Спасая Амели - Кэти Гольке

Как только эсэсовцы ушли, обе женщины какое-то время не двигались с места. Они скрючившись лежали на полу, едва смея дышать, собираясь с силами и мыслями.

Происшедшее было слишком странным, слишком ненормальным, чтобы в него можно было поверить.

Потом Лия уложила бабушку в кровать, обмыла ее щеку, принесла горячего чаю. Они ни словом не обмолвились о вторжении в их дом, об избиении. Да и как описать это словами?

Вернувшись в кухню, Лия подошла к раковине, задернула занавески и стала неистово тереть руки, грудь, все тело. Она изо всех сил старалась привести в порядок разорванную одежду и сдержать слезы. «Фридрих! Фридрих! Ты так мне нужен!»

Лия закуталась в бабушкину шаль и крепко завязала ее на груди. Она придет сюда завтра, поможет бабушке привести в порядок дом, но теперь ей необходимо вернуться к себе – к деревянным фигуркам Фридриха, к теплому одеялу, которым они могли укрываться вдвоем, пока ее мужа не мобилизовали.

Женщина торопливо шагала в темноте домой, оглядываясь через плечо на малейший шорох. Когда она наконец-то дошла до порога, ее сердце упало: входные двери были распахнуты. Вандалы побывали и в ее доме. Райский уголок, который они с Фридрихом так трепетно создавали и берегли, был разрушен: статуэтки, стоявшие в ряд на полках, были сброшены, фарфоровые фигурки и чашки, которые подарила бабушка, – разбиты.

Такого Лия вынести не смогла. Она бросила в сумку свою ночную сорочку, выгнала Мидред, пятнистую кошку, за дверь, закрыла дом и побрела назад – устало потащилась на холм. Завтра она наведет у себя порядок. А сегодня будет спать на своей кровати в доме, в котором выросла. Будет прислушиваться к бабушкиному дыханию и молиться, чтобы Фридрих скорее вернулся домой.

* * *

Почти час Джейсон взывал к разуму Рейчел, отговаривая ее немедленно мчаться в Обераммергау, но она оставалась непреклонна. Журналист утверждал, что нисколько не сомневается: Обераммергау – первое место, где ее будут искать нацисты, возможно, они даже организуют засаду, если не найдут ее сразу. В конце концов он сдался. Джейсон уговорил девушку немного поспать и пообещал, что они поговорят завтра.

Как только за ним захлопнулась дверь, Рейчел пододвинула лампу к кухонному столу. Она впилась глазами в сфотографированные документы, прищурившись, чтобы разобрать написанное. Отогнав противоречивые воспоминания о единственных родителях, которых она знала, Рейчел сосредоточилась на семье, которую никогда не видела и о существовании которой даже не подозревала.

– Лия. Ее зовут Лия.

Рейчел вглядывалась в черты, напоминавшие ее собственные. Но прическа была другая. На лице женщины, запечатленной на фото, не было ни грамма косметики, и что-то в глазах и губах неуловимо отличало ее от Рейчел. Другой была не форма губ, а их изгиб. Рейчел никак не могла понять, в чем именно заключалось отличие, но оно имелось – не было искорки, не хватало уверенности в себе.

Она покачала головой. Возможно, изображение на фотографии искажено. Рейчел узнает обо всем, когда познакомится с сестрой поближе.

– Когда я ее увижу, – прошептала девушка, закрывая глаза. Слова проникали в ее разум, в самое сердце. – Свою сестру.

Рейчел понимала, чем обязана Джейсону. Она доверилась ему во всем: вручила пленки, свою историю, всю жизнь… и Амели. Ради того, чтобы ей помочь, он рисковал работой и репутацией – даже свободой и жизнью. И сейчас она снова просит его помочь: отвезти ее в далекую баварскую деревушку, где ее, скорее всего, уже ищут. Неудивительно, что Джейсон считает эту затею небезопасной. Наверное, он побаивается, что она проговорится, выложит все, что знает, и подставит его под удар.

«Но он не понимает, каково это – быть одной, по крайней мере, в душе – всю свою жизнь. Всегда чувствовать, что какой-то части меня не хватает, а теперь неожиданно узнать, что у меня есть сестра – сестра-близнец… и бабушка…»

Было уже поздно, когда Рейчел закончила читать документы и выключила свет. Она скользнула под одеяла, которые Шейла оставила для нее на диване. Рейчел радовалась тому, что эта щедрая молодая женщина еще не вернулась. Девушке хотелось чуть дольше побыть наедине со своими мыслями, с образами, которые рождало ее воображение. Но ее веки тяжелели. День выдался длинным, эмоционально насыщенным, тревожным, утомительным.

