Песни в пустоту - Александр Горбачев

Наталья Чумакова

Я помню, мы записывали Андрея на какой-то магнитофон в “Камчатке”. Записали тогда все песни, что у него были. Пока писали, ужасно напились, и начался какой-то совсем цирк. Он пел, например: “Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не нужна”. Вместо “не видна”. Там все было перековеркано, и мы очень хохотали. Скорее всего, это так потом никуда и не пошло, осталось для внутреннего пользования. Но хорошая была запись! И тогда же я взяла у Андрея интервью. Очень приличное интервью, кстати. Думаю, его первое и единственное на тот момент. И дальше судьба интервью сложилась интересно. Один приятель Машнина, Алексей Плуцер-Сарно, составлял словарь русского мата. И когда он его издал, то для меня стало большой неожиданностью, что в словарь вошла масса цитат из этого интервью – по применению мата в русском языке. Со ссылками на интервью А. Машнина Н. Чумаковой тогда-то и тогда-то. Я, кстати, не уверена, что интервью это было еще где-то опубликовано. Думаю, Машнин его Плуцеру-Сарно просто передал, они же были приятелями. А еще, я это точно знаю, Машнин напридумывал в этот словарь кучу матюгов, которых на самом деле в русском языке нет. Причем придумал вместе с примерами их употребления. Они вместе с Плуцером-Сарно сидели, сочиняли примеры употребления этих матюгов и валялись под столами.

Сергей Фирсов

В Рок-клубе Машнин стал известен сразу – во многом благодаря мне. Я его туда привел, ну и потом, к нам же на “Камчатку” все приходили бухать. Когда в одном кругу 200–300 человек варятся, все друг друга знают. Так что, как только он стал что-то делать, он сразу же стал известен в узком кругу. Но я бы его не притащил в “Октябрьский” в 90-м году, если бы не было чего показать. Вообще, начало 90-х время было шибкое. Постоянные концерты и квартирники. В той же “Камчатке” постоянно что-то делали. Там подвал рядом был пустой – “Чукотка”, и мы в нем устраивали концерты. Машнин, собственно, именно там начал на народ выступать. Хотя его первое публичное выступление было как раз в “Октябрьском”. Он приехал в кирзовых сапогах прямо со смены и потом обратно на смену уехал.

* * *

“Рок-бард” – это ведь, в сущности, оксюморон, по крайней мере, уж точно полумера – а полумеры в те времена, которые наступили вскоре после сценического дебюта Андрея Машнина, не работали совершенно. Ситуация, в которой Андрей Машнин оказался вскоре после своего сценического дебюта, полумер не принимала. Всего одна его акустическая песня была выпущена официально – на очередном отчетном сборнике Ленинградского рок-клуба. Вскоре после этого сборники выходить перестали, да и Рок-клуб из реальности превратился в миф. Шум времени начал звучать так громко, что песен под одну гитару уж точно бы никто не услышал, так что логично было вставить эту гитару в розетку. Что и было сделано – при помощи будущего корифея российского рока нового типа и основателя Tequilajazzz Евгения Федорова. Вместе с Машниным они сделали “Тихо в лесу”, собрание песен негромких, слегка язвительных и как будто затаившихся. В по-своему изысканном, свингующем электрическом звуке этого альбома чувствуется некое внутреннее напряжение, которое неизбежно должно когда-нибудь получить свой выход, сам Машнин поет то почти бесстрастно, то словно с издевкой, как бы удивляясь самому себе, как бы ища собственный голос заново.

Сергей Фирсов

Все менялось. Старая эпоха отходила, появлялась новая. Поэтому все и стали играть новую музыку. Машнин пел под гитару, потому что не было группы. Под его тексты не очень подходит русский рок или классический рок-н-ролл, ему больше подходит какой-нибудь андеграунд. Поэтому такой стиль и получился. Ну и потом, Машнин такую музыку очень любил.

Андрей Машнин

Я, конечно, в котельной на гитаре бренчал, но звук мне такой совсем не нравился. На “Камчатку” постоянно вписывались всякие эти барды, и так они мне остопиздели… Везде вставляли частицу “да”, ну и прочее такое посконное: какие-то истерики непонятные, какая-то Русь их волнует, притом что совершенно ничего в этом не понимают, страшно далеки от народа. В общем, я решил, что бардом не буду. И под гитару стал уже сочинять что-то более электрическое. Тем более что и слушал я тогда The Cure, всякий там западный рок. Потом как-то раз на одном дне рождения мы познакомились с Ай-яйяем (прозвище Евгения Федорова. – Прим. авт.), и он мне надавал всякого рэпака – Айс Ти, Айс Кьюба. Я думаю – о, вот это класс. Я как раз вот такое очень люблю – свободный размер текстов, такую работу с речью; решил, что так и надо писать.

