Янки при дворе короля Артура - Марк Твен

— Никто насъ не приглашалъ; мы пришли, вотъ и все!

— Въ такомъ случаѣ, хозяйка этого дома должна быть крайне страиная особа. Подобное безстыдство вполнѣ достойно удивленія. Мы съ шумомъ врываемся въ домъ человѣка, наполняемъ этотъ домъ единственнымъ почетнымъ дворянствомъ, какое когда-либо освѣщалось солнцемъ на землѣ, и оказывается, что мы даже не знаемъ имени хозяина дома. Чѣмъ вы объясните такое своевольство? Я думалъ, что это вашъ домъ. Но что скажетъ хозяинъ?

— Что онъ можетъ больше сказать, какъ только благодарить насъ?

— Благодарить? За что?

На ея лицѣ выразилось внезапное удивленіе.

— Право, ты смущаешь мой умъ твоими странными словами. Развѣ кто-нибудь при такомъ положеніи, въ какомъ находится этотъ хозяинъ дома, могъ бы когда-нибудь мечтать о пріемѣ въ своемъ домѣ такого общества, какое мы привели къ нему?

— Да, если вы ссылаетесь на это, то въ данномъ случаѣ даже можно побиться объ закладъ, что онъ въ первый разъ въ жизни видѣлъ въ своемъ домѣ такихъ гостей, какъ эти.

— Такъ пусть онъ остается благодаренъ и выразитъ свое смиреніе признательною рѣчью; онъ былъ прежде собакою и происходитъ отъ собакъ.

По моему мнѣнію, наше положеніе все же было крайне неудобное. Оно могло сдѣлаться еще неудобнѣе. Поэтому намъ слѣдовало двинуться отсюда и я сказалъ:

— Уже поздно, Сэнди. Намъ нужно собрать нашу аристократію и двинуться.

— А куда, милостивый сэръ и Патронъ?

— Мы должны развести ихъ по домамъ, не такъ-ли?

— Вотъ, если бы тебя послушаться. Да онѣ всѣ съ различныхъ концовъ земли. Каждую нужно привести въ ея собственный домъ; но развѣ тебѣ будетъ достаточно на это той короткой жизни, которая опредѣлена имъ послѣ грѣхопаденія Адама? Нашъ праотецъ былъ вовлеченъ въ грѣхъ своею помощницею, а та прельстилась словами сатаны, вошедшаго въ змія; съ техъ поръ онъ царитъ надъ человѣческимъ родомъ, вовлекая его въ грѣхъ; природа, которая была такою чистою и прекрасною, стала…

— Ахъ, великій Боже!

— Лордъ!

— Вы знаете, что у насъ очень мало времени для обсужденія такихъ вещей. Развѣ вы не знаете, что мы можемъ раздать по землѣ весь этотъ народъ въ болѣе короткое время, чѣмъ вы употребили на то, чтобы доказать, что этого невозможно сдѣлать. Намъ теперь некогда говорить, а слѣдуетъ дѣйствовать. Вы должны позаботиться объ этомъ, а не давать воли своей мельницѣ, когда на это нѣтъ времени. Теперь къ дѣлу; постарайтесь обходиться безъ лишнихъ словъ. Кто отведетъ домой нашу аристократію?

— Конечно, ихъ друзья. Они пріѣдутъ за ними изъ отдаленныхъ концовъ земли.

Это было такъ неожиданно, точно молнія, блеснувшая съ яснаго неба; такое облегченіе было подобно прощенію, дарованному преступнику. Она, вѣроятно, останется, чтобы освободиться отъ своего товара.

— Тогда слушайте, Сэнди; такъ какъ наше предпріятіе окончилось прекрасно и вполнѣ успѣшно, то я отправлюсь и донесу объ этомъ; если же кто-либо другой…

— Я совершенно готова и поѣду съ тобою. Это было все равно, что отмѣна прощенія.

— Какъ? Вы хотите ѣхать со мною? Къ чему это?

