Последний защитник - Эндрю Тэйлор

размахивая руками и расхаживая по сцене.

«Чего доброго, – подумал я, – мы проторчим здесь не один час».

– Дьявол делает свое дело, невидимый среди нас, как дрожжи в хлебе, – вещал проповедник. – Так что будьте осторожны, дабы ненароком не поглотить его.

Что касается остальных слушателей, то в комнате собралось не менее сорока человек, все мужчины, однако даже при таком количестве гостей огромная комната вовсе не казалась переполненной. Многие из присутствующих были священниками. По одежде было понятно, что, в отличие от королевских епископов, они в основном склонялись скорее к пресвитерианству и иным направлениям протестантизма, нежели к более традиционным формам вероисповедания. Кроме священников, здесь также присутствовали отличавшиеся более умеренными взглядами друзья герцога, среди них сэр Роберт Холмс, который принимал участие в дуэли с лордом Шрусбери.

Я стоял у дверей и слушал, как доктор Оуэн описывает незавидную участь, ожидающую нас, несчастных грешников, не принадлежащих к числу избранных. Его голос звучал резко, но монотонно, и я не мог не прийти к заключению, что слушать сего проповедника было подобно пребыванию в аду. Он отсылал в вечную тьму тех, кто попал в главную ловушку Сатаны – папизм. В особенности Оуэн порицал греховность и роскошь королевского двора, где процветали подобные пагубные практики. Он, правда, не дошел до того, чтобы открыто обвинить его величество в попустительстве нечестивцам и в поощрении этой клоаки порока, но скрытый смысл был очевиден.

– Если само дерево гнилое, – грохотал Оуэн, – то таковы же будут и плоды его.

Я ни в коей мере не верил, что Бекингем надеялся, будто это самодеятельное чистилище поможет ему в духовном плане. Мотивы его были значительно более земными. Если говорить о политике, то герцога по большей части поддерживали пресвитериане и их религиозные союзники. Поэтому сейчас, когда Бекингему предстояло провести начинания короля через парламент и консолидировать власть в Уайтхолле, ему были необходимы все, кого он только мог привлечь на свою сторону.

Время ползло медленно, и я от нечего делать оглядывался по сторонам. Отец герцога – или, возможно, предыдущий владелец здания – задумал эту комнату как парадную гостиную, предназначенную для приема почетных гостей. Она имела форму двойного куба: ширина и высота помещения были одинаковыми, а длина его вдвое больше. Высоко над головой лепной потолок представлял собой настоящее буйство фруктов и лент, изредка дополненных фигурками пухлых херувимчиков. Через два высоких окна виднелись голые деревья Сент-Джеймсского парка, располагавшегося за домом. Сверху окна были украшены витражами с изображением гербов. На почетном месте над камином висел портрет нынешнего герцога Бекингема.

Через несколько минут я почувствовал на себе чей-то взгляд и посмотрел влево. Мой давний противник, господин Вил, в любой компании выделявшийся своим ростом, стоял в углу рядом с каким-то бедно одетым джентльменом. Мы встретились с Вилом глазами. Его спутник тоже повернул голову, вероятно из любопытства, желая увидеть, что привлекло внимание Вила. На нем были цветные очки, а неухоженная седая борода закрывала воротник.

Вил первым отвел взгляд, а также переместился в сторону, заслоняя от меня своего товарища. Он оглядел гостиную. Мгновение спустя Даррел, слуга Вила, стал протискиваться ко мне сквозь толпу с другого конца помещения. На этот раз он выглядел чуть ли не респектабельно, хотя камзол едва не лопался на его жирном животе. Чувствуя себя совершенно беззащитным, словно кролик перед лисой, я смотрел, как этот тип приближается ко мне.

– Горе всем вам, ибо все вы грешники! – выкрикнул доктор Оуэн.

А Даррел тем временем добрался до цели, взял меня за локоть и повернул к двери, через которую я вошел. Лакеи по обе стороны встрепенулись. Даррел вытолкал меня на лестничную площадку. Там в ожидании находилось с полдюжины слуг. Завидев нас, они вытянулись в струнку.

Двери закрылись, и голос проповедника превратился в скрипучее бормотание, похожее на отдаленный звук пилы.

– Я не буду сбрасывать тебя с лестницы, чертов негодяй, – просипел Даррел, – ибо сие не подобает, когда джентльмены заняты молитвой. – Он подозвал ближайшего слугу и объявил: – Мы просто отведем этого подлеца на кухонный двор и хорошенько всыплем ему. Изобьем до полусмерти, если получится. – Он снова повернулся ко мне, наклонившись так близко, что я почувствовал вонь, исходившую у него изо рта, и заключил: – Так мы поступаем с теми, кто вторгается в чужие владения.

У меня задрожали колени. Я оперся о стену, чтобы не упасть. Даррел наводил на меня ужас. И дело было не только в его физической силе. В этом типе угадывалась беспощадность. В отличие от господина Вила, это был, что называется, человек без руля и ветрил.

Однако от страха внутри у меня зажегся крошечный огонек гнева.

– Не советую меня трогать, приятель, – сказал я, голос был слабым, но хотя бы не дрожал. – Я здесь по приглашению твоего господина.

– Врешь, сукин сын! Сейчас я тебя проучу.

– Я представляю милорда Арлингтона. Если тронешь меня пальцем, будешь иметь дело с ним.

Даррел заколебался:

– Что за чушь?

– Герцог пригласил милорда на – как он это называет? – кажется, День смирения? А его светлость послал вместо себя меня. У меня в кармане пропуск. Иначе как бы меня впустили, идиот? Ты же знаешь, как тщательно проверяют каждого входящего.

Даррел протянул руку, и я дал ему пропуск. Он пялился на него несколько минут, хотя я вовсе не был уверен, что этот тип умеет читать.

– У меня нет желания возвращаться и слушать проповедь до конца, – сказал я. – Тем более после столь грубого обращения. Пусть меня проводят.

Даррел прочистил горло. Желваки у него на щеках двигались, словно бы он собирался сплюнуть. Прислужник Бекингема подошел ко мне совсем близко. У меня внутри все оборвалось.

– Подожди, придет день, и ты за все ответишь. Пусть катится! – буркнул Даррел лакею. – Убедись, что этот негодяй убрался. – И с этими словами Даррел отвернулся.

Другой слуга открыл перед ним дверь в большую гостиную.

Голос проповедника вырвался на площадку:

– Да, снова говорю я вам, все вы грешники!

Когда я вернулся домой, ответа от Кэт по-прежнему не было. Я напомнил себе, что у нее нет никакого повода связаться со мной, разве только если она вдруг снова увидит Вила или Даррела. Я пожалел, что писал Кэтрин в спешке. Непременно надо было спросить, о чем она хотела со мной поговорить тогда, возле Арундел-хауса.

Следующий день, а это была суббота, я провел за работой в Скотленд-Ярде. Я рассказал Уильямсону о проповеди доктора Оуэна в Уоллингфорд-хаусе и о том, как двое из наемников герцога узнали меня и выдворили