Монахиня секс-культа. Моя жизнь в секте «Дети Бога» и побег из нее - Фейт Джонс

всего, включая детей и мужа, ради Бога.

Я не могу себе точно представить, что такое Всемирный совет. Дом Семьи, где никто не свидетельствует, где нельзя принимать в гости многочисленных членов Семьи или посещать местные Общения, где живут в атмосфере глубокой секретности даже от остальных членов Семьи, где работают на компьютерах в маленьких полутемных комнатах, печатая дедушкины пророчества. Хотя, наверное, у них есть возможность общаться с пророком. Я думаю, мама надеется, что снова будет рядом с дедушкой.

На следующей неделе, перед отъездом мамы в аэропорт, мы собираемся, чтобы попрощаться. Я сижу на ее кровати, пока она упаковывает последние вещи. Она обнимает меня и передает мне Джонди. Со слезами на глазах тискает трехлетнюю Нину и возвращает ее Эстер.

«Я буду присматривать за ними», — обещает Эстер.

Потом мать уезжает.

Она обещает звонить, но мы обе знаем, что это неправда. Международные телефонные звонки в Семье не приветствуются. Человек может сказать что‑то лишнее, что могут подслушать правительственные структуры, перехватывающие наши разговоры.

Мое сердце бьется в груди как раненая птица. Я возвращаюсь к своей группе и привычному распорядку дня. Все идет как обычно, только отсутствует якорь, на его месте — пустота.

Я не сержусь на маму за то, что она уехала, по крайней мере сознательно.

Как я могу на нее злиться? Она должна повиноваться воле Бога, как и все мы.

В отсутствие матери время течет медленно. Каждый день после наших утренних Молитвенных Собраний и учебных занятий я помогаю в яслях, чтобы быть рядом с Джонди. Я быстро становлюсь экспертом в лечении опрелостей, стерилизации бутылочек и утешении капризных малышей, у которых режутся зубки.

На фоне этих долгих, изнуряющих месяцев, наполненных работой, редкими скучными занятиями, заботой о Джонди и тоской по маме, у меня вдруг появляется одно яркое пятно: я влюблена!

Это чувство подкралось ко мне незаметно. Однажды, когда мы все отправились на прогулку в поле, я искала, с кем бы поиграть в бадминтон, и Майкл — один из подростков, только что прибывших из Индии, ― улыбнулся и предложил со мной поиграть. Сначала я не обращала на него особого внимания — обычный мальчик, очкарик. Но пока мы играли, он много смеялся и весело со мной болтал, лукаво сверкая глазами. К концу этого часа я уже считала его самым красивым мальчиком на Ферме. Даже его очки выглядели мило. Мне нравится его общество, и даже больше того: рядом с ним я чувствую себя особенной.

Несколько недель спустя на подростковом танцевальном вечере ко мне подходит Майкл и приглашает на танец. И мы танцуем четыре танца подряд! Он говорит мне, как замечательно я выгляжу! И, как по мановению волшебной палочки, я влюбляюсь.

На следующий день я ищу предлога, чтобы увидеть Майкла. После ужина я задерживаюсь в столовой, пока он занимается уборкой.

Меня раздирают противоречивые чувства — я отчаянно хочу сбежать и страстно желаю быть с ним рядом. Наконец я встаю, чтобы уйти, и Майкл выходит вместе со мной. Прежде чем я успеваю что‑то сказать, он наклоняется и целует меня в губы. Я задерживаю дыхание, и моментально меня захлестывает прилив удовольствия. Он тоже меня любит! Он машет мне на прощанье рукой, и моя радость безгранична. Пусть только на одно мгновение, но я испытываю небывалую уверенность в себе и полное отсутствие страха.

На следующий день я сочиняю для него стихотворение, изливая всю свою любовь на маленьком розовом клочке бумаги. После обеда я подсовываю свое творение. В ожидании ответа проходит час. Два. Шесть часов. Вскоре становится ясно, что он не собирается мне отвечать, и я чувствую себя униженной. Я кляну себя. Как я только могла совершить настолько дурацкий поступок! Никогда в жизни не напишу ни одного любовного стихотворения, думаю я, испытывая отвращение к себе.

Но мне не приходится долго переживать по поводу своего унижения. Вскоре я узнаю, что Майкл переезжает в Японию. Я не знаю почему.

Несмотря на свой стыд, я отчаянно пытаюсь найти способ остаться с ним наедине, чтобы попрощаться. Мы встречаемся во дворе Фермы, и он сладко целует меня, держа за лицо, а я пытаюсь сдержать слезы.

На следующий день его уже нет, и все занимаются своими обычными делами, как будто ничего не изменилось. Но весь мой мир превратился в пепел. Я и не представляла, что сердце может так сильно болеть. Днем я живу как на автопилоте: убираю туалеты, присматриваю за детьми, посещаю Молитвенные Собрания, а ночами рыдаю в подушку, пока не проваливаюсь в сон. Постепенно боль стихает, но я повторяю каждый день: я буду любить тебя вечно.

Через четыре месяца возвращается мама. Все это время от нее не было никаких вестей. Она приезжает в самый разгар эпидемии коклюша, которая захватила Ферму. Джонди ужасно болен. Он дышит с большим трудом, и я не знаю, что делать. Мама в ярости, что никто не сообщил ей, что ее дети больны, а малыш вообще на грани жизни и смерти. Она долго обнимает меня, и я вдыхаю такой родной и неповторимый мамин запах.

Мама выглядит разбитой, грустной и потерянной, но одновременно и счастливой. Она рада, что вернулась, и хочет убедиться, что и ей здесь рады. Я стремлюсь дать ей то, что ей так необходимо, но больше не испытываю к ней чувства привязанности. Я ухаживала за своим младшим братом и потеряла свою первую любовь, а ее не было рядом, чтобы я могла с ней поделиться своими переживаниями. Но я не показываю маме своих эмоций, ведь я — взрослая и, значит, вести себя нужно тоже как взрослый человек. Я поинтересовалась, почему она вернулась.

Оказывается, она совсем не так представляла свою работу во Всемирном совете. Ее отправили жить в небольшой благоустроенный Дом в Сан-Франциско, которым управляла француженка по имени Абей. И маму поставили присматривать за детьми вместо того, чтобы редактировать Письма Мо.

«Я предполагала, что ну в крайнем случае займусь подготовкой публикаций, но даже этого не произошло. Я была так несчастна и постоянно думала: почему я должна заботиться о ребенке Абей, когда у меня дома есть собственный ребенок, которому я необходима? Я все время плакала, и, наконец, однажды ночью что‑то случилось с моим сердцем, я буквально почувствовала, что оно разорвалось, и я едва могла дышать. Это было похоже на сердечный приступ», — говорит она мне.

Мама думала, что достаточно сильна, чтобы поставить Бога на первое место, но не смогла вынести разлуки