Сильнее времени (СИ) - Добрынина Елена

Та история так и осталась для концертмейстера покрыта тайною. Маменька лишь говорила, что Алёша глупо, ужасно влюбился и это могло поставить крест на всей их жизни. А потом прошло время, брат вернулся из очередного военного похода, женился и остепенился. Родилась Асенька.

Как-то, спустя уже много лет, Порфирий попытался выспросить у брата об той истории, чем навлёк на себя невероятный гнев. Смолчать и вынести оскорблений о том, что он, дескать, сует нос не в свои дела, Порфирий не мог, так и уехал из имения хлопнув дверью. С тех пор они с Алексеем не общались.

Немало он был удивлён, когда вдруг на пороге его Петербургской квартиры появилась Ася, выросшая в прекрасную барышню. С ней было письмо, в котором Алёша просил устроить судьбу дочери, выдав её замуж за хорошего человека. Но Порфирий Георгиевич своих детей не имел и потому был слишком мягок к взбалмошной и своевольной племяннице. Она легко выяснила, куда периодически ходит дядюшка и стала его спутницей в том и этом мире. Сейчас Порфирию приходилось расплачиваться за собственные ошибки - за то, что упустил девицу и позволил случиться этой глупой неравной любви. Ежели бы не Иван, не связалась бы Аська с террористами и преступниками. Да и Цыган не смог бы так близко подступиться к ним.

Размышляя о том и повествуя о событиях давно ушедших, Порфирий Георгиевич вдруг почувствовал себя дурно. Сердце шалило. Но признаться казалось слабостью. Договорив, он обратился к сыщику:

- Александр Сергеевич, позвольте мне выйти в коридор подышать. До ближайшей станции несколько часов, так что я вряд ли смогу сбежать от вас.

Гнездилов кивнул. Слишком болезненным выглядел концертмейстер, слишком бледным был, слишком тяжело дышал. Не случилось бы чего! Видно было, что признание племянницы в пусть и невольном участии в преступной группе, стало неприятным сюрпризом и повлияло его здоровье. Сам того не желая, Гнездилов с укоризной посмотрел на розоволосое создание. Откуда же такой цвет кудрей? Не припоминал он, чтобы в дамских кругах было модным подкрашивать кончики прядей в столь яркие цвета.

Девушка словно прочла его мысли. Поправила нервно выпавшую прядь за ухо и встала.

- Разрешите, Александр Сергеевич, и мне выйти. Здоровье дяди вызывает во мне беспокойство. - С тревогой изрекла она.

- Пойдёмте уж, посмотрим. - Поднялся со своего места надворный советник. Не хватало ещё, чтобы Терепов преставился прямо в поезде "Санкт-Петербург - Москва".

Ася прошмыгнула в коридор и с волнением воззрилась на дядю. Тот стоял у окна, приоткрыв фрамугу, и холодный ветер бил ему прямо в лицо.

- Как ты? - С тревогой спросила девушка. - Простудишься, дядюшка.

- Не волнуйся, душа моя, мне уже определённо лучше. - Слабо улыбнулся старик.

Девушка порылась в ридикюле и достала маленькую таблетку.

- Возьми, положи под язык, ну, ты помнишь. - Передала Ася лекарство Порфирию.

Гнездилов успел увидеть металлическую пластину, как ему показалось, серебряную, из которой ловким движением она выдавила таблетку. Пластина исчезла в сумочке молниеносно и Гнездилову осталось лишь гадать, что это такое сверкнуло в девичьих руках. Для человека XXI века в том не было никакого секрета. Обыкновенный блистер с таблетками нитроглицерина. А для Гнездилова сие стало ещё одним звоночком, оповещающим, что не стоит до конца верить этим людям. И вроде бы были они искренними, но что-то явно не договаривали.

***

Санктъ-Петербургъ, Россійская Имперія, 1912г. отъ Р.Х.

Когда чай был допит и все светские новости обсуждены, Николай решил, что пора бы и честь знать. Его так и не приняли, но сил злиться не было - сказалась усталость. Это только на первый взгляд он бесцельно проболтался в Штабе весь день.

