Наследие Евы (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner"

— Почему сразу попойка?.. Вроде у ее подруги день рождения.

— А сколько подруге?

Стах без понятия.

Тим отвечает:

— Она, кажется, в девятом…

— Много народу будет?

Стах с Тимом уставляются на Колю растерянно. Вот на кого-кого, а на человека, который зовет развлекаться, он не похож. Скорее, он из тех, кто развлечения срывает. Своими комментариями замечательными. Однако ж он спрашивает у Тима:

— А че ты не хочешь?

Вопрос настолько тупой, что летит мимо кассы. Тим увлеченно ковыряет кекс — может, только затем, чтобы его ковырять.

— В тебя девчонка влюблена, позвала затусить, а ты — не хочешь? Да там, может, ни одна душа не знает, кто ты… — Коля говорит с таким непониманием, как будто это все — аргументы и «за». Он спрашивает, словно — в порядке вещей, словно не Тима, словно у Коли друг тормозит: — Не хочешь расслабиться?

— Где?.. — Тим умоляет тоном. — В толпе?..

— А где? На сходке книжных червей — за обсуждением какого-нибудь Ренуара?

Стах — на всякий случай:

— Ты же в курсе, что Ренуар — не писатель?

— Да начихать, — и действительно. Коля говорит спокойно и утомленно: — Тебе семнадцать уже?.. Ты свой день рождения когда-нибудь отмечал? Нормально? Вне дома? С гостями?

Тим закрывается от него рукой — и забирается в свой иллюзорный пузырь, где ему никто не втирает.

— Че ты докопался? — не понимает Стах.

Коля застывает на несколько секунд. Игнорирует Стаха — демонстративно. Наклоняется — к Тиму. Произносит тише:

— Ты говорил, что хочешь быть, как все.

И он ломает оборону: Тим опускает руку и болезненно хмурится.

— Не так…

— А как?

— Там будет плохо…

— Там будет, как ты решишь. На что настроишься, то и будет.

— А если они тоже пойдут?..

— Кто? Наши?.. К девятикласснице? — Коля хмыкает. — Конечно. Так и побежали.

— Ты не понимаешь, — упрямится Тим.

Коля не отрицает:

— Тоже мне новости…

Тим ломается — до боли, до того, что ему не сидится спокойно, до того, что он всем своим видом — сопротивляется одной только мысли. Он нервно уставляется в потолок, словно пытается не расплакаться.

— Не понравится — уйдем. Ты ничего не потеряешь.

Уйдут. Вместе. Коля Тима поведет на вечеринку.

Стаху кажется, что решать нечего. Он спрашивает:

— Ты хочешь?

А Тим вдруг не знает. Хочет или нет.

Для Стаха ответ очевиден. Он ни за что бы не пошел, там ничего интересного. Пропащие сверстники?.. Танцы на уровне их местной дискотеки? Алкоголь, о наличии которого так волнуется мать? Да, кстати, она Стаха не отпустит. Ни под каким предлогом. Совсем.

— Ну и что там делать? — выдает не без усмешки, но раздраженнее, чем хотел бы. — Наблюдать, как неумело напиваются идиоты?

— Напиваться наравне с идиотами, — хмыкает Коля. Понижает тон, веселеет: — Лаксин, ты напиться не хочешь?

Тим поднимает на него взгляд. Коля наклоняет вниз голову и заговорщицки приподнимает брови, мол, ну давай, еще немного, еще чуть-чуть, соглашайся.

— Зачем?..

— Чтобы расслабиться. Таков план.

Тим, блин, это хреновый план.

— Обязательно там?..

— Это обряд инициации. Каждый старшеклассник должен напиться на пати.

Вот ведь змея эдемовская, что ж он Тима склоняет на какую-то фигню? И главное — какого черта ведется Тим?!

Стах говорит:

— Бред.

Но Тим сомневается. Коля вглядывается в него и обещает:

— Я проверю перед тем, как войти. И если что — просто свалим оттуда. И еще прихватим чего-нибудь. Ну так, на память…

Тим тянет уголок губ, но говорит:

— Ты не будешь ничего тащить.

— Спорим? — тянет руку.

— Коля…

— Да ладно тебе, просто сувенир.

В каком еще плане — тащить, какой еще сувенир? С кем связался Тим?..

— Давай я за тобой зайду?

Тим не то чтобы соглашается: он всего лишь не очень против. Коля все еще спокоен: он почти выиграл партию. Он спрашивает:

— Когда начинают?