— Неужели ты хочешь, чтобы обо мнѣ подумали, будто я измѣнница своему рыцарю? это будетъ безчестіемъ. Я не могу уѣхать отъ тебя, пока ты не встрѣтишься въ битвѣ съ какимъ-либо другимъ рыцаремъ. Тотъ побѣдитъ тебя и я ему достанусь, какъ добыча. Я даже заслуживаю порицанія, если стану думать о томъ, что можетъ произойти такой случай.

«Избранъ на продолжительный срокъ! — вздохнулъ я про себя; — нечего дѣлать, придется и съ этимъ примириться». Тогда я сказалъ вслухъ:

— И такъ, пора опять въ путь.

Пока Сэнди ходила прощаться съ своими свиньями, я передалъ все это пэрство прислугамъ и просилъ ихъ все убрать и почистить, гдѣ эти аристократы гуляли, ѣли и имѣли помѣщеніе; но слуги замѣтили мнѣ на это, что ничего нельзя трогать, такъ какъ это было бы отступленіемъ отъ обычая, и заставитъ только праздные языки болтать объ этомъ. Отступленіе отъ обычая — вотъ что связывало ихъ; это такой народъ, который, казалось, былъ способенъ ради этого совершить преступленіе. Слуги сказали, что будутъ слѣдовать обычаю, который у нихъ считается священнымъ; они постелятъ свѣжій тростникъ въ залахъ и во всѣхъ комнатахъ, и тогда пребываніе въ домѣ аристократіи не будетъ почти и замѣтно. Это было нѣчто въ родѣ сатиры природы; это былъ научный методъ, геологическій методъ; антикварій допытывается до всего этого и затѣмъ, по окончаніи каждаго столѣтія, разсказываетъ о тѣхъ улучшеніяхъ, которыя вводились въ семьи въ теченіе истекшихъ ста лѣтъ.

Первое, что намъ попалось на встрѣчу въ тотъ день, была партія странниковъ. Не смотря на то, что намъ было съ ними не по дорогѣ, но я присоединился къ нимъ; я желалъ мудро управлять этою страною и мнѣ необходимо было входить въ подробности ея жизни и узнавать эти подробности не изъ вторыхъ рукъ, а руководствоваться своими собственными личными наблюденіями.

Эта компанія странниковъ состояла изъ людей всѣхъ возрастовъ и всѣхъ профессій; точно также тутъ представлялось и большое разнообразіе костюмовъ; тутъ были и молодые люди и старики, молодыя женщины и старухи, веселый народъ и серьезный людъ. Тутъ ѣхали на мулахъ и на лошадяхъ; только не видно было дамскихъ сѣделъ, такъ какъ это приспособленіе стало извѣстно въ Англіи только девятьсотъ лѣтъ тому назадъ.

Это была хорошая, дружная и общительная компанія; они всѣ были набожны, счастливы, веселы, отличаясь въ то же время безсознательной неучтивостью и наивною нескромностью. То, что они считали простымъ веселымъ разсказомъ, переходившимъ изъ устъ въ уста, былъ, конечно, пикантнаго свойства анекдотецъ, который смущачъ ихъ также мало, какъ мало смущалъ лучшее англійское общество двѣнадцать столѣтій позднѣе. Разныя шутки, достойныя англійскаго остроумія первой четверти девятнадцатаго столѣтія, разсказывались и тутъ, переходя изъ устъ въ уста по всей линіи и возбуждая всеобщія одобренія; иногда, если кто дѣлалъ по этому поводу какое-либо остроумное замѣчаніе на одномъ концѣ всей процессіи, то его передавали другъ другу, оно доходило до слѣдующаго конца и часто возбуждало громкій взрывъ хохота.

Сэнди прекрасно знала цѣль такого странствованія и потому, обратившись ко мнѣ, сказала:

— Они направляются въ Валлэй Голинессъ (Священную Долину) испить цѣлебной воды.

— Но гдѣ находится это мѣсто?

— Оно лежитъ на разстояніи двухдневнаго пути, у границъ страны, называемой королевство Куку.

