Дезертир - Валериан Якубовский

— А что станем делать с этими товарищами? — спросил Ян Францевич, указывая на раненых партизан.

— На этот счет, — сообщил Лаптевич, — есть указание товарища Комарова отправить в партизанский госпиталь, который развертывается в Лавах.

— Значит, товарищ Ян, вы хотите от нас поскорее избавиться? — с обидой на командира спросил раненый с перевязанной крест-накрест грудью.

— А что поделаешь? Там будет безопаснее.

Для Шилова это было неожиданностью. Он не хотел ехать в партизанский госпиталь в Лавы. Раны его давно зажили, и если он держался в санитарном отделении, то, мне кажется, исключительно из-за радиоузла. В тот же день он побывал у Селезнева с просьбой зачислить в диверсионную группу.

Вечером Шилов объявил о своем решении Зосе, которая сначала пустила слезу, точно Шилов уходил от нее невесть куда, а не в соседнюю землянку, потом кокетливо улыбнулась и сказала:

— Не забывай меня, Миша.

— Что ты, Зосенька. Я никогда тебя не забуду…

Увидев, что Шилов притащил с собой приемник, я как-то растерялся и выхватив из его рук тяжелый ящик, спросил:

— Все же пришел?

— Пришел, — улыбнулся Шилов.

— Давно бы пора.

Я не знал, куда определить приемник,

— Сюда, товарищ сержант, сюда! — с мальчишеским задором воскликнул Тереня и поставил приемник у стола.

— Тут не подойдет, Коля, — сказал Шилов, — надо антенну выбрасывать наружу. Она будет мешать. Если можно, поставим здесь.

Он выбрал место в углу, у печки, чтобы уберечь аппарат от сырости.

Товарищи встретили Шилова недружелюбно, так как знали, что Шилов пользовался с моей стороны особым вниманием и непонятной для них уступчивостью. Это не нравилось прежде всего Николаю Беку, тезке и односельчанину Чанкайши. Он близко сошелся со мной и ревниво оберегал возникшую между нами боевую дружбу.

Второй Николай — Тереня, сын лесника, где стоял отряд накануне Житковичской операции. Тереня уважал Шилова за отличное знание радиотехники. Он даже уступил ему место для ночлега рядом со мной и в день, когда Шилов готовил сводку информбюро, восемь часов отстоял за него дневальным у штабной землянки. Первый Николай восстал против такой несправедливости. Второй, повизгивая, тоненьким голоском защищал Шилова:

— Он же еще не окреп. Ему трудно стоять на посту.

Первый схватил второго за грудь и, притянув к себе,

неласково заглянул ему в глаза:

— Он тебя обманывает. Лапшу на уши вешает. Понял? Сводку принять минутное дело. А ты за него целый день батрачишь. Лопух!

С приездом Лаптевича, Ян Францевич деятельно включился в подготовку отряда к санному рейду. Рассылая по деревням стрелков Черняева, он поставил перед ними задачу — пополнить тяглом и транспортными средствами обозы и заодно продолжить среди населения сбор теплых вещей.

Отправив стрелков, он с комиссаром прошел в штабную землянку к Селезневу, чтобы договориться об эвакуации раненых, и попросил вызвать Зосю.

Зося тотчас явилась.

— Скажите, Софья Николаевна, — обращаясь на "вы", спросил Ян Францевич, — сколько у вас в санитарном отделении раненых?

— Семь человек.

— Всего-то?

— Трое из группы Черняева выписались на той неделе, а вчера Шилов ушел.

— Как ушел? — всполошился Ян Францевич. — Куда ушел?

Селезнев, отмечавший на карте маршрут санного рейда, встретив обеспокоенный взгляд командира, пояснил:

— Я зачислил его в группу Ершова.

— Так бы и сказала, вертоглазая. Я-то подумал — дезертировал.

Иван Игнатьевич возразил командиру:

— Согласитесь, это вздор. Такой грамотный парень не может дезертировать.

— Грамотный, говорите? Разве только неграмотные дезертируют? А от Шилова всего можно ожидать. Я в этом убежден, — поблескивая умными глазами, сказал Ян Францевич и, повернувшись к Зосе, строго спросил: — Сколько он у вас в санитарном отделении прокантовался?

Зося в смущении опустила глаза. Улыбка, с которой она вошла в землянку, исчезла с лица. Щеки запылали огнем:

— Пять месяцев.

— Во! — Ян Францевич вздернул указательный палец.

— Сама говорила: два месяца — и в строй. А теперь? Уж не завела ли ты с ним шуры-муры?

Зося закрыла руками лицо и заплакала.

— Так что, дорогая Софья Николаевна, — не унимался Ян Францевич, — больной три месяца с лихвой симулировал свой недуг… А от симуляции до дезертирства — один шаг.

— Почему вы так скверно думаете о людях? — вступился за Шилова Иван Игнатьевич. — Ваши обвинения огульны и не имеют под собой почвы.

