Наследие Евы (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner"

— Не ты?..

— Я не стукач.

— Больше никто не знал.

Стах пытается вспомнить, что такого выдал Соколову. Он не называл имен, не давал намеков. Он отпускает Колю. Он тоже пытается разобраться:

— Это не пальцем в небо? Я сказал ему: пусть вопросы задает у своего конченого класса, — и Стах вдруг осекается. Он переобщался с Тимом, он добавляет: — Без обид.

— Так если конченый, — Коля без обид. Вздыхает, смеряет Стаха взглядом, вздыхает снова, объясняет, словно должен, а не словно хочет: — Он спросил, за что дали кличку.

— Что?.. Какую еще кличку?..

— Повстанец.

Стах усмехается. Криво. Смотрит на него. Как впервые видит. Потому что не видел раньше. Совсем. Потому что Повстанцем Колю назвали давно. В тот первый раз, когда он прижал Стаха к стенке и сказал ему: «Не смей». Не смей лезть в эту трясину?..

«Че, Повстанец, решил продать демону душу, чтобы спасти упыря?»

«Он за тебя переживает больше, чем за меня»…

Стах говорит, как шутит:

— Гордая такая кличка… — хотя, вообще-то, уже не шутит.

Коля игнорирует. Отряхивает рюкзак, надевает. Стах возвращается за своим.

Какое-то время они молча приводят себя в порядок. Коля трогает рассеченную губу сначала пальцами, потом — языком.

Остатки взрыва рассеиваются, очаг затухает где-то в глубине, оседает на самое дно.

Стах не знает зачем. Зачем он говорит:

— Я иду к Тиму.

Коля поднимает взгляд. И какой-то потерянный. Ожидающий. Этот взгляд не нападал. Ни разу до этого. Пока Коля не решил, что Стах Тима сдал. Стах бы Тима не сдал. Никогда.

Коля тормозит. А потом кивает… и собирается уходить.

— Ты?.. — Стах вроде и хочет позвать, но одергивает сам себя: да, на одной стороне, ну и что?

Коля оборачивается и встает на месте. Он встает на месте и признается:

— Я не знаю, где он живет.

— Нет?..

— Он не особо общительный парень. Если ты не заметил…

— Не заметил, — отрезает Стах.

Вышло резко. Он не планировал, что выйдет так резко. Он выходит из разговора. Коля стоит и смотрит ему вслед. Стах думает, что пожалеет. Уверен. Стах спрашивает на Софьин манер:

— Идешь или нет?!

Доберман равняется с драной кошкой — и опускает голову, и молчит. В приятели Тима он годится больше, чем Стах. Угрюмый сторожевой пес: шутки в сторону, настроение в подвал и эта дурацкая манера… молча держать удар.

========== Глава 16. Притяжение ==========

I

Двое стоят на лестничной площадке. Темно. Полярная ночь: ближе к трем часам начинают опускаться сумерки — и мутное окошко пропускает света все меньше и меньше — кажется, почти по минутам. Стах стучит уже четыре — Коля считает. Коля считает и не верит в успешность операции. Стах усмехается:

— Побольше надежды, Повстанец.

Нет, а чего он ожидал? Что Тим откроет — и сразу?

— Может, пойдем?.. Его дома, наверное, нет…

Стах решает, что Коля — слабак. И злорадствует про себя. Но, судя по Колиному выражению лица, про себя Стах злорадствует громко.

Замок начинает скрежетать. Стах уставляется кичливо. Съел? Коля тяжело вздыхает.

Тим приоткрывает дверь — со Стаха слетает спесь. Мир сужается до Тима, Стах — уменьшается за миром. Смягчается. Унимает улыбку — до осторожной.

— Привет, Котофей.

— Т-ты чего?.. здесь?..

«Соскучился».

Все время что-то мешает произнести. Больше всего — когда хочется. Стах отступает, вспоминая о причине или, скорее, об удобном предлоге для молчания, перестает улыбаться и кивает на Колю:

— Я не один.

Тим открывает дверь шире. И глаза у него тоже распахиваются — в тихом ужасе. И губы размыкаются. У Тима — драматическая сцена. Тим спрашивает:

— Вас избили?..

— Что? Нет. Мы подрались.

Коля пихает Стаха в бок.

Тим леденеет:

— Что?..

Коля вклинивается лающе-сиплым голосом:

— Да ерунда, повздорили. Ничего страшного.

По Тиму не скажешь.