— Разскажите мнѣ что-нибудь о немъ. Это мѣсто пользуется большою славою?

— О, конечно; подобнаго ему не существуетъ.

— Тамъ часто недоставало воды; только по временамъ появлялся цѣлый потокъ чистой и свѣжей воды какъ бы чудесною силою въ этомъ пустынномъ мѣстѣ. Но тутъ злой духъ сталъ искушать построить баню, которая и была выстроена. Но вдругъ вода перестала течь и потомъ совершенно исчезла.

— Молитвы, слезы, — все было напрасно; вода не появлялась.

Ничто не помогало и всѣ дивились такому чуду.

— И что же случилось дальше?

— Такъ прошелъ годъ и одинъ день, тогда приказали срыть баню. И вдругъ вода потекла снова и въ большомъ обиліи; съ тѣхъ поръ она не перестаетъ струиться для этого благословеннаго края.

— Такимъ образомъ, съ тѣхъ поръ никто и не мылся?

— Всякому предоставлена полная свобода; но врядъ-ли кто ею пользуется.

— И обитатели этой мѣстности благоденствуютъ съ тѣхъ поръ?

— Да, именно съ этого самаго дня. Слухъ о такомъ чудѣ распространился по всѣмъ странамъ. Отовсюду прибывали новые поселенцы, такъ что приходилось воздвигать постройку за постройкою.

Еще до полудня, мы встрѣтили другую партію странниковъ; но тутъ не слышно было ни шутокъ, ни смѣха, ни громкихъ разговоровъ, не было замѣтно счастливаго настроенія духа ни между молодыми, ни между старыми. А тутъ также были и молодые, и старые; мужчины и женщины средняго возраста, мальчики и дѣвочки и даже три грудныхъ ребенка. Одни дѣти только смѣялись, а между взрослыми не видно было ни одного лица, которое не выражало бы грусти и безнадежнаго унынія; ясно было видно, что эти люди подвергались жестокимъ испытаніямъ и давно были знакомы съ отчаяніемъ. Это были рабы. Ихъ руки и ноги были закованы въ кандалы и потомъ они были еще скованы по нѣсколько человѣкъ одною отдѣльною цѣпью; одни дѣти бѣгали на свободѣ: несчастные ихъ отцы и матери должны были и ходить скованными, и спать скованными, какъ свиньи. Они прошли триста миль пѣшкомъ въ восемнадцать дней, получивъ при этомъ самую скудную пищу. На нихъ были накинуты какіе-то лохмотья, но все же нельзя было назвать этихъ людей одѣтыми. Желѣзные кандалы стерли у нихъ кожу на рукахъ и на ногахъ, вслѣдствіе чего образовались гнойныя болячки. Ихъ босыя ноги потрескались, и каждый изъ нихъ шелъ прихрамывая. Сначала было около ста этихъ несчастныхъ въ одной партіи, но половина изъ нихъ была продана во время самого пути. Ихъ проводникъ ѣхалъ на лошади и держалъ въ рукахъ длинный бичъ съ короткою ручкою и съ длиннымъ плетенымъ ремнемъ, раздѣленнымъ въ концѣ на нѣсколько отдѣльныхъ частей, изъ которыхъ каждая оканчивалась узломъ. Этимъ бичемъ онъ стегалъ по плечамъ тѣхъ, которые отъ усталости не могли идти и останавливались на одно мгновеніе. Онъ не говорилъ ни слова, такъ какъ ударъ бичемъ былъ слишкомъ краснорѣчивъ и безъ словъ. Ни одинъ изъ этихъ несчастныхъ даже и не взглянулъ на насъ, когда мы проѣзжали; они, казалось, и не замѣтили нашего присутствія. Изъ ихъ устъ не вылетало ни одного звука; слышалось только однообразное бряцаніе цѣпей по всей линіи съ одного конца до другого, когда эти сорокъ три человѣка поднимали и опускали ноги. Вся партія шла въ облакѣ пыли, которую она поднимала сама.