Граф собирался уже уходить, когда адъютант дежурного генерала вдруг влетел в приёмную и знаком показал, что Николая ждут. Ильинский бросил на спинку стула свою шинель, которую намеревался надеть, и, оправив мундир, последовал за помощником. Генерал стоял у окна и смотрел на пылающий закат, плавящий стекла его кабинета.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Здравия желаю! Разрешите обратиться, ваше сиятельство? - Отчеканил молодой граф.

В голосе его промелькнуло волнение, но Николай справился с собой. Офицер, а волнуется будто мальчишка, только вчера получивший звание и чин.

- Да, да, Николай Павлович. Здравствуйте. - Задумчиво протянул генерал и вернулся к своему столу, который словно остров в океане, возвышался посреди большой залы.

Николай приблизился на пару шагов, хотел было начать говорить о своём переводе, но генерал сделал движение рукой, что означало, что ему следует покамест молчать. Николай осекся.

- Знаю я, знаю твою историю, сынок, - вздохнул генерал, обращаясь к нему по-отечески, и опасения Николая подтвердились - не обошлось в этом вопросе без батюшки. - Молодость об руку идет с глупостью и горячностью. Не уважаете вы, молодёжь, слово отеческое, плевать хотите на традиции и порядки. В армии служить Царю и Государство - то дело похвальное, Николай Павлович, только вот при каких обстоятельствах вы в армию собрались?

Генерал посмотрел на Николая с укоризной.

- Я никогда не хотел увольняться из войск, - опустил голову Ильинский. - Мне пришлось в виду... определённых обстоятельств.

- Знаю я ваши обстоятельства, любезный! - Понимающе кивнул головой генерал. - Да только служба - это не в бирюльки играть, вам ли не знать?! Нет здесь такого, чтобы сегодня служу, а завтра за юбкой увиваюсь.

Кровь прилила к щекам, генерал бил по больному, но он был прав, а потому Николаю нечего было возразить. Если бы не та история с Лилит, никогда бы не пришлось ему стоять вот так и как мальчишке перед старшим наставником чувствовать стыд за случайную шалость.

- Скрывать не буду, - продолжил генерал свою речь. - Имел я беседу с вашим батюшкой, и он очень против вашего перевода. Но армии нужны люди, нужны офицеры, нужны патриоты. События в мире столь стремительно развиваются, что армия должна быть наготове. Но вот соответствуете ли вы офицерскому чину, Николай? Не стыдно ли будет мне за своё решение?

Николай вспыхнул и хотел было уверить дежурного генерала, что служба - это то, что действительно важно для него, но военачальник вновь остановил его жестом. Голос его был строг.

- Цыц! В общем, вот вам моё решение, Николай Павлович: до Крещения я перевод не подпишу, даю вам сроку подумать. Коли не передумаете и жизненные обстоятельства ваши не переменятся, так после праздников прошу ко мне, получите свою резолюцию на бумаги о переводе. Ну, или с батюшкой своим поговорите. Ежели министр свой автограф поставит, куда уж мне супротив его слова?! - Генерал подмигнул, давая понять: если Ильинские по-семейному решат сей вопрос, он лично против не будет.

Николай, который по ходу разговора уже был готов, что генерал прогонит его прочь, воспрял духом. Отложенное решение - это все-таки не отказ. На компромисс с отцом он не надеялся даже, не веруя ни секунды в то, что его papa пойдёт на сей шаг.

Николай благодарно заверил генерала, что ничто не переменит его жажды служить и что после праздников он сызнова явится к генералу на ковёр. Тот только кивнул, усмехнувшись. Нужны были ему такие рьяные офицеры, жаждущие службы. Пользы от них в войсках поболее будет, нежели от протирания штанов в канцелярии полиции. Но и с министром ссориться не хотелось.

Удовлетворённый встречей и окрылённый надеждой получить-таки разрешение, Николай распрощался с военачальником и вышел прочь из Штаба. Завтра канун Нового года, "щедрый" вечер, а он в ссоре со всем семейством. Не хотелось Николаю так завершать год. Но и явиться без приглашения на Галерную, значит, дать повод отцу показать свою власть и силу. Пригласит матушка завтра, поеду, решил он, ну, а не пришлют записки, что ж, так тому и быть. С этими мыслями Николай взял извозчика и с лёгким сердцем уехал в сторону квартиры Александра Сергеевича.

***

Россійская Имперія, 1912г. отъ Р.Х., гдѣ-то въ Новгородской губерніи