Федеративные идеи в политической теории русского народничества - Фэй Хайтин

глубокие корни в душу исторического человека, с которым он еще не успел сжиться, к которому он еще не успел приурочить мысли, интересы и потребности своей природы, то есть начало социально-революционное»[302].

Приведенное заключение спорно, по крайней мере, по двум причинам.

Во-первых, противоречие между «революционными» и консервативными лицами или общинами необязательно выльется в открытую борьбу. Более вероятно, что оно приведет организацию к расколу. Но если при этом революционный принцип действительно справедлив и полезен для всех, а также может способствовать развитию, то на его защиту будут вставать все новые и новые лица и общины.

Во-вторых, если прибегнуть к марксистскому положению о перерастании количественных изменений в изменения качественные, то можно предположить, что одновременно с революционным идеалом «изуродованию и окончательному вырождению» подвергнется и идеал консервативный. Тем временем уже накопится какая-то критическая масса мелких изменений. А дальнейшее увеличение этой массы может, в конце концов, привести революцию к победе.

Концепцию федерации народов Ткачев критически разобрал в статье «Революция и принцип национальности. По поводу „Записок южнорусского социалиста"». Опровергая аргументацию украинофилов, он заметил, что национальные особенности возникают на основе «бессознательных чувств, привычек, традиционных идей и унаследованных предрасположений»[303]. Мыслитель признал, что национальность является продуктом истории. Подобную точку зрения разделяли и другие народнические идеологи, которые считали национальность исторической формой и с неохотой констатировали, что между народами существует много различий.

Однако Ткачев заострил вопрос, сформулировав его следующим образом: подразумевает ли существование различий между народами необходимость принципа национальности? То есть различаются ли революции в разных странах – в зависимости от национальности проживающих в них людей? Ткачев так ответил на эти вопросы, адресуясь к критиковавшемуся им лицу: «Автор понимает, очевидно, народную почву как совокупность традиционных привычек, суеверий и предрассудков, из которых слагаются национальные особенности, а не как совокупность реальных народных интересов. Он совершенно спутывает принцип народности с принципом национальности и наивно воображает, будто все народное – национально, и национальное – народно»[304].

В комментарии к данной статье Ткачев детально описал свою позицию: «Автор приписывает этой среде, взятой в ее целом, совершенно одинаковые психические свойства, привычки и воззрения, [забывая], что в состав ее входит несколько общественных групп, по своим тенденциям, интересам, потребностям и идеалам не имеющих между собою ничего общего, – например, бюрократия и интеллигенция в тесном смысле этого слова»[305].

Ткачев сначала указал, что все чувства, понятия или верования вытекают из окружающей среды, так как различия между людьми разных социальных групп в интересах, потребностях и пр. часто настолько значительны, что в некоторых случаях даже могут превосходить различия между отдельными народами, которые, в свою очередь, также обусловлены несовпадающими условиями – окружающей средой, социальными учреждениями, государственным устройством и т. д.

В качестве примера он привел две группы – бюрократию и интеллигенцию, – которые кардинально отличаются друг от друга, хотя и принадлежат к одному и тому же народу. Их роднит, как минимум, одна общая черта: обе группы лишились своих национальных особенностей и поэтому могут называться «общерусами», «общечеловеками». Это правило работает во всех странах. По словам Ткачева, бюрократия лишилась своих национальных особенностей в силу нивелирующего давления государства, а интеллигенция – благодаря силе науки. Их национальные особенности были сглажены силой «государства с его бюрократической централизацией и науки с ее космополитизирующим влиянием»[306].

Далее Ткачев делал утверждение, что принцип национальности и принцип социальной революции – две стороны одного и того же противоречия: «Принцип национальности несовместим с принципом социальной революции, и он должен быть принесен в жертву последнему. Это одно из самых элементарных требований социальной программы, и им определяется вполне ясно и точно отношение социалиста к существующим национальностям; не оскорбляя ничьего национального чувства, напротив, пользуясь им во всех тех случаях, где это может быть полезно для дела революции, он не должен, однако же, раздувать его какими бы то ни было искусственными мерами; с одной стороны, он должен содействовать всему, что благоприятствует устранению перегородок, разделяющих народы, всему, что сглаживает и ослабляет национальные особенности; с другой – он должен самым энергическим образом противодействовать всему, что усиливает и развивает эти особенности»[307].

Для осуществления социальной революции и устранения различий между народами Ткачев указывал два пути – через фабричное производство и через торгово-промышленный прогресс. Фабричное производство может создавать одинаковые условия жизни для всех рабочих. Кроме того, раз уж они находятся в схожих

условиях производства, то их интересы и потребности будут также сближаться. А вот влияние торгово-промышленного прогресса осуществляется иначе: «…кроме непосредственного влияния фабричного производства на сглаживание национальных и индивидуальных различий между людьми торгово-промышленный прогресс достигает того же результата и еще косвенным путем, содействуя развитию городской жизни за счет и в ущерб деревенской. Известно, что нигде так долго и так упорно не сохраняются местные, национальные особенности, традиционные привычки и чувства, как в деревенской глуши, и нигде они так скоро не исчезают, как среди нивелирующих условий больших городских центров»[308].

Действительно, фабричное производство и торгово-промышленный прогресс одинаковым образом устраняют национальные особенности – разрушают застой народной жизни, открывают замкнутую общину и создают похожую среду обитания для всех людей. Ткачев был уверен, что с того момента, когда люди заживут вместе в одинаковых условиях, их различия постепенно сгладятся.

В этом вопросе Ткачев, конечно, был излишне оптимистичным. Одинаковые условия, безусловно, способствуют нивелированию людей, но они неспособны сгладить все различия, особенно те, которые не обусловлены экономикой. Равенство и различие вполне могут сосуществовать в мыслях человека.

Заключение

Особенности понимания Герценом, Бакуниным, Лавровым и Ткачевым государства определили их отношение к федерализму.

Однако, помимо особенностей, между их взглядами имелись и определенные сходства, например, у Герцена и Бакунина. Оба они пережили крах революционных движений в Европе в конце 1840-х гг. и в результате осознали необходимость объединения революционных сил и создания из них политической организации. Данная точка зрения со временем трансформировалась – политическая организация стала мыслиться как «революционное государство», являющееся, по сути, международным субъектом (славянская федерация у Герцена, европейская федерация и интернациональная федерация у Бакунина).

Вместе с тем у них вызывало беспокойство возможное поведение такого государства, которое может начать угрожать личности, так как государственная власть слишком сильна и находится в особом положении над всеми социальными слоями. Поэтому мыслители настаивают на том, что в будущем государство должно исполнять лишь минимальную функцию – защищать от внешних угроз. Они не только строго различают государственную власть и частное право, но и разграничивают их сферы, даже выстраивая барьеры против вмешательства государственной власти в частное