Тим зависает и не может вспомнить. Коля решает за него, когда зайти:

— Ну где-то в полвосьмого, да?

Тим смотрит на Стаха. Словно просит у него разрешения. Но Стах не даст разрешения. Если бы он мог, он бы вообще не пустил, схватил бы за руку и сказал: «Нет». Но кто он такой, чтобы Тиму запретить?

Коля уточняет у Стаха, чтобы наверняка:

— Ты не идешь?

Стах усмехается. Закрывается чашкой.

Тим сникает:

— Тебя не пустят?..

Коля не понимает:

— Не пустят — в смысле?

Господи, как у людей все просто. Как у них все просто! Захотел — рассказал, что влюбился. Захотел — пошел напиваться. Захотел — совместил.

Стах молчит. Он знал, что пожалеет. Молодец. Кто его за язык тянул?

IV

Стах сердится, не хочет оставаться, собирается вместе с Колей. Проведали — и хватит. Тим в порядке, планирует на вечеринку… Он же хочет быть, как все. Стах действительно думал, что лучшее в Тиме — его непохожесть ни на кого, что он домашний и тихий. Только он не знает, какой Тим. Опять.

Коля спрашивает, где туалет. Тим к этому времени снова сникший и показывает жестом так, словно и не показывает. Коля, кажется, привык — идет наугад. Стах не может в полумраке застегнуть собачку. Злится.

— Арис…

Тим мягко отстраняет его руки, опускается на корточки, соединяет концы молнии. Поднимается следом за собачкой, задевает подборок холодными пальцами. Стах запрокидывает голову и сглатывает. Перестает дышать.

А это… это всегда было так?.. Просто, когда он Тиму куртку застегивал, он не думал, что… настолько неловко.

Стах ищет отголоски злости в себе, как что-то, за что он смог бы ухватиться, но ничего не находит. Тим поправляет ему воротник, капюшон — и только после этого решается всмотреться в глаза. Спрашивает почти шепотом:

— Хочешь — я не пойду?..

Стах мотает головой отрицательно, потом опускает взгляд, отворачивается, прячет руки в карманы. Говорит:

— Иди. Если тебе это нужно…

Тим как будто ждет чего-то. Скользит вниз пальцами по шнуркам из капюшона — и держит, никак не может отпустить. Никак — по собственной воле. Он делает это вынужденно, когда выходит Коля.

V

Стах открывает дверь с каким-то странным ощущением. Нет, это не пожар. Не в этот раз. Тим обезвредил бомбу. И Стах выходит из его квартиры, словно причащенный.

Спускается с Колей по лестнице. Вся суета и шелуха их визита с каждым шагом оседает, оставляя только суть. Только Тима, который — улыбается, касается, поддерживает диалог.

Стах тормозит. Коля замечает, оборачивается.

— Забыл чего-то?..

Если Стах знает Тима, хоть немного… да. Забыл.

Стах возвращается. Звонит обратно. Ждет с грохочущим сердцем. Тим не пытает — открывает почти сразу. Не понимает, в чем дело. Стах зачем-то спрашивает:

— Можно войти?

Тим позволяет. Стах закрывает и прижимается к двери спиной. Замирает в полумраке, в рухнувшей на него, в придавившей к полу — тишине.

Ладно. В его голове это не было так стремно. Словами, мыслью, осознанием — не было. Но, если он хоть немного знает Тима, то все эти касания… были не больше, чем попыткой сказать…

Стах прижимает его к себе торопливо и бестолково. На секунду. А после — пытается удрать. Тим не позволяет, ловит его, возвращает к себе. Стах только отпустил… и он вроде хочет — обнять, но руки застывают в воздухе — так и не касаясь. И он боится вдохнуть.

— Я тоже соскучился…

!

Тим — ужасный человек.

Стах сжимает его. А хочется — закусать. Просит:

— Возвращайся.

И выбирается из плена рук, и отпускает. И в спешке открывает дверь, и выбегает из пожара, и несется — весь в огне — мимо Коли. И вылетает на улицу — в мороз. И дышит леденящим воздухом в попытке прийти в себя.

Он готов поклясться, что, судя по пулеметной дроби пульса, большего безумия в жизни не вытворял.

========== Глава 17. Любовь как повод для травли ==========

I

Тим из тех, кто отпускает в Новый год единственного близкого человека — в другую семью. Просто потому, что «я могу это сделать».