До первого снега - Алиса Гордеева

темнота и непривычная для школьных стен тишина. Она пугает даже меня, что уж говорить о какой-то там изнеженной девчонке. На телефоне включаю фонарик и отчаянно бегу в сторону подвала, по пути врубая в коридоре свет, но в паре шагов от нужной двери замираю. Мне страшно! Я боюсь, что опоздал!

Оглушаемый биением собственного сердца, тихой поступью крадусь ближе: я хочу услышать её — удостовериться, что жива. Но за дверью неестественно тихо.

— Куколка, — за язвительным голосом прячу безудержное волнение. — Просыпайся!

Меня не по-детски колотит: какого дьявола она молчит?

— Эй, Барби, доброе утро! — костяшкой указательного небрежно стучу по двери, лелея надежду, что девчонка и правда просто заснула. Стучу ещё. И ещё. Но в ответ всё та же звенящая тишина.

Табун резвых мурашек проносится вдоль позвоночника, пока непослушные пальцы нащупывают в кармане ключи.

— Ты там жива, принцесса? — голос срывается, хоть и стараюсь казаться грубым и безразличным. — Или крысы сожрали твой поганый язык?

Ключом едва попадаю в замочную скважину, несподручно подсвечивая ту телефоном: здесь, внизу, найти выключатель попросту не успел.

— Надеюсь, ты усвоила урок, красотка? — натяжно ухмыляясь, распахиваю дверь и, на свою беду, стремительно захожу внутрь.

Чёртова стерва меня вновь обыграла: пока я представлял, как она запуганная и обессиленная, валяется где-то в углу, эта мерзавка, вооружившись спреем для очистки стёкол с синтетическим ароматом морского бриза, с ходу распыляет мне едкую жижу в глаза. Телефон вылетает из рук, резвым потоком света скользнув по силуэту девчонки, а затем с характерным треском приземляется на пол. И пока я скулю побитой псиной, растирая ладонями лицо, Рита шустро натягивает мне на голову жестяное ведро, со дна которого тут же начинают капать остатки жидкой вонючей грязи.

— Урок усвоен, Сальваторе! — неистово рычит дрянь, а затем с размаху бьёт чем-то твёрдым по ведру, напрочь оглушая меня. — Теперь я знаю, кто главный говнюк в школе! Ты!

И пока по крупицам восстанавливаю равновесие, эта бестия убегает. Вот только она не знает одного: школа закрыта до понедельника, а я уже не уверен в своём желании возвращать спесивую куколку домой.

Глава 8 Один на один. Рита

Внутри всё клокочет, пока остервенело бегу к свету, что тускло мерцает впереди. Но даже такой слабый, неяркий, он невыносимо щиплет глаза. Ничего не замечаю вокруг, не разбираю ругательств, что мощным фонтаном бьют в спину. Просто бегу! Опять! В этом городе это становится идиотской привычкой!

Слёзы отчаяния давно высохли. Страх, почти сутки мешающий нормально дышать, испарился. Я ощущаю невиданный прилив сил, а ещё дикое удовлетворение от содеянного: всё получилось даже лучше, чем я планировала!

Недаром говорят: человек привыкает ко всему. Так и я, после первых минут заточения и неистовых ударов по обшарпанной двери, свыклась с темнотой, а после и вовсе на ощупь нашла выключатель. Неопрятная кладовая, доверху забитая швабрами, вёдрами и химикатами при блёклом свете одинокой лампочки под потолком хоть и выглядела убого, но оказалась гораздо менее страшной, чем поначалу рисовало моё воображение. Правда, через несколько часов робкий свет погас, пару раз мигнув на прощание. Старая лампа накаливания просто не выдержала напряжения, с коим я каждую перемену билась раненой птицей, в ожидании, что меня услышат и спасут. Именно тогда я и придумала свой маленький план мести, который только и упирался, что в возвращение Сальваторе. Кретин! Придурок! Мерзавец! Этот безмозглый баран заставил себя слишком долго ждать, ну ничего, главное же — результат! Я зря переживала — всё получилось по высшему разряду!

Наверно, поэтому улыбка не сходит с моих губ, а понимание, что Сальваторе ещё нескоро придёт в себя, добавляет уверенности каждому шагу. Плутая по бесконечным коридорам, я всё же добегаю до выхода из этой проклятой школы и с предвкушением скорой свободы, решительно дёргаю дверную ручку. Снова. И снова. А потом с истеричным смехом оседаю на пол, понимая, что в западне.

Тяжёлые шаги Сальваторе раздаются практически сразу. Угрюмый, взъерошенный и чумазый, с кривой усмешкой на разбитых губах, парень медленно подходит ближе, яростным взглядом прожигая насквозь. Его слипшиеся от помоев волосы торчат в разные стороны, ободранные ладони сжаты в кулаки, а на лице тонкой струйкой сочится кровь. Каждый его шаг отдаётся эхом в груди: он не пугает — парализует меня.

— Добегалась, куколка? — озлобленным гусем шипит Сальваторе, пока я, забывая дышать, ищу отголоски человечности в его взгляде.

— Не смей ко мне приближаться! Пожалеешь!

— Напугала! — противно хохочет парень, даже не думая останавливаться.

— Я предупредила!

Придурок разжимает кулаки и, подняв руки, начинает нарочито трясти ими, как больной.

— Смотри, куколка, как мне страшно! — издевается Сальваторе, ускоряя шаг.

— Ты трус, слышишь! Легко мериться силой с девчонкой, да? Ну ничего, завтра же будешь иметь дело с Виком! Вот и посмотрим, какой ты смелый!

— Ты серьёзно?

Тео не обманул: Вик и правда обладает здесь какой-то властью. По крайней мере, над Сальваторе точно. Стоит мерзавцу понять, что за мной тоже есть сила, как он останавливается и, вмиг перестав надо мной потешаться, задумчиво качает головой. То-то же!

— Сам виноват! — неуверенно встаю на ноги, спиной упираясь в закрытую дверь: смотреть на идиота снизу вверх — лишний повод потешить его самолюбие. Обойдётся!

— Я всё никак не пойму, — облизнув разбитую губу, парень, наплевав на мои предостережения, вновь начинает грозовой тучей надвигаться на меня. — Ты настолько глупая или…

На мгновение Сальваторе замолкает, словно пытается вспомнить подходящее слово, но, так и не отыскав нужное на задворках своей памяти, делает очередной шаг ко мне.

— Или? — выдыхаю, нервно сглатывая. Этот псих действует на меня завораживающе.

— Без «или», куколка! — бросает небрежно, слишком близко подбираясь ко мне.

— Хам! — цежу сквозь зубы, продолжая смотреть Сальваторе в глаза: я неглупая, просто гордая! Но уроду не понять!

— Избалованная дрянь! — плюёт в ответ, а меня начинает подташнивать от вида крови, начавшей запекаться на его лице.

— Подонок! — едва сдерживаю дрожь, пробирающую до самых костей.

— Бездушная кукла!

Между нами остаётся не больше полуметра. Слишком близко! Слишком