Рейчел закрыла глаза – всего лишь на минуточку – и провалилась в сон. Ей снились величественные Альпы со снеговыми шапками, цветочные ящики на баварских окнах с буйствующей ярко-красной геранью, пестрым плющом, плетущимся по бежевым отштукатуренным стенам домов, на которых изображены сцены из «Страстей Христовых» – на их постановке Рейчел присутствовала несколько лет назад. Или сцены из сельской жизни. В своих снах Рейчел гуляла по деревушке, из одного конца в другой. На краю, в самом дальнем переулке расположился старомодный, изящный, веселый домик. На крыльце у открытой двери стояла улыбающаяся бабушка – морщинки покрывали ее обветренное лицо. Она раскрыла объятия, приглашая Рейчел домой.

Проснувшись, девушка вновь закрыла глаза и прикусила нижнюю губу, отчаянно пытаясь восстановить в памяти каждую подробность, каждую деталь своего сна. Потому что она знала: это всего лишь сон. Жизнь показала ей, что мечты не всегда сбываются. Но, по крайней мере, у нее была надежда.

* * *

К обеду Лия уже навела порядок на крошечной бабушкиной кухне и в гостиной. Вдвоем они, качая головами, заштопали порванное стеганое одеяло.

– Как будто кто-то мог прятаться в этом одеяле! – возмущалась бабушка.

– Они хотели нас напугать… пригрозить нам.

Бабушка вздохнула.

– Им это удалось. Но за что? Чего они хотели? Кого искали?

Лия не знала ответа. Обе женщины решили, что будет лучше, если Лия переедет к бабушке – до тех пор, пока Фридрих не вернется.

– Вместе безопаснее, – сказала Лия.

– По крайней мере, спокойнее. – Бабушка улыбнулась и прикоснулась к внучкиной руке.

Лия весь день просидела дома, а вечером отправилась в деревню – учить детей пению. На ночь она вновь осталась у бабушки, а на следующий день убрала у себя в доме.

Многие фигурки, вырезанные Фридрихом, удалось спасти. Тут и там валялись щепки – где нос, где палец, где другие части. Но она все сбережет. Лия не была уверена, что Фридрих захочет хранить поломанные фигурки, но она и мысли не допускала о том, чтобы швырнуть их в огонь. Ее фарфоровым фигуркам повезло меньше. Лия усердно склеивала осколки побольше – словно собирала картинку-загадку. Когда все высохло, женщина упаковала фигурки. Она не звала беду. Но оказалось, что беде не нужно приглашения, а этот ненавистный эсэсовец поклялся, что еще вернется… Лия содрогнулась.

Собирая работы Фридриха, она приняла решение ничего не писать ему о случившемся. «Зачем его беспокоить? Он с ума сойдет из-за того, что его нет рядом, чтобы нас защитить. Нет, не стану его тревожить, ему и так несладко приходится. А если Господь вновь сведет нас вместе, а Он должен – должен свести! – тогда мы и поведаем друг другу о том, что нам довелось пережить». Лия смахнула слезы и заперла дверь. Еще в июне они с мужем так мечтали о будущем. Но лето пролетело, Фридриха мобилизовали, а она узнала о том, что никогда не сможет иметь детей. Когда часть, в которой служил ее муж, перебросили на передовую… все их мечты рассыпались в прах. А теперь еще и это.

Лия подняла голову. «Но это еще не конец. Нет! У меня есть детский хор и бабушка, я все переживу».

Поскольку жители Обераммергау все обо всех знали, ни для кого не осталось тайной, что к Лии и фрау Брайшнер наведывались СС. Все хотели выяснить причину их интереса. Что такого сделали эти две обычные женщины, почему попали в поле зрения СС? Чем вызвали весь этот ужас? Но Лия не могла дать ответ на этот вопрос, потому что сама его не знала.

Еще месяц назад она бы испугалась этих пристальных, подозрительных взглядов и расспросов. Возможно, даже заподозрила бы злой умысел. Но теперь в глазах многих односельчан она видела страх, жалость, беспокойство и мысль: «Слава Богу, это не я». И Лия была благодарна людям за сочувствие. Она справится.

Высокие детские голоса подняли Лии настроение, и когда занятия закончились, она была решительно настроена развеселить свою бабушку.

Когда в пятницу ближе к вечеру женщина открыла заднюю дверь бабушкиного дома и вошла в кухню, ее встретил изумительный аромат яблочного штруделя. Лия улыбнулась, сняла толстый шарф и повесила его у двери, радуясь тому, что слеплена из того же теста, что и ее бабушка. На тот случай, если эсэсовцы вернутся, они с бабушкой будут лучше подготовлены. Вдвоем они выстоят.

Час спустя морщинистые руки старушки, еще так недавно дрожавшие от страха в присутствии эсэсовцев, радостно порхали. Бабушка подала вторую порцию горячего супа с капустой и наливала некрепкий кофе – остатки настоящего кофе, – пока Лия развлекала ее рассказами о детском хоре.