Факел Геро (СИ) - Астрович Ната

Подчинись она Идоменею, возможно тогда он не судил бы о поступках жены так строго и не наказывал бы недоверием. Такое противостояние между супругами обычно разрушительно для обоих, но женщина страдает сильнее. Замкнутая в ограниченном пространстве гинекея, особенно в богатых семьях, она имеет самые смутные представления о жизни, что течёт за стенами дома. У мужчины всё по-другому — он свободен и открыт миру.

Оставив свою недовольную жёнушку охранять семейный очаг, мужчина может вести себя так, как ему заблагорассудится. Ограничить его может только собственная фантазия и денежные возможности, ну и ещё законы полиса, которые легко обходятся, если имеешь достаточно денег на литургии. * Господин Идоменей был богат, правда до Тритейлиона ни разу не доходили слухи о его каких-либо неблаговидных поступках. Впрочем, до гинекея Тритейлиона обычно не доходило ничего.

Как прекратить круговорот размолвок между господами, Галена не знала. Она только наблюдала, как её госпожа год за годом теряла свою женскую привлекательность, её живые тёмные глаза тускнели, лишь изредка в них возвращался прежний блеск, как сегодня, когда она хлопотала вокруг новой рабыни. После отъезда сыновей у госпожи Федры появилась привычка подолгу сидеть в кресле и грустить. Для удобства она приказала обить одно из кресел мягкими подушечками. За это лето она заметно располнела, и, несмотря на то, что сейчас её формы были приятны любому взору, в будущем такой образ жизни не сулил ничего хорошего. Всем известно, что излишняя дородность крадёт у женщины не только красоту, но и годы.

Пока госпожа Федра со своей рабыней Клитией возились с ребёнком, а Галена предавалась невесёлым размышлениям, недолгий осенний день догорал. В дверь постучали, вошла рабыня с жаровней и прикрыв ставни принялась зажигать лампионы. В мягком желтоватом свете тело девочки сияло как навощённая статуя.

— Посмотри! — воскликнула госпожа Федра. — Посмотри! В вечернем полумраке наша загорелая кожа кажется чёрной, а её… её светится!

— Да, госпожа, — вторила ей Клития, — так и есть! Это чудо!

— Знаешь, Клития, я думаю, что следует дать ей другое имя!

— Какое же, госпожа?

— Надо подумать. Например, сравнить с чем-нибудь. Она бела как…

— Как снег…

— Снег? — задумалась госпожа Федра, — Почему нет? Отличное имя! Что ты скажешь Галена? — обратилась женщина к служанке, но та лишь пожала плечами.

Тогда госпожа Федра погладила девочку по щеке и глядя ей в глаза произнесла:

— Хиона. *

Догадавшись, что женщина ждёт от неё, Снежка попыталась повторить новое для неё слово:

— Хона…

— Тебя так теперь зовут. Ты поняла? Это твоё новое имя!

— Да, госпожда, — покорно произнесла девочка, — моё имя Хона.

— Немного не так… ну, ничего, научишься. — И, обращаясь ко всем, Федра добавила: — Ну что ж, мы как могли позаботились об этом ребёнке, искупали, накормили, одели. Пришло время позаботиться о ночлеге. Мне кажется, не стоит укладывать спать нашу малышку одну, она может испугаться в темноте.

— Только не оставляйте её в своей опочивальне, госпожа, — не выдержала Галена. — Этот ребёнок может помешать вашему отдыху.

— Хорошо, Галена, твой совет разумен и я, пожалуй, последую ему. Клития, не возьмёшь ли ты Хиону в свою постель?

— Госпожа! Я буду только рада! — воскликнула девушка.

2.

Было ещё темно, когда Снежка проснулась. Она лежала в нагретой постели в объятиях Клитии, размышляя, как это приятно — лежать холодной ночью рядом с живым горячим телом. Ей вспомнилась лежанка в лесной землянке, которую она делила с братьями. Потом на ум пришла тесная кибитка, в которой она спала вместе с женой Кадуя и её маленьким сыном. Подушка Клитии пахла овечьей шерстью и травами. Жаровня давно остыла, но в воздухе ещё витал древесный аромат погасших углей. Девочка повернула голову в ту сторону, где вчера заметила окно и долго смотрела в темноту, пока не увидела, как рассвет обозначил узкую щель между створками ставень.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Снежка осторожно освободилась из рук Клитии и выбралась из постели. Каменный пол леденил ступни, она, ёжась от холода, подошла к окну и толкнула ставень. Прозрачная волна утреннего воздуха окатила её с головы до ног и, дрожа, она выглянула из окна. Тёмные верхушки деревьев круглыми холмами выделялись на блеклом небосводе, лестница с белыми перилами увлекала куда-то вниз, в таинственную сень кустов. Звёзды меркли на небе, а внизу зажигались фонарики белых соцветий, благоухание которых доносилось до Снежки. Запах цветов перемешался с ароматами поздних фруктов и прелых листьев, к ним добавило свою солёную нотку море, находившееся где-то внизу. С новым именем, омытая свежестью этого утра, как ключевой водой, она глядела из окна в неведомое будущее.

Древние боги, жившие в деревянных идолах на лесном капище, оказались слабее каменных богов эллинских храмов. Но и обитатели Олимпа не могли похвастаться разнообразием историй для простых смертных. Пока богиня удачи Тихея прятала от мойры Атропос * её острый нож, другая из сестёр завязала на жизненной нити девочки первый узелок.

Глава 17. Корабли возвращаются в Прекрасную Гавань

1.

Корабли, подгоняемые первыми осенними штормами, возвращались в Прекрасную Гавань. Припозднившимся смельчакам, не желающим зимовать в городе и пустившимся в обратный путь, желали хорошей дороги, но особо об их участи не переживали. Главное свои: мужья, сыновья, братья, друзья, наконец, ступили на землю, чтобы провести время дома, у родных очагов.

Слава богам, это лето не принесло горя ни в один дом, Посейдон *, славящийся яростным и буйным нравом, не потребовал себе человеческих жертв. Лишь ранней весной недалеко от берега на высокой волне перевернулась рыбацкая лодка. Но и здесь, к счастью, никто не утонул, и все смогли добраться до берега.

Короткая зима с многочисленными праздниками пролетит незаметно. Нужно ещё успеть подготовить суда к весенней навигации. Уже сейчас цены на древесину, паклю, пеньку и сосновый вар поползли вверх.

Керкура осторожно двигалась к городской пристани со спущенным парусом и выброшенными за правый борт плетёными кранцами. * Мягко коснувшись причала, она вздрогнула и замерла. Идоменей первым сошёл на берег со своего корабля, ловко преодолев шаткие сходни. Но, ступив на пристань, потерял равновесие и едва не упал. Ноги, привыкшие к многодневной качке, не слушались на твёрдой земле. Но Идоменей только рассмеялся своей неловкости.

— Осторожно, господин! — крикнул слуга.

Гектор, слуга Идоменея, ещё находился на борту. Он поспешил за господином, прижимая обеими руками к груди кожаный мешок, и просто рухнул в ноги господину.