Коля говорит ему, как ребенку, с нажимом:

— Такое случается, Лаксин. Два парня могут подраться.

— Из-за чего?

Двое замирают в тишине под свинцовым взглядом. Не зная, что ответить. Лучше бы правду. Стах оживает первым, показывает на Колю большим пальцем.

— Этот одаренный решил, что я сдал его Соколову. На допрос. Соколов сегодня в ударе. Стрелял дважды — и в никуда. Плакался, что не знает, как тебя спасать.

— Что?.. Зачем?..

— Переживает. Как обычно. А ты дома прячешься…

Тим теряется. Сдает оборону. Уходит в себя. Он безопасный и тихий. И снова грустный. Стах делает шаг к нему, почти зовет, почти просит… Вдруг Тим фокусируется на нем, выбирается из ледяной скорлупы, теряется: «Ты ко мне?..» — и отпускает дверь. Мир сужается настолько, что в нем становится тесно.

Тим отступает.

Стах заходит. Как позвали.

Сначала он даже не знает, что делать. Если позвали… Помедлив, снимает куртку. Решает: все-таки в гости. Можно было просто заглянуть и спросить, как дела, и пойти домой, и не получить, но…

Тим застывает у комода, мучает запястье, говорит со Стахом:

— И ты… поэтому пришел?.. Из-за Соколова?

Вопрос с подвохом. Стах замирает, снимая ботинки. Поднимает на Тима взгляд, чтобы отслеживать.

— Он сказал: я хреновый друг. Я подумал: хреновый или нет, но, если все-таки друг, имею право зайти. Так что — да, отчасти из-за него.

Тим, наверное, не соглашается с «хреновым»: размыкает губы, просительно изгибает брови. Но молчит. Он пытается в слова, а они почему-то идут туго — и обрываются, едва хотят собраться в предложения:

— Ты можешь… когда хочешь… если…

Стах раздосадованно цокает и не знает, что сделать. Он все время хочет. Дело ведь не в желании.

— Котофей…

Тим спрашивает тише и надеется:

— Сегодня же суббота?..

Стах понимает, к чему вопрос: по субботам у них есть время. На физику и друг на друга. Он ни за что не сознается, что сегодня времени нет. И он кивает:

— Суббота.

Тим позволяет себе робкую улыбку. За нее можно стерпеть и сто миллионов криков, и сто миллионов ударов, и костры, и распятия. Что угодно стерпеть.

Тим уходит в кухню. Стах выпрямляется и провожает его взглядом. Потом приходит в себя: Коля все еще не переступил порога. Шепчет:

— Ну и че ты встал? Растеряешься — выгонят. Заходи. И закрой.

II

Коля стоит. В этот раз его порог — кухонный. Стах успевает помыть руки, сесть за стол и достать пирожное. Тим выглядит пришибленным и ждет чайник, прислонившись к кухонной тумбе.

Коля спрашивает:

— Может, ты поговоришь с ним?.. — и наблюдает за Тимовой реакцией, словно за нестабильным атомным реактором.

Тим дает ему шанс сойти с темы:

— С кем?..

Коля из шакала резко превращается в дурака:

— С Соколовым… — и почти сразу понимает. Облажавшись, пытается объясниться: — Он вроде адекватный и реально хочет помочь…

Стах наблюдает за этой сценой, притаившись за столом. Тим замораживает Колю и пространство вокруг себя. Пять секунд, полет сорвался — шакал вот-вот рухнет вниз.

Закипает чайник. Тим отвлекается. Температура выравнивается.

Коля бросает на Стаха взгляд — онемевший. Стах прикусывает губу в попытке не заржать и показывает ему жестом, что все прошло более-менее: могло быть и хуже. Коля отворачивается, выдыхает. Мнется на пороге с таким видом, словно его решили помиловать в последний момент.

Стах впечатлен. Что Тим может заставить одним взглядом… Подпирает голову рукой и смотрит на него ласково.

Тим не смотрит. Он такой великолепный хозяин, что ставит на стол три чашки с кипятком, сахарницу и чай — все отдельно, без вопросов. С обслуживанием гостей он заканчивает, опускается на стул и занимается собственной чашкой. Он напряженнее обычного, прямой-прямой. Каменное изваяние.

Стах двигает ему пирожное. Тим поднимает взгляд, идентифицирует, обрабатывает, осознает… и немного, совсем немного отходит, теплеет, закрывается рукой, потому что вслед за Стахом растягивает губы в улыбке.