Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2 - Александр Кваченюк-Борецкий

– Что?! Что ты сказала?!

Скрестив брови у переносицы, как шпаги, Дмитрич медленно поднялся с дивана. Не успела бедная женщина опомниться, как ощутила у себя на горле его дюжую пятерню. Сдавив гортань, он приподнял ее над полом. Болтая ногами в воздухе, и ужасно хрипя, она едва не отдала богу душу… Лишь, когда закатив глаза, она перестала дергаться в конвульсиях, опустив ее на пол, он разжал пальцы…

Примерно через полчаса Василиса пришла в себя. Но после этого случая они не разговаривали месяц кряду.

В очередной раз, получив зарплату, Василиса всю ее раздала на долги. Их было столько, что даже на хлеб ни копейки не осталось. Вновь занять денег больше было просто не у кого. При ее появлении прежние кредиторы в панике шарахались от нее, точно от прокаженной.

Тогда, помимо основной работы Василиса решила устроиться мыть полы в школе, располагавшейся неподалеку от дома. Но, проработав там пару недель, внезапно заболела. Причитавшийся за минувший месяц заработок ей тотчас отсрочили, как и полагалось по закону, до закрытия больничного листа. Что делать дальше, Василиса не знала!.. Когда от голода дети отощали так, что животы подвело и, не скрывая слез, плакали и катались по полу в истерике, нервы ее окончательно сдали. Она взяла бельевую веревку. Один конец завязала в петлю, другой перекинула через водопроводный кран над сливным бачком, крепившимся под потолком в туалете, и затянула крепким узлом.

– Папка, папка! – вдруг испуганно позвали Дмитрича дети.

– Ну, чо орете, как ненормальные! Без вас тошно! – цыкнул на них глава семейства, собравшийся, было, вздремнуть еще часок-другой.

Враз присмирев, ребятишки замолчали. И Красногубов уснул. Спал он с самого утра и до полудня. Потом, как обычно, поднялся со своего излюбленного ложа. Поужинал, чем бог послал. А, именно, зачерствевшей горбушкой хлеба, которую запил водой из-под крана… И снова отправился на боковую. Пробудившись к вечеру, на этот раз, он увидел, что, тесно прижавшись друг к другу, дети все также смирно сидят, забившись в самый темный угол единственной комнатки, составлявшей основную часть жилплощади Красногубовых. С шумом втянув ноздрями воздух, Дмитрич явственно ощутил резкий запах мочи.

– Эй! – позвал он ребятишек. – Оглохли, што ли!

Дети едва заметно зашевелились в своем углу.

– Папка, а Стасик обмочился! – чуть слышно сказал тот из малышей, что был постарше. – И я больше уже не могу, так сильно в туалет хочется…

– Непра а ав да а! – заревел Стасик то ли от обиды, то ли от страха перед наказанием за то, что штанишки у него были мокрые. – Это все – Максик… Он меня обмочил!..

– Врешь! – рассердился Максик.

– Нет, не вру я!.. – возразил Стасик. – Сам обманываешь!

Ничего не понимая спросонья, Дмитрич уселся на диване и почесал затылок.

– А, где – мать-то ваша?! – сердито прикрикнул он, раздражаясь все больше на бессмысленный спор между двумя глупыми детьми.

Но малыши, округлив глаза от страха, молча посмотрели на него.

– Ну? – повторил он свой вопрос. – Щас ремень возьму и задницы вам обоим надеру!

Дети жалобно захныкали, утирая ручонками притворные слезы, которые давно уже все выплакали, пока отец спал.

– Да, мамка в туалете заперлась… – наконец, чуть не рыдая, сознался Максик.

– Мы к ней стучались, стучались, а она не открыла а а… – тоненько пропел Стасик, содрогаясь всем своим худеньким и слабым тельцем от спазм, которые перехватывали его дыхание.

Красногубов, словно не веря своим ушам, неожиданно вскочил на ноги и с воплем кинулся в полумрак квартиры.

4

Бывшие товарищи по работе и даже кто-то из руководителей, под началом которых в свое время трудился Красногубов, присутствовали на похоронах его жены. Они искренне сочувствовали горю Дмитрича. С печальным вздохом пожимали его громадную пятерню. Красногубов охотно принимал их сочувствие. «Как никак, а ребята и деньгами помогли, и на панихиду пришли! – с благодарностью думал он о вчерашних сослуживцах. – Дай им боже всего того же, чего они сами для себя пожелают!» Дмитрич от горя находился, словно в тумане. Он даже не помнил, кто именно, затронув больную для него тему с трудоустройством, во время поминок назвал ему фамилию «Северков», и, когда «все» закончится, рекомендовал его, как человека, который поможет в данном вопросе и даже ссудит деньгами под проценты, если проситель, по его мнению, будет того стоить. Но это не принесло Красногубову облегчения. В его нывшем от горя сердце словно стопудовая тяжесть осела. А в задурманенном спиртным мозгу навсегда отпечатались лишь жалостливые физиономии сослуживцев да слегка порозовевшие личики Стасика и Максика, которые уплетали за обе щеки все, что было на столе съестного в поминальный день.

