ЛОРИНГ - Макс Кроу

Пришло время поработать отмычками самому, без механической руки. Это прекрасное ощущение, скажу я вам. Сравнимое разве что… нет, ни с чем. Я знавал одну мастерицу, вышивающую бисером полотна невероятной красоты. Когда ее игла нанизывала на себя крошечную стеклянную каплю идеальной круглой формы с миниатюрным отверстием, она чуть прикусывала кончик языка и смотрела так, словно силой взгляда собиралась удержать на месте скользкую бусинку. Она говорила, что ее успокаивает это занятие, хотя любого другого работа с мелочами может довести до нервного срыва. Подобные эмоции ощущал и я: спокойствие, умиротворение. Отмычки становились естественным продолжением моих рук. Я ощупывал скрывающийся от взгляда механизм, и мог представить его в таких подробностях, словно ясно видел. Мне было известно, к каким изменениям приводит каждое движение. Никаких случайностей, лишь аккуратность и расчет. Баланс, о котором канатоходец может лишь мечтать.

Первый замок издал удовлетворенный щелчок, и я перешел к следующему. При всей сосредоточенности на работе я не забывал слушать звуки вокруг. По-прежнему было так тихо, что до меня доносился треск огня факела, находящегося в другом конце коридора. Удивительно. Если бы у меня было что запирать за семью замками, я бы потрудился нанять толковую охрану для надежности. Впрочем, чего уж точно мне никогда не придется делать – это учить богатеев защищать своё добро.

Второй замок поддался быстро, с третьим пришлось повозиться. На четвертый ушло вдвое меньше времени, чем на первый. Я приступил к пятому, когда услышал какой-то шум. Он доносился снизу. Выругавшись под нос, я оставил незаконченную работу, и бегом добрался до лестницы. Присел и осторожно выглянул между гипсовыми балясинами. Отсюда был виден главный вход и часть холла, потолком которого служил купол под основанием третьего этажа. Входная дверь была нараспашку, вырванные петли обвисли. Разгоняя темноту светом керосиновых ламп, в дом вошло человек десять. Они были одеты кто во что горазд: сюртуки, плащи, кепки, береты и даже шляпы-котелки, а значит, к составу Двора Венаторов отношения не имели. У всех в руках пистолеты с пузатыми барабанами и длинными стволами. Мужской атрибут нового времени. У некоторых в руках были ножи. Судя по их рожам, у меня существенно прибавится хлопот. Из оружия при мне только наваха[2], и хоть стерва жадная до крови, у меня не было никакого желания кормить ее нынче ночью.

Пока я размышлял над тем, как стоит поступить, в дверь вошел одиннадцатый человек. Он был примерно моего роста, то есть среднего, хотя для своей профессии я слишком высок. На нем светло-серое пальто, шляпа с достаточно широкими полями, чтобы защитить лицо от снега. За его спиной висела винтовка, в двух руках по внушительному пистолету. Мне даже стало несколько дурно. Не велика ли армия для одного маленького вора? Зря я накликал беду, все потешался, что замок без охраны.

– Разделимся, – сказал одиннадцатый, чьего лица я не видел из-за шляпы. – Вы трое – осмотрите первый этаж. Клайв и Джек, возьмите на себя двор и черный ход. Салли, выбери двоих и проверь лестницу. Остальные за мной. Выродок где-то здесь.

Он расстегнул пальто, чтобы не сковывало движений, и тогда стал виден висящий на груди полукруг из чистого серебра. Перевернутая вниз рогами луна была отличительным знаком одного типа людей, которых мы, представители не самых популярных профессий, ненавидели больше, чем законников императрицы. Ловцы. Эти отчаянные парни (хоть женщин в их ремесле не так уж мало) занимались тем, что выискивали преступников за вознаграждение. Их одинаково не любили как потенциальные жертвы, так и сыщики, у которых те отнимали хлеб. Если слуги Двора Венаторов рыщут по следу и ловят негодяев за жалованье, а в лучшем случае – за премию в конце года, то эти сорвиголовы действуют напролом и всегда получают награду, о которой никакой законник не мечтает. Конечно, риски в такой ситуации тоже неравны. Мало кто захочет связываться с егерями, предпочитая отсидеть за свои делишки, чем получить пулю в затылок или петлю на шею. Сопротивляются лишь те, у кого грехи посолиднее. А вот прирезать ловца – дело благородное. Похвальное, я бы сказал. И пусть сыщики для виду берутся расследовать такие преступления, они едва ли особо усердствуют. Зато стоит ловцу хоть раз оступиться, полезть в пьяную драку или пристрелить не того, как шкуру с него спустят еще до прихода адвоката. И поминай как звали.

Не дожидаясь, пока охотники за головами поднимутся по лестнице, я юркнул в тень и притаился за углом. Если они пойдут в мою сторону, наваха поможет избавиться от них. Лишь бы не издавали звуков, тогда можно будет завершить начатую работу до того, как их кинутся искать. Я тихо раскрыл нож. Клинок высвободился из ложа, блеснул в свете одинокого факела.

