Янки при дворе короля Артура - Марк Твен

На разстояніи около двухъ сотъ ярдовъ отъ часовни мы устроили въ равнинѣ небольшую платформу, покрыли ее коврами, привезенными для этого случая, а на нихъ поставили сидѣнье для патера. Если приходится сдѣлать нѣчто такое, что поразило бы воображеніе невѣжественной толпы, то слѣдуетъ принимать въ разсчетъ всѣ подробности; вы должны сдѣлать все возможное, чтобы произнести впечатлѣніе на публику, но въ особенности слѣдуетъ стараться о томъ, чтобы глава этой толпы былъ всѣмъ доволенъ; тогда вы можете свободно дѣйствовать и разыграть какъ можно лучше это дѣло при самомъ блестящемъ эффектѣ. Я прекрасно зналъ цѣну всѣмъ этимъ вещамъ, такъ какъ мнѣ хорошо была извѣстна человѣческая природа. Вы не должны жалѣть ничего для произведенія эффекта; это стоитъ и хлопотъ, и работы, и даже денегъ, но въ концѣ концовъ все это оплачивается. И вотъ мы провели проволоки подъ фундаментомъ часовни, а затѣмъ протянули ихъ и подъ платформою и тамъ же спрятали и баттарею. Я огородилъ канатомъ квадратъ вокругъ платформы въ сто футовъ для того, чтобы удержать толпу и этимъ кончилъ свою работу. Моею мыслью было отворить двери въ 10 ч. 30 м.; самое же исполненіе начать ровно въ 11 ч. 25 минутъ. Я приказалъ моимъ помощникамъ быть въ часовнѣ ранѣе 10 часовъ, прежде, чѣмъ кто-либо успѣетъ придти къ часовнѣ; они должны были быть на-готовѣ и принести къ дѣйствіе насосъ, когда это понадобится. Устроивъ все это, мы отправились домой ужинать.

Извѣстіе о томъ, что съ колодцемъ произошло несчастье и вода въ немъ изсякла, разнеслось далеко повсюду; теперь въ теченіе двухъ или трехъ дней въ долину нахлынула толпа народа. Отдаленный конецъ долины представлялъ настоящій лагерь; но для меня и для моихъ товарищей, конечно, было отведено мѣсто въ домѣ. Глашатаи съ наступленіемъ сумерекъ возвѣстили по всей долинѣ о моей попыткѣ, и это произвело на всѣхъ сильное впечатлѣніе; народъ былъ въ какомъ-то лихорадочномъ состояніи. Кромѣ того, глашатаи возвѣстили, что патеръ и его свита будутъ на платформѣ въ 10 ч. 30 м.; но что къ тому времени все пространство, на которомъ я буду совершать заклятіе, должно быть свободно отъ толпы.

Я былъ на платформѣ съ десяти часовъ, чтобы встрѣтить патера и его свиту; но я ихъ увидѣлъ только тогда, когда они подошли уже очень близко къ канату, потому что ночь была темна до такой степени, что рѣшительно ни зги не было видно, а зажигать факелы запретили. Пришелъ и Мерлэнъ; онъ усѣлся въ первомъ ряду на платформѣ. Вслѣдствіе темноты также не видно было и толпы наполнявшей долину. Наконецъ, движеніе толпы остановилось и масса народа сплотилась такъ что казалось, будто можно было пройти по ихъ головамъ цѣлую милю.

Теперь наступило ожиданіе, которое должно было продолжиться минутъ двадцать; я устроилъ это съ цѣлью произнести эффектъ; всегда слѣдуетъ заставлять народъ испытывать нѣкоторое волненіе и нетерпѣніе въ ожиданіи начала. Но вотъ среди мертвой тишины раздалось на латинскомъ языкѣ пѣніе хора мужскихъ голосовъ; эта величественная мелодія такъ и лилась, такъ и раздавалась при безмолвіи многочисленной толпы. Я устроилъ это пѣніе, потому что оно также произвело желанный успѣхъ. Когда пѣніе кончилось, я всталъ на платформѣ, поднялъ руки вверхъ и такъ простоялъ минуты двѣ, - никто не шевелился; казалось, что вся эта толпа притаила дыханіе, — наконецъ я медленно и ясно произнесъ одну фразу съ такимъ умиленіемъ, что это заставило задрожать толпу, а съ нѣкоторыми изъ женщинъ сдѣлалось дурно; фраза эта была слѣдующая:

«Constantinopolitancischedadelsackpfeilenmacliergesellschaft!»

Лишь только я договаривалъ послѣдніе слоги, какъ дотронулся незамѣтно до моего электрическаго провода и мгновенно вся эта толпа освѣтилась яркимъ синимъ свѣтомъ! Эффектъ былъ грандіозный! Въ толпѣ раздались крики ужаса, женщины отъ страха бросались въ разныя стороны, монастырскіе воспитанники выскочили изъ своихъ рядовъ. Мерлэнъ не сдѣлалъ ни малѣйшаго движенія, но видно было, что онъ крайне удивленъ: ему еще никогда не доводилось видѣть, чтобы какое-нибудь дѣло начиналось такимъ образомъ. Теперь наступило время все болѣе и болѣе усиливать эффектъ. Я опять поднялъ руки и какъ бы въ агоніи почти закричалъ слѣдующее слово:

«Dynamittheaterkaestchensprengungsattentatsversuchungen».

И вдругъ все освѣтилось краснымъ огнемъ! Этотъ заатлантическій народъ поднялъ страшный вой, когда къ синему цвѣту прибавился и ярко красный. Шестьдесятъ секундъ спустя я закричалъ опять:

«Traiisbaaltruppentropentransporttrampelthiertreibertrauungsthraeneiitragödie!»

