Думай как великие. Говорим с мыслителями о самом важном - Алекс Белл

во власти македонцев. Однако внутри македонского царства после смерти Александра мира не было никогда. Крупнейшие города то и дело оспаривали друг у друга диадохи (полководцы, участвовавшие в походах Александра) и военачальники, остававшиеся дома и управлявшие Грецией, пока Александр был в Азии. Жителям Афин и те, и другие были одинаково неприятны. Пока кланы македонцев у власти менялись, афиняне старались жить, занимаясь своими обычными делами, по возможности – в спокойствии и достатке. Культурная жизнь Афин в то время по своей насыщенности не уступала периоду расцвета города при Перикле.

Завоевание Александром огромной части Азии изменило весь уклад эллинской цивилизации. Перемены произошли не сразу, но они были колоссальны. До Александра жизнь типичного гражданина Афин, Спарты, Коринфа и прочих крупных городов протекала строго в рамках своего полиса. Могли постоянно путешествовать торговцы; покидать свой город жителям иногда приходилось для участия в войне. Но абсолютное большинство граждан Афин в мирное время за всю жизнь могли ни разу ни отдалиться от города более чем на десяток километров. После Александра такой стиль жизни навсегда канул в лету. Исчезла демократия, полисы потеряли самостоятельность. Множество греков отправились искать лучшей жизни в быстро растущие восточные провинции, простиравшиеся теперь до самой Индии. Особенно активно греческие города возникали в Малой Азии, на побережье современной Турции. Уклад жизни успешного эллина теперь предполагал высокую мобильность, вовлеченность в торговлю, навыки в разных ремеслах, знание языков. Александр навсегда уничтожил эпоху классической Греции. Вскоре и его царство развалится, и Греция на две тысячи лет утратит независимость: будет частью сперва Римской Империи, затем Византии. Правда, на эту утрату свободы и идентичности можно посмотреть иначе. Влияние греческой культуры и языка на Рим будет огромным, а на Византию – и вовсе определяющим. Походы Александра создали не лучший, не худший, а совершенно новый мир, и с этим приходилось считаться всем.

Эти тектонические сдвиги не могли не отразиться на культуре и философии. Возникает много новых сильных философских течений: киники с огромным числом последователей (философы, отрицавшие абсолютно все материальные блага и традиционные ценности, на манер жившего в бочке Диогена), стоики (своей вершины это течение, популярное и сегодня, достигнет в Риме позже, где мы к нему вернемся), многие другие. Главное, что их всех объединяло – акцент на индивидуальности человека. Основным вопросом, волновавшим и мыслителей, и обычных людей в ту эпоху было не нечто отвлеченное, наподобие вопросов о том, кто создал Вселенную. Теперь, когда человек оказался оторван от общины и города, ощущал себя чем-то вроде тонкого стебля на ветру, надо было определить Цель – зачем он живет на свете – и Средство – каким образом ему следует жить и почему. Философы наступившей эпохи в основном исследовали именно эти два вопроса.

Я направлялся в пригород Афин. Когда-то я гулял здесь по пустым улицам, сейчас же мне то и дело приходилось проталкиваться через плотные группы людей. В ближних пригородах по-прежнему процветали и Академия, основанная Платоном, и Лицей учеников и последователей Аристотеля. Мне было бы любопытно заглянуть в обе эти школы, чтобы послушать, о чем их нынешние преподаватели просвещают учеников. Но в этот раз моей целью была другая школа, о которой, пусть она и открылась недавно, по всей Элладе уже ходило множество разных, в том числе довольно нелестных слухов.

Я был развозчиком еды и вина. В моей трехколесной тележке с длинными деревянными ручками были аккуратно уложены различные деликатесы. Толкать ее перед собой по неровным камням и выбоинам оказалось очень нелегким занятием. Но, к счастью, моя цель находилась недалеко, всего в паре километров – значительно ближе к центру, чем платоновская Академия.

Я вспомнил, что меня, помимо прочего, просили привезти большой кусок хорошего сыра. Разыскать изысканный сыр на рынках Афин было несложно. Древние греки были мастерами сыроварения. Обычно его делали из молока молодых коз, а технология производства не слишком отличалась от современной. Как и в наше время, сыр был белым, с характерным тонким запахом; можно было купить и дорогой твердый сыр, который готовили для перевозки через море, острый, соленый, и особо любимый гурманами десертный сладкий сыр, похожий на творог, смешанный с медом.

Пока я с аппетитом разглядывал всю эту красоту на прилавке, женщина, продававшая сыр, заметила несколько бутылок дорогого изысканного вина в моей тележке, свежую рыбу, обложенную льдом, отборные куски говяжьей вырезки, оливки, всевозможные спелые фрукты.

– Кому вы все это везете? Такие вкусности стоят немалых денег.

– Я направляюсь в Сад, к Эпикуру.

Торговка состроила гримасу, выражавшую если не отвращение, то как минимум неприязнь. По ее лицу казалось, что я произнес вслух нечто совершенно непристойное.

– К Эпикуру? В этот вертеп разврата? Как им только не стыдно жить так, творить такие вещи! Да разразит его Зевс молниями! Вместе со всеми его приспешниками, этим нечестивым сбродом!

– Творить какие вещи? Простите, я в Афинах недавно и ничего плохого об Эпикуре не знаю.

– Да такие вот. Совсем стыда не имеют. Не уважают ни горожан, ни традиции, ни порядки. Презирают богов. Говорят, на своих оргиях эти нечестивцы даже открыто насмехаются над ними! Много сейчас развелось лже-философов и проповедников. Время такое, будь оно неладно. Но те хотя бы просто болтают языком на площадях и в тавернах, одурачивая разных бездельников, и поделом. А этот самый Эпикур явился откуда-то из Самоса. Дыра, наверное, жуткая. И мать его была колдуньей. Он учился в Лицее у Аристотеля, но, когда того выгнали из Афин, забросил учебу. И ладно бы уехал домой или работу какую полезную себе нашел. Но он завел себе учеников и с ними купил кусок хорошей земли с садом – вон там, в той стороне. Отгородились от людей стенами, назвали себя школой, но не учатся, а без конца развлекаются. Днем громко что-то декламируют. А вечером, когда уже темно, и все порядочные люди ложатся спать – поют, играют, пляшут, хохочут. Приличный народ от этого дурного места шарахается. И ладно бы там у него были только мужчины, это еще куда ни шло. Нет, там живут и девушки, и рабы, и они там все вместе развлекаются! Представляю, какие гадости и непотребства у них творятся. Куда только смотрят власти!

– А вы там сами бывали, видели своими глазами эти непотребства?

– Вот еще. Я достойная женщина, у меня муж, дети. Что обо мне подумают, сунь я к ним нос хотя бы на полчаса?

– А туда посторонних пускают?

– Ну, дверь-то свою они ни днем, ни ночью не запирают. Но люди серьезные стараются обходить этот сад стороной. А вот молодежь – наоборот,