На верхней ступеньке показался человек по имени Салли. Из-под дешевого шерстяного картуза виднелось узкое небритое лицо. Руку с пистолетом он держал наготове. Я уверен, что он выстрелит на любой шорох, даже не посмотрев, куда палит. За ним шли его дружки. Когда Салли свернул к поднимающемуся наверх лестничному проему, один из товарищей решил заглянуть в коридор, где я скрывался. Между нами было шагов пять. Он не видел меня только потому, что было темно, и большая часть моего туловища поместилась в мелкую нишу, черная одежда и платок, скрывающий половину лица, помогали утонуть в тени. Капюшон поднять я забыл, и теперь опасался, что взмокший блестящий лоб может меня выдать, но кожу прикрыли волосы.

– Куда ты собрался? – окликнул приятеля Салли.

– Темно, как у трубочиста в жопе, – проговорил тот, что пялился почти в упор на меня. – Куда ведет этот коридор?

Еще не хватало, чтобы они нашли мою дверь!

– Он сказал проверить лестницу, значит, проверяем лестницу. И без фокусов.

Упрямец еще постоял какое-то время. Допускаю мысль, что он меня не видел, но удивительно, как не услышал колотящееся воровское сердце? Наконец головорез отвернулся и пошел к лестнице, а я перевел дыхание. К черту! Мне нужны книги, и тогда убираюсь из этого замка. Такова уж цена репутации: лучше сдохнуть, чем вернуться с невыполненным заказом. Кому нужен вор, неспособный украсть?

Вернувшись к двери, я начал с того, на чем вынужденно прервался. Эмоции передавали дрожь в руки, и я несколько раз осекся. Пришлось прекратить, восстановить ровное дыхание и продолжить. Когда же все замки были открыты, я осторожно приоткрыл дверь и спустя несколько секунд заглянул внутрь. На первый взгляд – никаких ловушек, капканов, ядовитых змей или бешеных собак. Поверьте, разное было на моей памяти. Люди весьма кровожадны и совершенно не щадят нашего брата. Отчасти я их могу понять. Но гнев кухарки, у которой украли всю накопленную мелочь, на которую она худо-бедно кормила своих детей, и горечь богача, нажившегося на простых людях, для меня имели разный вес. Со своих шестнадцати лет я никогда не обворовывал дома людей, чей годовой доход был ниже моего собственного. Во-первых, это вопрос принципа. А во-вторых, у них нечего брать.

Я едва не шагнул в комнату, но в последний миг заметил, что камни, которыми был вымощен пол, на пороге немного выступают. Проведя глазами вокруг еще раз, я увидел напротив входа горгулью, которой сперва не придал значения. Э нет, это не чья-то изощренная любовь к уродливым статуям заставила запереть монстра в сокровищнице. В ее разинутой пасти, если присмотреться, находится труба. И готов спорить на любую руку, что из того отверстия при нажатии на камень-педаль вырвется либо пламя, либо кислота. Смертельный плевок в лицо вору.

Осмотрев другие камни, я осторожно переступил опасное место, на всякий случай пригнувшись. Кто знает, откуда еще ждать напасти!

Прикрыв за собой дверь, я достал из сумки небольшой керосиновый фонарик и коробок спичек. Спустя несколько секунд мрак был разогнан крошечным огоньком. Тускло, но мне хватит. Тут было душно. Похоже, комнату давно не открывали. Довольно просторно, по центру стоял диван, словно тот, кто собрал здесь сокровища, приходил навестить их и посидеть в тишине. Я бы так и делал. На стенах висели картины, о ценах на которые можно говорить только шепотом. Полки открытых шкафов ломились под тяжестью серебряных и медных табакерок, на бархатной подушке были разложены серьги, правда – что странно – по одной штуке каждого вида. Но драгоценные камни вполне сносные, чтобы продать их отдельно от украшения. Хорошая находка, славная добыча. Любого представителя моего ремесла она бы сделала счастливым и богатым. Но не меня. Я не видел здесь книг, за которыми шел. Тут мой взгляд снова уперся в горгулью. Статуя находилась на массивном пьедестале, высотой в человеческий рост. Если со статуей все приблизительно понятно, то вот ее постамент меня заинтересовал. Присев рядом, я провел кончиком клинка навахи по внутреннему контуру одной из граней. Ровно идущий клинок вдруг немного оступился. Пригнувшись, я приблизил фонарь и осмотрел едва заметную щель между верхней и боковой гранями. С усилием проведя клинком, я расширил этот просвет, и, поднапрягшись, заставил боковину пьедестала отпасть на пол. Теперь передо мной была ниша, в которой укрылась бутыль с мутной жидкостью. Дно емкости представляло собой часть поршня, который приводили в движение спрятанные на пороге педали. Небольшое усилие, и отрава, чем бы она ни была, выплеснется из глотки горгульи. Помимо этой дряни, глядя на которую хотелось сразу вымыть руки, я увидел то, от чего радостно сжалось сердце. Как приятно быть таким сообразительным подлецом, как я! Передо мной лежали две толстые книги, спрятанные под задницей горгульи. Я достал их и погладил переплеты. Наощупь не берусь отличить, человечья ли это кожа, возможно, такие ужасы всего лишь слух. Но судя по всему, это именно то, что нужно моему Заказчику. Приложив ладонь к страницам, я убедился, что толщина соответствует описанию. Теперь ко мне не придерутся. Даже если это не те книги, есть свидетели, при которых я получил заказ. Они не дадут соврать, что я выполнил часть сделки. Честность – залог долговечных отношений между негодяями вне закона. Уж такая закавыка.