Двоица - Максим Константинович Сонин

и боялась, что если она выйдет на улицу, то все то счастье, которое она успела почувствовать за последние полтора часа, рассеется в ночном воздухе.

– Выпьем и пойдем, – сказал Глеб. Ана вернулась, и у Мишки в руке снова оказался стакан с пивом, третий или четвертый за вечер. Бар медленно плыл куда-то в сторону, лица смешались, лампочки под потолком сияли ярко-ярко.

– Вы все такие красивые, – сказала Вера, когда они оказались на улице. Она говорила тихо, так что услышала только Мишка.

– Куда идем? – спросила Ана.

– К Гоголевскому, – сказал Глеб. Мишка заметила, что они держатся за руки, но не удивилась и тоже протянула Глебу руку. Он сжал ее ладонь, засмеялся. Мишка почувствовала легкое прикосновение, обернулась и увидела Веру, которая отдернула руку.

– Не бойся, – сказала Мишка, стараясь следить за заплетающимся языком. Она взяла Веру за руку. Ана и Таня вышагивали впереди, Глеб отстал и что-то читал в телефоне, стоя на самом краю тротуара.

– Глеб? – позвала Таня.

– Я иду! – Глеб остался далеко позади. Мишка с удивлением заметила, что дома вокруг сменились деревьями – они спустились в подземный переход, поднялись по плохо освещенной лестнице и оказались посреди Тверской.

Таня и Ана о чем-то спорили. Глеб шел молча, только иногда поднимая взгляд на Мишку и улыбаясь. Вера крепко держалась за Мишкину руку, будто боясь, что ее забудут посередине улицы.

Мишка почти этого не заметила, потому что внимательно смотрела себе под ноги. Плитка сделалась совсем неровной и все норовила поймать углом носок Мишкиного ботинка.

– Все хорошо? – спросила Вера.

– Да. – Мишка подпрыгнула, чтобы не споткнуться об очередную трещину. – Просто плитка дурацкая.

– Мне тоже не нравится, – сказала Вера. Она взяла Мишку за локоть, и как-то так вышло, что дальше они пошли вдвоем, отделившись от остальных. Ана и Таня кружились в странном танце далеко впереди, Глеб покачивался следом, иногда замирая под фонарями, будто восковая фигура.

– Я люблю Москву, – сказала Мишка.

– И я, – сказала Вера. – Только я еще здесь ничего не знаю.

– Тебе нравится в Питере? – спросила Мишка.

– Дом, все такое, – сказала Вера.

– Я никогда не была в Питере, – сказала Мишка.

– Ни разу? – спросила Вера. – Тебе бы понравилось.

Мишка хотела сказать, что Вера ее совсем не знает, но почему-то не стала этого делать. Может быть, ей и вправду понравится в Питере.

Уже возле «Кропоткинской» Мишка спросила:

– Ты хочешь снять у меня комнату?

– Хочу, – сказала Вера. – Только не могу платить очень много.

Они остановились перед светофором. Вскоре из темноты появился Глеб, а за ним подтянулись и Ана с Таней – а ведь Мишке только что казалось, что они были впереди.

– Метро уже закрыто, – констатировал Глеб. – «Убер»?

– Мы тоже поедем, – сказала Ана.

В ночи замелькали экраны телефонов.

– Ты тоже поедешь? – спросила Мишка.

– Наверное, – сказала Вера. – А ты – нет?

– Я бы, может, прошлась до «Китай-города», – сказала Мишка.

– Одна? Ночью? – удивился Глеб.

– Тут везде полицейские, – сказала Мишка.

– Сейчас бы жить в России и не бояться полицейских, – сказал Глеб.

– Я с тобой, – сказала Вера, беря Мишку за руку. – Пошли.

На светофоре загорелся зеленый свет.

– Пока, – сказал Глеб.

– Рада что ты к нам присоединилась, – сказала Таня. – Пока, Вер.

– Пока-пока, – сказала Ана.

Мишка помахала им рукой, потянула Веру через улицу, боясь, что та передумает.

– Пока! – крикнула Вера. Она рассмеялась и поспешила за Мишкой.

Глава седьмая

– Грех. – Вершик снова прижал подушку к лицу сестры, подержал, отпустил. Пока есть шанс, что с Соней захочет снова поговорить детективка, нельзя было оставлять на сестренке синяки. Приходилось довольствоваться тем, что в детстве называли «духотой». – Грех, – повторял Вершик снова и снова, зажимая сестре рот. Ее широко открытые глаза мешали ему сосредоточиться на наказании, и он прикрыл их ладонью.

Глупая, вместо того чтобы принять таблетку и лечь, поехала в центр, встречалась с детективкой, наверняка наговорила ей не того. Так еще и при свидетелях. Все-таки колодца ей было не избежать, это ясно. Вершик уже думал дальше. Если она из колодца выползет живая, что с ней делать? Так оставлять нельзя, не в себе сестра. И вряд ли колодец ее вылечит. Тут он укорил себя за неверие. Сколько раз уже колодец спасал других, сколько раз перерождал. Сам Вершик в колодце бывал дважды и знал, что это страшно, нехорошо, но в конце концов очень нужно. Каждой душе нужно такое очищение. Ведь смысл колодца не в мучении, а в милосердии, которое человек ощущает, когда ему позволяют вернуться к жизни. Вот она, воля Божья. Вот она, свобода. Вершик знал, что недостаточно силен в Вере, чтобы, как другие, самому запираться в колодец, но знал также и то, что придет к такой Вере. Еще не сейчас, еще не сегодня, но однажды. Однажды он войдет в колодец сам, по своей воле, чтобы ощутить всеблагую Власть и душой и телом.

Утро пятницы началось с телефонного звонка. Мишка увидела время – одиннадцать часов дня – и вскочила, принялась лихорадочно одеваться. До прихода гостей оставалось всего семь часов, а бабушка всегда начинала готовиться за десять. Телефон снова зазвонил, и Мишка бросила на пол шорты, потянулась за телефоном.

– Алло? – спросила в трубку.

– Мишка? Это Миша, я что, тебя разбудил? – раздался в трубке голос дяди Миши.

– Нет, что вы, – сказала Мишка.

– Меня на «ты», Мишка, пожалуйста, – сказал дядя Миша. – Я хотел узнать, хочешь ли ты, чтобы Шура приехала к тебе пораньше и помогла с подготовкой вечера?

– Я справлюсь, – сказала Мишка, надеясь в душе, что он спросит еще раз.

– Давай она подъедет к четырем? – спросил дядя Миша.

– Хорошо, – сказала Мишка.

– Тебе продукты нужно купить, у тебя деньги есть? – спросил дядя Миша.

– Есть, – сказала Мишка.

– Ладно, – сказал дядя Миша. – Давай, я тебя вечером увижу.

Мишка попрощалась и бросила телефон на кровать. За несколько часов она привела квартиру в порядок, накрыла стол в гостиной и созвонилась с Шурой, которая уговорила ее заказать готовую еду, пироги, вместо того чтобы готовить все самой. Конечно, бабушка бы не стала так делать, но Мишка решила, что гости ее простят. Бабушкин список продуктов вообще не содержал ничего, кроме закусок, и Мишка предположила, что, возможно, бабушка и сама понимала, что приготовить ужин на десять человек у Мишки не выйдет.

Шура влетела в квартиру в четыре ноль пять. Ей совсем недавно исполнилось двадцать лет, но рядом с Мишкой она казалась совсем взрослой. Мишка с удовлетворением отметила, что одета Шура хоть и модно, но не слишком ярко, – на семейном ужине она всегда оказывалась в центре споров о молодежи и нравственности,