— Имеют, не имеют — объяснять не стану. Это мое личное мнение. Да и не о Шилове нам следовало говорить.

— Он придвинулся к Зосе. — Вот что, Зосенька, — сказал Ян Францевич, — мы решили избавить тебя от лишней обузы и передать раненых в партизанский госпиталь, который открылся в бригаде майора Капусты в Лавах. Сколько нужно саней для перевозки раненых в Лавы?

— Не знаю, — ответила Зося, вытирая слезы. — Может, на трех увезем.

— Потребуется не менее четырех, — определил Иван Игнатьевич. — Ездовые, охрана, то да ее, да и самой Софье Николаевне надо ехать.

— Берите пять, расщедрился командир, — и сами езжайте.

— Что ж, — согласился комиссар, — я поеду.

Сборы продолжались не долго. Начхоз выдал всем

теплую одежду, выделил лучших лошадей. Селезнев снарядил пять автоматчиков, и на другой день утром санитарный обоз тронулся в Лавы.

Перед отъездом Зося встретила меня и со слезами рас-сказала с мельчайшими подробностями о вчерашнем разговоре в землянке. Зося жалела, что Ян Францевич нехорошо отзывается о Шилове, и просила не говорить об этом Шилову.

— Не беспокойтесь, Зосенька, не скажу…

Довольная улыбка слегка раздвинула тонкие губы

Невзорова. Он ждал этого момента в показаниях подследственного и, записав в блокнот мнения Яна Францевича о Шилове, с оживлением сказал:

— Значит, я прав. Симуляция налицо.

Ершов пытался возразить Невзорову ссылкой на то, что Шилов держался в радиоузле из уважения к комиссару: в отряде не было радиста.

— Это несерьезно, Саша, — покачал головой Невзоров. — Ведь Шилов пришел к вам в землянку с приемником? Почему же раньше он этого не сделал?

— Болел.

Невзоров положил карандаш, встал из-за стола и подошел к Ершову:

— Тоже неубедительно. Испытал на себе. Огнестрельные раны в мякоти заживают в две-три недели. А у Шилова? Пять месяцев. Конечно, из санитарного отделения не посылают взрывать мосты. На это и рассчитывал Шилов. Правильно обвинил его Ян Францевич в симуляции. Шилов пускал пыль в глаза доверчивым людям и мог бы просидеть у Зоей еще не один месяц — помешал госпиталь.

Ершов ухватился за последние слова Невзорова:

— Почему госпиталь?

— Потому что в госпитале лечат больных, — усмехнулся Невзоров, — а Шилов здоров. И если он обманывал медсестру, то врача обмануть трудно. К тому же и уходить от вас Шилов никуда не собирался. Он вынужден прийти к вам. Иного выбора у него просто не было Так что заглянем немножко вперед. По логике — симуляция должна продолжаться… Пожалуйста, Саша.

Ершов и на этот раз воспринял доводы Невзорова как профессиональную привычку следователя обвинять людей и снова остался при своем мнении. Однако все сказанное до сих пор Невзоровым, к сожалению, подтвердилось поведением Шилова в отряде. Теперь Ершов почувствовал себя загнанным в тупик и не знал, что думать о Шилове. Глядя на открытую дверцу сейфа с торчавшим в скважине ключом, он шумно вздохнул и начал мало-помалу припоминать на чем он остановился, когда Невзоров прервал его вопросом.

— Иван Игнатьевич, — вспомнил Ершов, — вернулся из поездки в госпиталь, когда начхоз повесил на землянки замки и раздалась команда "приготовиться к движению". В отряде знали, что с началом санного рейда немцы бросили на Лаве кую пущу до девяти батальонов карателей. Комбриг Капуста вел оборонительные бои и вынужден был переправить госпиталь в безопасное место. Санитарный обоз Яна Францевича оказался в самой гуще событий. Потеряв убитыми ездового и автоматчика, Иван Игнатьевич с боем вышел из Лавского леса, прорвавшись сквозь огонь противника, и на славу гнал лошадей, чтобы застать отряд у Червоного озера, на старой стоянке.

— Ну, Иван Игнатьевич! — воскликнул командир, слезая с коня. — Вы не иначе как родились в рубашке.

— Не только в рубашке, — шутил Иван Игнатьевич, раздвигая улыбкой красивые усики, — в комиссарской тужурке и с пистолетом на боку.

— И кто этот погибший ездовой? Не Сысоев?

— Юревич. Сысоев здесь, — сказал комиссар. — Сысоев — молодец! Мы обязаны ему своим спасением. Он нащупал слабо защищенный фланг противника и вывел нас из окружения с минимальными потерями.

Ян Францевич еще за Припятью, у домика лесника Терени, справлялся о службе Сысоева, и начхоз ставил его в пример другим ездовым. Теперь у командира появилось желание похвалить Сысоева за находчивость и отвагу.