Обратная сила. Том 3. 1983–1997 - Александра Маринина

– Э, Примерка, ты что?! – забеспокоился Верещагин. – Диссертация переплетена, значит, все идет по плану, Ученый секретарь дал добро на маневр. Чего ж ты ревешь?

Подполковник милиции Вера Леонидовна Потапова плакала отчаянно и неудержимо, но почему-то с каждой секундой ей становилось легче и светлее на душе. Собеседник Олега, взявший еще одну бутылку пива, деликатно остановился в сторонке, присаживаться не стал. Вера постепенно успокаивалась, шмыгала носом и слушала мерный четкий голос Верещагина, рассказывавшего, что и как он сделал в ее квартире за два минувших вечера, как приехал сегодня на дачу, обнаружил, что дверь заперта, спрятал в укромное место сумки с продуктами и отправился встречать Веру к платформе, рассудив, что если все пойдет по намеченному плану, то ей придется тащить толстый том, а если нет – она будет расстроена, и надо бы оказать моральную поддержку потерпевшему неудачу товарищу.

Вера подняла на него заплаканные глаза и вдруг, неожиданно для самой себя, выпалила:

– Верещагин, а ты можешь на мне жениться?

Олег слегка оторопел, но сориентировался мгновенно.

– А почему нет? Ты же знаешь, жениться я люблю. Но только если ты мне пообещаешь, что не будешь оголтелой домохозяйкой.

– Обещаю, – твердо ответила Вера Леонидовна. – Я ею никогда не была и становиться на старости лет не собираюсь.

– Договорились, – легко ответил он таким тоном, как будто они уславливались о времени встречи где-нибудь в метро «у первого вагона в сторону центра».

* * *

– Орлов, тебя зам по кадрам вызывает, – сообщил встретившийся Борису в коридоре коллега.

Борис пожал плечами и кивнул, дескать, «я тебя услышал». Бежать, ломая ноги, в кабинет недавно назначенного нового заместителя начальника УВД по кадровой работе он не собирался, испытывая вполне объяснимую неприязнь к переведенному из райкома партии чужаку, не имеющему юридического образования, да которому вдобавок, в обход всех правил, специальное звание «майор милиции» присвоили не через полгода, как всем, кто приходит с гражданки, а практически сразу же. Это поветрие началось еще в конце прошлого года, когда объявили крестовый поход против нарушений трудовой дисциплины. Стали вылавливать сотрудников, находящихся на рабочих местах в нетрезвом виде, и безжалостно увольнять «за пьянку», назначая вместо них партийных и комсомольских активистов, не имеющих ни специальной подготовки, ни хоть какого-нибудь представления о том, как нужно предупреждать и раскрывать преступления. Следователей пока не особо трогали, все-таки для занятия этой должности обязательно нужно иметь высшее юридическое образование, такого сотрудника абы кем не заменишь. А вот все остальные службы подверглись существенной перетряске, в том числе и оперативные подразделения, и именно это последнее обстоятельство немедленно и очень существенно сказалось на эффективности работы. Старых опытных сыщиков, которые умели раскрывать преступления и учили этому молодежь, начали выгонять, поймав за распитием спиртного в служебном кабинете. Конечно, пьянство – зло, с этим никто и не спорит. Но хороший опер должен уметь пить, более того, он должен выпивать систематически, иначе он просто не сможет работать, и эта немудреная истина отлично известна всем, кто профессионально имеет дело с раскрытием и расследованием преступлений.

Раскладывая полученные только что в секретариате документы по папкам с уголовными делами, находящимися у него в производстве, старший лейтенант Орлов лениво размышлял о том, зачем его вызывает новый зам по кадрам. Наверняка собирается строго спросить, почему комсомолец Орлов не проявляет должной активности в общественной жизни, и поручить ему сделать какой-нибудь доклад на очередных политзанятиях про роль КПСС в организации борьбы с преступностью. Тоска смертная…

Закончив с бумагами, Борис посмотрел на часы: до назначенного опознания по делу о групповом хулиганстве еще двадцать минут. Ладно, сходит он к этому назначенцу, пока время есть. А то ведь не отстанет и начнет дергать в самый разгар работы.

Перед дверью в начальственный кабинет Борис приостановился, чтобы сосредоточиться и придать себе вид деловой и уважительный.

– Разрешите, товарищ майор?

Зам по кадрам – мужчина лет тридцати пяти с открытым дружелюбным лицом, в новенькой форме с сияющими звездами на погонах – улыбчиво закивал.

