Песни в пустоту - Александр Горбачев

Алексей Тегин

Током било много раз. В частности, с Володей как-то мы залезли в щитовую, и у меня случайно упала отвертка. А напряжение там ампер я не знаю сколько. Но провода диаметром сантиметра три. И там образовалась шаровая молния. Мы стояли на площадке за этим шкафом. Эта шаровая молния рядом встала. И Володя, будучи качком под 100 кг, сделал сальто через железные прутья, где спрятался. Слава богу, не убило никого.

Филипп Козенюк

Рядом с “Фабрикой” была свалка, и там валялась куча разного железа: бензобаки от грузовиков, вентиляционные трубы гигантского диаметра, чего только не было. Епифанцев соорудил целую баррикаду из этих труб, невъебенную просто, высотой метра три, наверное. Все эти железки подзвучивали пьезодатчиками, и сами они стояли тоже на железных фигнях больших. По всему этому можно было стучать, и все это еще звучало через обработку. Получалось не хуже, чем у Missing Foundation.

Роберт Остролуцкий

По сути дела это был оазис индустриальной культуры. Входные билеты продавались по очень доступной цене. В одном помещении выступал Алексей Тегин с тибетской музыкой Бон. С другой стороны Епифанцев ставил спектакли и концерты. Я тоже ему в этом помогал. Это было великолепное место, где можно было жить и творить, оставившее у многих самые теплые воспоминания. Благодаря правительству Москвы все это было уничтожено.

Алексей Тегин

“Зеленый слоник” там был за два дня снят. Спустились вниз, а там эти теплоцентральные трубы. Шинель где-то на помойке тут же нашли – они там кругом были. Там же нашли тарелку, в которую насрали, все реально. Ну и какую-то лампу подвесили. Володя тут же, под боком. И обошлось это в стоимость, я думаю, ровно той бутылки вина с закуской, которую все выпили потом. То есть ни-че-го не было вложено. Слава богу. И снималось это ни для кого, вот что важно. Света Баскова это делала, потому что ей нравилось. Там актеры даже не репетировали, потому что, будучи в этом подвале, такие диалоги – это естественно. Они не спровоцированы каким-то “я вот вам сейчас покажу”. Я не видел сценарий, но, по-моему, там полная отсебятина была, что и хорошо.

Борис “Тревожный” Акимов

Как-то мы пришли к Епифанцеву. У него то ли в этот день вообще ничего не было, то ли слишком рано зашли – не помню. И выходит к нам Володя, по пояс голый… А у него была большая комната, метров сорок, наверное, и в ней среди прочего были всякие штанги и так далее. И, значит, Володя ходит там по пояс голый, накачанный. Вдруг открывается дверь с другой стороны зала, и оттуда выходит еще человек десять качков. Я думаю: “Пиздец, что это?” Оказывается, какое-то сборище культуристов было там же, в этом сквоте. И эти качки вместе с Епифанцевым начинают заниматься: “Давай! Штангу! Жми!” Я смотрел минут пятнадцать. Это офигенно выглядело. Понимаешь: творится какое-то авангардное безумие, и тут же качаются с огромным рвением какие-то качки. Потом Епифанцев проходит из этой комнаты в зал и точно так же по пояс голый, только уже с рогами на голове, начинает что-то орать и рычать, репетировать. Мне тогда было жутко интересно: что эти качки про него думают? Он выходит в зал, орет что-то с рогами на голове. Потом возвращается к ним: “Давай! Штангу! Давай! Жми!”

Алексей Тегин

Постольку поскольку все громко там было, а рядом Кремль, Москва-река, и мы били в барабан двухметровый, который, собственно, разносился во все тяжкие, потому что мы его на улицу еще вытаскивали. На многие километры по воде… В общем, мы доигрались до того, что к нам пришли автоматчики. У нас была репетиция, и пришли три человека с “калашниковыми”: мол, что здесь происходит? Это, наверное, притон наркоманов? Я говорю – нет, мы сейчас будем петь, играть. Если хотите, заходите, посидите, послушайте, отдохнете. Они просидели весь концерт и ушли, забыв автоматы там. Я за ними бежал – пацаны, стрелялки свои возьмите. То есть это производило впечатление.

Филипп Козенюк

У Епифанцева на “Фабрике” был концерт, там был какой-то эмбиент, потом я на противне пожарил мясо. А до этого на противне мы играли, он звучал хорошо. Потом этот противень мы через публику пустили, народ мясо покушал, вкусно было, а потом я это мясо выблевал. Аплодисменты были: публика на “Фабрику” ходила врубающаяся. А вот в каком-то клубе на “Павелецкой”, не вспомню уже названия, мы на концерте тоже пожарили мясо, а потом стали раскидывать его по залу. Народ от этого нормально так прихуел. Сейчас бы я ничем таким не стал заниматься.