— и тутъ все озарилось зеленымъ цвѣтомъ! Затѣмъ, подождавъ сорокъ секундъ, я опять воскликнулъ, разбивая это слово на слоги:

«Mekkamuselmannennirissenmenscheninocrdermolirenmuttenmarmormonumcntenmacher!»

— и явился пурпуровый свѣтъ. Такимъ способомъ образовалось четыре цвѣтныхъ свѣта: красный, синій, зеленый и пурпуровый! — Четыре вулкана, извергающихъ громадныя облака свѣтящагося дыма и распространяющихъ ослѣпляющій радужный свѣтъ до самыхъ отдаленныхъ концовъ долины. Я зналъ, что мои помощники были у насоса совершенно на готовѣ, тогда я сказалъ:

— Настало время! Я сейчасъ произнесу страшное имя и прикажу чарамъ исчезнуть.

Затѣмъ, обращаясь къ народу, я продолжалъ:

— Смотрите! Черезъ какую-нибудь минуту чары будутъ расторгнуты, въ противномъ случаѣ ихъ не расторгнетъ ни одинъ смертный. Разъ, что чары расторгнутся, всякій это узнаетъ; вы увидите, какъ вода будета струиться изъ двери часовни.

Тутъ я опять замолчалъ на нѣсколько мгновеній, желая дать возможность распространить мое возвѣщеніе тѣмъ, которые его не слышали, до самыхъ отдаленныхъ уголковъ долины, куда не могли донестись мои слова; потомъ я сталъ жестикулировать, принимать различныя позы и воскликнулъ:

— Повелѣваю тебѣ, жестокій духъ, завладѣвшій этимъ источникомъ, извергнуть оттуда весь твой адскій пламень, да расторгнутся твои чары и да улетятъ онѣ въ преисподню, гдѣ будутъ лежать связанными тысячу лѣтъ. Приказываю тебѣ это его страшнымъ именемъ: «BGWJJILLIGKKK!»

Затѣмъ я прикоснулся къ бочкѣ съ ракетами и оттуда съ шумомъ и трескомъ вылетѣли ракеты, разсыпаясь по небу. Всею толпою овладѣлъ паническій страхъ; по еще мгновеніе и всѣми овладѣла радость и радость шумная, восторженная, а затѣмъ началось и ликованіе — показалась вода, которая текла блестящею струею, отражая въ себѣ радужные цвѣта.

Нужно было видѣть эту толпу, нахлынувшую къ источнику и цѣловавшую эту воду, говорившую съ ней, ласкавшую ее, какъ живое существо; эти люди называли появившуюся воду самыми ласкательными именами, какъ обыкновенно называютъ своихъ любимцевъ; точно это былъ другъ, уѣхавшій далеко, котораго они долго не видали и который опять вернулся. Это представляло самую умилительную сцену и превзошло всѣ мои ожиданія.

Я послалъ Мерлэна домой и заперъ его тамъ. Онъ совершенно растерялся, когда я сталъ произносить это ужасное имя и никакъ не могъ придти въ себя. Конечно, онъ никогда не слыхалъ имени этого духа, точно также, какъ и я; но онъ находилъ, что произнесенное мною имя было совершенно вѣрно, такъ что даже мать этого духа, вѣроятно, не могла такъ хорошо произнести имени своего сына. Магъ никакъ не могъ понять, какимъ образомъ я произнесъ такое страшное имя я остался живъ. Мерлэнъ работалъ три мѣсяца, чтобы произнести это имя и остаться въ живыхъ, но не имѣлъ никакого успѣха.

Когда я подошелъ къ часовнѣ, вся толпа преклонилась передо мною съ большимъ почтеніемъ, точно я былъ какое-то высшее существо;- но, по ихъ сужденіямъ, это дѣйствительно и было такъ. Конечно, я этого и ожидалъ. Я тутъ же научилъ нѣсколько человѣкъ, какъ дѣйствовать насосомъ и засадилъ ихъ за работу; народъ цѣлую ночь толпился у воды, слѣдовательно, необходимо было, чтобы этой воды было достаточно. Для этихъ людей и самый насосъ представлялъ особаго рода чудо; они смотрѣли на него и съ удивленіемъ и съ благоговѣніемъ, потому что онъ производилъ такое изумительное дѣйствіе.

Эта была великая ночь, грандіозная ночь. Она принесла мнѣ славу. Я едва могъ заснуть, прославляя эту ночь.

ГЛАВА ХXIV.

Магъ — соперникъ.

Мое вліяніе въ Валлэй Голинессъ достигло чудовищныхъ размѣровъ. Казалось, наступила удобная минута, когда я могъ воспользоваться этимъ вліяніемъ для приведенія въ исполненіе чего либо полезнаго. Эта мысль пришла мнѣ въ голову на слѣдующій день и еще болѣе развилась въ мосмъ умѣ, когда я увидѣлъ одного изъ моихъ рыцарей, въѣзжающихъ въ долину. Согласно исторіи, двѣсти лѣтъ тому казалъ туземцы были наказаны исчезновеніемъ воды въ колодцѣ за то, что одному изъ нихъ вздумалось вымыться. Быть можетъ, это повѣріе укоренилось до такой степени, что осталось и до сихъ поръ. Я обратился къ одному старику и спросилъ:

— Не желали бы вы пойти въ баню?

Онъ задрожалъ при одной этой мысли — при мысли, что это грозитъ гибелью колодцу, но все же сказалъ съ чувствомъ:

— Этого не могу сдѣлать! Тогда опять высохнетъ эта благословенная вода?