– Орлов? Проходи, проходи, присаживайся.

– Спасибо, я пешком постою, – ответил Борис прежде, чем успел спохватиться и сообразить, что его известная всем коллегам манера изъясняться цитатами из кинофильмов в данной ситуации может оказаться не вполне уместной.

Но было поздно. Слово вылетело.

– Шутишь? – вздернул светлые брови майор. – Это хорошо. Значит, разговор у нас пойдет весело.

Да уж, большое веселье – шерстить материалы последнего съезда КПСС и постановлений ЦК и Правительства…

– Значит, так, Орлов, слушай сюда. У тебя в производстве находится дело о спекуляции, так?

– Так точно, товарищ майор. Четыре.

Кадровик растерялся, глянул непонимающе.

– Что – четыре?

– У меня в производстве находятся четыре различных уголовных дела по обвинению в спекуляции, – четко и невозмутимо ответил Борис. – Какое именно дело вас интересует?

– Грампластинки. Там группу два дня назад взяли возле «Горбушки» и возбудились сразу же.

Орлова передернуло. Отец-адвокат и мама, всю жизнь имевшая дело с выступлениями либо в суде, либо перед научной и студенческой аудиторией, с самого детства прививали ему культуру речи, неотъемлемой частью которой стал запрет на использование профессионального жаргона вне профессиональной среды. Назвать Дворец культуры имени Горбунова «Горбушкой» – еще так-сяк, допустимо, все москвичи пользуются этим названием, но слово «возбудились» в устах человека, не проработавшего в УВД и месяца, звучало просто оскорбительно. Да кем он себя возомнил, этот партийный деятель? Ничего, Борис его замучает служебными формулировками – мало ему не покажется.

– Так точно, товарищ майор, дело возбуждено дежурным следователем и по указанию начальника следственного отдела передано мне для производства предварительного расследования.

Майор, кажется, подвоха не почуял и счел демонстративно-правильные слова старшего лейтенанта ярким проявлением уважения к вышестоящему руководителю. Он слегка улыбнулся, поощрительно и покровительственно.

– Там у вас среди задержанных есть такой Шальков.

«Все понятно, – тоскливо подумал Борис. – Чей-то сынок из числа товарищей по работе в райкоме. Сейчас начнется… Почти все ребята из следствия уже жаловались на то, что новые назначенцы постоянно продавливают интересы своих протеже, только меня одного до сегодняшнего дня чаша сия миновала. Вот и мой черед пришел. Сразу послать или поцарапаться и попытаться покорчить рожи?»

Он решил поцарапаться.

– Так точно, товарищ майор, есть такой задержанный.

Правила игры предполагали, что следователь Орлов должен сам все понять и немедленно заверить руководство, что все будет сделано в лучшем виде и в кратчайшие сроки, уголовное преследование против спекулянта Шалькова будет прекращено, парень пойдет свидетелем, который попал под задержание совершенно случайно, оказавшись не в то время не в том месте. Ну, словом, все как обычно. Подобные вещи и раньше случались, но всегда такие «просьбы» имели на самом деле характер указания, потому что исходили от начальника следственного отдела, который тем самым и брал на себя ответственность. Следователь – фигура процессуально самостоятельная, и если кто и имеет право давать ему указания, то только и единственно его непосредственный начальник, да и то далеко не по всем вопросам. Просьбы сомнительного толка, переданные не через начальника, а озвученные людьми, не имеющими к следствию или к оперативной работе никакого отношения, считались не просто неприличными – недопустимыми. Вливание партийно-комсомольских кадров в систему МВД начало разрушать один из главных оплотов профессиональной этики.

Борис стоял и молча смотрел на заместителя начальника РУВД, ожидая продолжения. Помогать ему он не собирался.

– Хороший парень, – уверенно продолжал майор, – надо ему помочь.

– Хорошие парни не занимаются спекуляцией, товарищ майор. Шальков был задержан с поличным, при нем обнаружены и изъяты более десяти грампластинок, произведенных в США и Великобритании, предназначенных для продажи с рук по спекулятивным ценам. Данный состав предусмотрен статьей сто пятьдесят четвертой Уголовного кодекса Российской Федерации.

– Но парню надо помочь, – с напором повторил все еще не чуявший подвоха замначальника. – Его отец – уважаемый человек, инструктор горкома партии.

– Отец гражданина Шалькова к уголовной ответственности за спекуляцию мною не привлекается, – отчеканил Борис. – К ответственности привлекается сын, который не является ни инструктором горкома партии, ни уважаемым человеком.