– Детишки-то после смерти ихней матери хоть поедят вволю! – тихонько шептались добрые люди, сочувствовавшие лишившемуся кормилицы семейству. – Да, она, поди, и удавилась-то за ради того, чтобы они с голоду не померли. Почитай, дошли уже до самой, что ни на есть, ручки…

Собеседники, видимо, из приличия тут же умолкали, когда вдруг замечали, что Красногубов смотрит на них тупо и бессмысленно, весь поглощенный своим безысходным горем. Они боялись, что суть их слишком откровенных и несвоевременных разговоров как-нибудь дойдет и до него. Но Красногубов молча обводил присутствовавших все тем же опустошенным взглядом и снова погружался в собственные невеселые мысли.

Отправив детишек на поруки к своей матери, которая также бедно и сиро, как и большинство людей из той местности, проживала где-то за чертой города, Красногубов еще неделю не выходил из дому. Он добросовестно уничтожал целую батарею бутылок со спиртным, которые остались нетронутыми на поминках. Пьянство притупляло сознание и слегка приглушало его боль от потери единственно близкого ему человека. В этом он винил себя, поскольку в последние полгода, как ни старался, не заработал для семьи ни единого гроша. Но откуда ему было знать, что все закончится так горько и нелепо? Но даже если бы и знал? Что он смог бы сделать? Переступив через собственную гордость, униженно клянчить работу у тех, кто лишил его любимого дела? Все равно, это не привело бы ни к чему хорошему. Красногубову не было пути назад. И он прекрасно понимал всю безвыходность своего положения. И, все же, какие бы убедительные доводы не приводил Дмитрич самому себе в свое оправдание, они не избавляли его от внутренних терзаний и мук запоздало пробудившейся в нем совести. Наконец, он распечатал последнюю полулитру. Прилобунившись к ней, прямо из горлышка вызудил всю до капли, и напоследок со всего размаха хватил пустой бутылью прямо о стену. Бесчисленные осколки битого стекла рассыпались по комнате. Красногубов в совершенном бессилии опустился на диван. Слезы навернулись ему на глаза. Он подумал о том, что, наверное, жена с состраданием смотрит на него сверху и не знает, чем помочь, хотя всем сердцем желает этого!.. И хотя супруги больше не было рядом, Красногубов незримо, словно бы, ощущал ее присутствие! Он нуждался в этом так же, как одинокий путник, бесцельно бредущий по земле, испытывает потребность в пристанище. И, нигде не найдя его, устраивается на ночь там, где придется. А, когда, наконец, усталость, взяв свое, заставляет бездомного скитальца закрыть глаза, он не слышит ни свиста ветра, ни шума дождя, не чувствует холода потому, что ему снится родной очаг. Ему видится, как в печи теплятся угли. Он словно наяву грезит, как пуховая перина, в которую погрузилось тело, обнимает его за плечи. На кухне тикают часы. Сладко посапывают детишки. А рядом чутко дремлет та, которая сделала его жизнь такой счастливой! И он безмерно благодарен ей за это. Ведь, даже во сне, словно часовой на посту, она тут же пробуждается от малейшего шороха. Она – всегда на чеку! И при первой опасности без малейшего колебания и страха готова встать у нее на пути, чтобы, если потребуется, пожертвовать собой, лишь бы уберечь от неминучей беды детей и мужа.

5

Северков с самого первого взгляда не понравился Красногубову. Уж, больно скользким показался. Насчет работы ничего конкретного не пообещал. А во время короткой беседы с Красногубовым, то и дело, свербел его пристальным взглядом так, как будто бы между делом внимательно изучал. Что, мол, за фрукт такой и с чем его едят? «Ну-ну! – думал про себя Красногубов. – Смотри, чтоб гляделки не проглядел!» И, хотя вслух Дмитрич ничего лишнего не сказал Северкову, ограничиваясь односложными ответами «да» и «нет» по поводу семейного положения и трудовой биографии, все-таки, решил, что этот ректор не заслуживает доверия. Да и какое ему, собственно, дело до Красногубова?.. Вон он кругом обложился бумажками. Занятой сильно, чтобы о простом человеке заботу проявить. Напоследок Дмитрич оставил Северкову свои координаты и ушел, как говорят, ни с чем. Еще недельку-другую он бесполезно мыкался по разным организациям и предприятиям. Там смотрели на него как на снежного человека, который неизвестно для чего покинул свою пещеру в горах. Огромный рост и могучее телосложение Красногубова вызывали у работодателей невольное уважение, робость и даже страх. Это его раздражало. «Что, я к ним с пистолетом в руках пришел, что ли?! – искренне негодовал Дмитрич. – Чего они от меня, как от чумы, кидаются наутек в разные стороны?» От голода у него так подвело живот, что под конец плюнул он на все и отправился к матери, на окраину города. «Хоть накормит досыта! – успокаивал себя Красногубов. – К тому же, детишек давно не видел. Жуть как, заскучал по ним…»