* * *

“Собаки Табака” были больше чем музыкальной группой – по сути, это была своего рода творческая лаборатория, художественная ячейка, воплощавшая в жизнь идеи Роберта Остролуцкого и его соратников в адекватной этим идеям форме. Уже сами концерты “Собак” сильно напоминали театр (правда, театр крайне специфический, реальный и жесткий) – и неудивительно, что в итоге группа пришла к постановке полноценного спектакля. Правда, спектакль этот тоже был крайне специфический. Постановка “Фауст” увидела свет именно на епифанцевской фабрике, и музыка в ней фигурировала только как одна, далеко не самая яркая составляющая злостного полумистического зрелища (впрочем, музыка – единственное, что от спектакля осталось: в 2007-м она была издана на диске как альбом “Собак Табака” под названием “Тень света”).

Роберт Остролуцкий

Спектакль “Фауст” был поставлен в 98-м году под воздействием той музыки и поэзии, которая была придумана “Собаками”, злобной и страшной. На сцене: Фауст – Ф. Козенюк, Мефисто – Р. Остролуцкий, Вагнер – В. Билошицкий, Гретхен – О. Инбер. Главным действием спектакля был забор крови из вены Ф. Козенюка Р. Остролуцким и выплескивание ее в лицо В. Билошицкому. Нужно отметить, что сие безобидное действие возымело странный эффект на некоторых дам, которых впоследствии выносили из зала без сознания.

Владимир Епифанцев

Я не сторонник перформансов с кровью. Я люблю метафоры и условности, но не люблю, когда в жизни происходит членовредительство, – считаю это полной бессмыслицей. Перформансы с жареным мясом и кровью мне не нравились, я не настолько экстремальный человек. Роберт, мне кажется, более талантливый музыкант, чем перформер. У него очень хорошая энергия, позитивная и брутальная, на него интересно смотреть на концерте. Но иногда он совершает эстетические ошибки. Мы с ним часто об этом разговариваем, не думаю, что он обидится, если услышит от меня такую критику.

Филипп Козенюк

“Фауста” вряд ли можно было в полной мере назвать спектаклем. Это был скорее перформанс, шоу. Мы с Робертом сидели у него на Живописной, размышляли, у Роберта было несколько текстов в прозе – так и родился этот “Фауст”. Оригинальный “Фауст” был скорее канвой, настроением – как это сейчас принято называть, current mood. То есть мы прониклись его концепцией, идеологией, красотой, всей этой германской эстетикой. Была идея приблизить искусство к реальности. Искусство ведь магия изначально. Первыми музыкантами были шаманы. Вообще, поначалу любое искусство носило культовый характер. И наскальная живопись, ее люди рисовали перед охотой. Это было ритуалом, какой-то магией. И нам хотелось, чтобы “Фауст” тоже был ритуалом – с кровищей и так далее. На полу были нарисованы какие-то пентаграммы… Шла фонограмма, стоял стол. За столом сидели мы с Робертом, он был в черном костюме, я – в черном пиджаке, белой рубашечке. Роберт произносил какой-то текст, потом доставал шприц, вытягивал у меня кровь из вены, наливал ее в стакан. Дальше снова шел текст. Потом Роберт выплескивал эту кровь мне в рожу… Действа как такового было немного. Декораций особых тоже не было – только загробный синий цвет. Спектакль был коротким – минут двадцать. Я уже не помню, чем все заканчивалось – то ли я погибал, то ли не погибал. То ли падал, то ли не падал – не помню. Интересно это было в первую очередь нам с Робертом. Я думаю, со стороны это казалось грубым, брутальным представлением. На понимание публики мы особо не рассчитывали.

Владимир Епифанцев

Закрылся сквот по обычной причине – это была не наша территория, она была куплена какой-то государственной компанией. Они, в общем, даже не были против нашего там присутствия и за два месяца до выселения нас об этом предупредили. Милиция тоже к нам лояльно относилась, видела, что это не бомжатник и не наркопритон, а театр. Была и сцена, и концертный зал, и сделано все было достаточно уютно. Публика разная приходила. Единственное, что я делал незаконно, – воровал много электричества.

Алексей Тегин

Мы на территории Роснефти все это делали. Им, в общем-то, было наплевать на нас. Но одновременно было наплевать на нас и тогда, когда они этот особняк, то есть эту вот всю “Фабрику”, стали разрушать экскаватором. Когда я спросил, на хрена вы это делаете, – ну, люди любят поломать то, что торчит из земли, понимаешь. Может быть, деньги какие-то кто-то находил. Они решили себе там автостоянку сделать. И вот еще смешная история, почему они там ее себе не сделали до сих пор. Ну просто я… Мы сделали там ритуал, это была совершенно магия разрушения – как раз чтобы эти все мотивации не исполнились. И потом я узнал как-то после этого, что воды реки подмыли всю эту штуку и там строить ничего нельзя. Вот так и получилось. Так они ничего и не построили. Если бы нас оттуда не выгнали, я не знаю, может быть, все и по-другому бы сложилось в российской культуре ебаной. Кто знает…