что дядя Сережа не пускает Бориса Александровича в квартиру.

– Пожалуйста, все уходите, – сказала Мишка тише. Это подействовало. Дядя Саша поднял с пола Марию, которая тряслась и что-то бормотала. Катенька, прижимавшая к груди Маришу, потащила ее к дверям. Мишка отошла в сторону и дождалась, пока все гости покинут квартиру. Только дядя Сережа задержался в коридоре.

– Мишка, – сказал он, – тебе нельзя оставаться одной. Ты еще маленькая, и тебе сейчас будет очень плохо.

– Сейчас всем будет очень плохо, – сказала Мишка. – Уйдите, пожалуйста.

– Мишка, я не могу оставить тебя одну. – Дядя Сережа виновато развел руками.

– Можете. Я вызову кого-то из друзей. Пожалуйста, уходите. – Мишка оперлась о косяк, достала из кармана телефон.

– Мишка… – Дядя Сережа стоял в нерешительности. – Я не могу оставить тебя одну.

– Уходите, – Мишка собралась. – Пожалуйста. Я буду писать. Я скажу, если мне что-то нужно, только, пожалуйста, уйдите. Мне нужно остаться одной.

– Ты еще маленькая. – Дядя Сережа отступил назад и теперь стоял за порогом.

– Я уже взрослая, – сказал Мишка. – Вы сами так не раз говорили.

– Сейчас плохое время, чтобы быть взрослой, – сказал дядя Сережа. – Сейчас тебе нужна твоя семья.

– Нет. – Мишка шагнула к двери и сказала: – Уберите руку, или я прищемлю вам пальцы.

Дядя Сережа медленно убрал руку с косяка. Мишка рывком захлопнула дверь, заперлась и медленно, пытаясь вдохнуть, сползла на пол.

Соня смотрела на извивающегося на полу Артема с любопытством. Ей редко приходилось видеть людей, принявших Двоицу, со стороны, потому что она обыкновенно ложилась рядом с ними. Процесс это был сложный, потому что любые прикосновения или действия с телом могли отразиться в сознании кошмаром. Обычно, закинувшись, человек ложился в кровать. Артема же Вершик оставил на полу, на холодной плитке. Ему хотелось, чтобы художник запомнил этот вечер на всю жизнь.

Соне полагалось следить за Артемом, пока Вершик не вернется, и иногда поливать тело водой. Это должно было сделать переживания еще ярче.

Графин Соня давно поставила на стол, мучать Артема ей не хотелось. Вместо этого она пыталась понять по его движениям, что ему видится.

Дурак, надо было сбежать куда-нибудь. А вместо этого сам пришел, по первому зову. Наверное, надеялся, что ему все объяснят и окажется, что бояться нечего. Зря. Соня хорошо понимала, что обращается с этими мыслями в первую очередь к себе. Конечно, ей было не плевать на Артема, потому что плевать на людей, даже из мира, нельзя. К тому же вскоре ей самой предстояло жить в мире, а значит, надо было привыкать к обычным, ненастоящим, нехорошим чувствам. Вот только сначала нужно было доделать пару дел, приготовиться к исходу в мир. Прощения у Бога Соня уже попросила. Теперь нужно было попросить прощения у близких.

Телефон в кармане повибрировал, успокоился. Мишка сжалась в комок и попыталась заснуть, просто чтобы больше не думать. Из гостиной пахнуло шампанским и чем-то сладким.

«Господи, успокой мысли и укроти страдание, дай передышку. Дай телу отдых, дай отдых вечной душе, дай отдых мне всей, целиком. Чтобы не болела голова, чтобы сердце перестало биться так часто и чтобы кожа перестала ходить мурашками. Выключи телефон».

Мишка задремала, закрыв лицо руками, и даже во сне чувствовала, как резко работает сердце и как на пол капают слезы. Пальцы сжимали виски, будто пытаясь вырвать глаза из черепа. Где-то совсем рядом раздался звон. Мишка сжалась сильнее, попыталась втянуть ноги, прячась от нестерпимого холода.

– Господи, прости меня, прости, прости, прости, – зашептала Мишка. Звон усилился. Завибрировал телефон. – Прости, прости, прости. – Мишка перекатилась по полу, попыталась заткнуть уши, спрятаться. Кто-то звонил в дверь снизу, с улицы. – Прости, прости… – Мишка попыталась подняться, упала, ударилась головой об пол и так и осталась лежать. – Прости… – В голове что-то разорвалось, и Мишка перестала слышать звон. Ее собственное дыхание будто растворилось. Если кто-то все еще звонил в дверь, Мишка больше этого не слышала, она снова впала в забытье.

Ее разбудила тишина. Не было дыхания. Не было стука сердца. Не было звона в ушах. Мишка поднялась с пола, подошла к двери, увидела мигающий значок возле трубки домофона.

– Кто там? – спросила Мишка. На той стороне что-то ответили. – Вас не слышно, – сказала Мишка. От злости она даже стукнула кулаком по стене. – Вас не слышно!

– Это Нина, – прошуршал домофон. – Нина Суворова, пожалуйста, пустите.

– Что? Сколько сейчас времени? – Мишка огляделась, увидела себя в зеркале, дернулась отвернуться.

– Пожалуйста, мне нужно с вами поговорить, – сказала Нина.

– Завтра, – сказала Мишка, чувствуя, что скоро снова упадет на пол.

– Нет. Прямо сейчас. – Нинин голос задрожал. – Я вам все расскажу, только пустите.

– Что расскажете? – спросила Мишка. Она все еще не понимала, с кем говорит.