Евгений Федоров

Мы с Машниным познакомились случайно. Мне нужно было где-то работать, и я решил попробовать устроиться истопником в “Камчатку”. Мы уже довольно активно играли тогда, но музыка никаких денег не приносила, надо было горбиться. На “Камчатку” я в итоге почему-то не устроился, но познакомился с Андрюхой и послушал его песни – и они оказались очень интересные и веселые. В то время в нашей компании очень мало кто пел осмысленные песни по-русски, в основном по-английски пытались, а здесь чувствовались очень хорошие традиции, но при этом было и хулиганство, и замечательный русский язык.

Андрей Машнин

Меня все всегда везде таскали, я сам никогда жопу не оторву и сам никуда не пойду. То меня Начальник везде таскал, потом появился такой барабанщик Андрей Орлов, он еще в группе “Юго-запад” играл, он стал со мной всюду ходить. Ну и вот, пошли мы на день рождения к какому-то деятелю, там же и Женя Федоров был, на балконе песенки попели, он и говорит: “Я сейчас вообще свободен, “Объект насмешек” закончился, новой группы тоже пока нет, можно что-нибудь вместе поделать”. Ну и мы собирались в котельной, он приезжал с басухой, потом набрали на программу и записали. Это не группа была, а именно что проект: мне было интересно электрический альбом сделать, Ай-яй-яю – просто повеселиться, наверное. Альбом этот, “Тихо в лесу”, странный, конечно, получился.

Евгений Федоров

Машнин меня попросил помочь ему записать на альбоме бас. Мы сели в студии, практически без репетиций, все было очень спонтанно и по-тусовочному – в итоге мне пришлось сыграть и на гитаре, и на клавишных. Альбом записали за одну ночь, в конце там еще Сашка (Воронов, барабанщик Tequilajazzz. – Прим. ред.) появился. Но на сцене мы вместе никогда не играли. Андрей быстро нашел каких-то музыкантов. До “Тихо в лесу” он был такой рок-бард, а после как раз стал играть с группой. Может быть, действительно наши совместные музицирования были каким-то толчком в этом смысле. Мы тогда все слушали рэп, причем радикального толка, – ну и ему это тоже близко оказалось.

* * *

Машнин не был единственным, кто сменил акустическую гитару на электричество – сначала умеренное, потом радикальное. Новый злободневный звук был злым, лютым, отчаянным, прямо как жизнь, которая его породила. Выборгский юноша Эдуард Старков переименовал свой хипповый ансамбль “Депутат Балтики” в “Химеру” – что было потом, мы уже рассказали. Коллега Машнина по кочегарскому ремеслу Андрей Петров из осколков команды “Дурное влияние”, первой пересадившей на российскую почву готический рок, собрал банду “Бондзинский” и заиграл джаз-кор (на их дебютном альбоме, к слову, вокалистом был как раз Андрей Машнин). Да что там говорить, даже Александр Ф. Скляр, лидер вполне себе успешного столичного “Ва-Банка”, записав задушевный русско-роковый альбом “На кухне”, взял курс на тяжелые хардкоровые риффы, кардинально поменял имидж, возглавил движение “Учитесь плавать” и стал вести на радио одноименную программу, посвященную тяжелой музыке.

Сталь в звуке “Машнинбэнда” закалялась постепенно. “Тихо в лесу” – это еще было, в полном соответствии с заголовком, довольно тихо, Машнин пока не столько искал свое новое амплуа, сколько прощался с прежним. Дальше была запись “Трезвыезлые”, где к Машнину среди прочих присоединился экс-участник “Странных игр” и будущий создатель “Deadушек” Григорий Сологуб, – звучал этот альбом примерно как мелкопоместная версия Rollins Band: мощный тяжелый бас, гитары, срывающиеся в перегруженные риффы, грубый и наглый голос. Машнин здесь уже похож на того бесповоротно взбунтовавшегося очкарика, каким он станет через несколько лет, но в музыке все еще слишком много стиля и слишком мало мяса. По-настоящему оголтелыми, зубастыми и прицельно точными песни Машнина становятся с приходом в группу еще одной мятежной души – Леонида “Ильича” Замосковского, с которым и были записаны главные альбомы “Машнинбэнда” – “Жэлезо” и “Бомба”. И да, впечатление они производили вполне в соответствии со своими названиями.

Леонид Федоров

Машнин поначалу пел под гитару. Но его сразу в эту сторону тянуло. Он же работал в “Камчатке” – с Фирсовым, с Витькой нашим, басистом. И кто-то ему предложил – давай сделаем песню. Сначала было не очень жестко, а потом он уже нашел своего этого гитариста-басиста Ильича – ну, он там на всем играл, – и они сделали уже такой “Машнинбэнд” жесткий.