Дезертир - Валериан Якубовский

— И кто этот погибший ездовой? Не Сысоев?

— Юревич. Сысоев здесь, — сказал комиссар. — Сысоев — молодец! Мы обязаны ему своим спасением. Он нащупал слабо защищенный фланг противника и вывел нас из окружения с минимальными потерями.

Ян Францевич еще за Припятью, у домика лесника Терени, справлялся о службе Сысоева, и начхоз ставил его в пример другим ездовым. Теперь у командира появилось желание похвалить Сысоева за находчивость и отвагу.

— Сысоев! — крикнула Зося. — К командиру!

Шилов увидел Зосю, но подойти к ней побоялся. Зося тоже посмотрела на Шилова и, вздохнув, отвернулась…

— Саша! Вы уверены, что Шилов любил Зосю?

— Не знаю, товарищ старший лейтенант. После ухода из санитарного отделения некоторые его поступки вызывают сомнение.

— Какие поступки?

— Зося, например, переметнулась к Лаптевичу. Правда, для этого была серьезная причина, но Шилов, по просьбе того же Лаптевича, возил Зосю в немецком вездеходе по дорогам Белоруссии.

— Странно. Какая же причина?

— Мы двигались, — продолжал Ершов, — на Новоселки

— крупный населенный пункт на пути к Копцевичам, где отряд присоединялся к колонне Мачульскош. Лаптевич подъехал к Селезневу.

— Как думаете, старший лейтенант, — спросил Лаптевич, ставший к этому времени командиром эскадрона, — там немцы есть?

— Где? В Новоселках? Гарнизона нет, — ответил Селезнев, — но приезжают гости. Так что надейтесь на худшее. Есть.

Лаптевич поскакал к дозорам. Через час они придержали коней у крайней хаты. На крыльцо вышла пожилая женщина с ведрами.

— Хозяйка? Немцы в деревне есть? — спросил комэск, усмирив шенкелям не вовремя заржавшего коня.

— Естека, браточки, естека, — ответила женщина, подходя к колодцу. — Панаехали из Копцевич. Душ пятнадцать. У старосты Новы год справляють.

Конники переглянулись и с непониманием посмотрели на женщину, которая, по их мнению, увидев своих, на радостях зарапортовалась:

— До Нового года еще два дня, хозяюшка!

— А хто яго знає, — махнув рукой, сказала хозяйка. — Мы в няволе давно вже счет дням потерали и ня помним себя.

Горькое признание женщины болью отозвалось в сердцах конников.

— А староста что за человек? — продолжал допрашивать Лаптевич.

— Шкура христапрадавец. Немцу падметки лиже. Таргуе нашим дабром, — отвела душу женщина. — На той нядзеле спрашивае, дзе партизаны хлеб хавають. А я аткуль знаю, дзе хавають. Вот и хадзив на лесу — склад шукав. А вчора немцав навев да с немцами стаскався в лес. Вот яны сягодня и пирують.

— Выходит, староста нашел склад?

— Кабы не найшов, немцав не навев бы.

Женщина говорила правду. Лаптевич знал, что в окрестных лесах Новоселок находился тайный партизанский склад с зерном, вывезенным осенью со станции во время Житковичской операции, и решил принять меры, чтобы не дать немцам увезти хлеб в Германию.

Невзоров постучал карандашом по столу:

— Минуточку, Саша. В трех словах. Что за Житковичская операция? Вы дважды ее упоминали, но ничего еще о ней не сказали.

— Это была крупная операция. Разработал ее и осуществил старший лейтенант Селезнев. У западного семафора мы отбили у немцев и поставили под разгрузку эшелон с хлебом. Уничтожили гарнизон Житкович. Партизаны бригады Павловского и Бумажкова разбили противника на дальних подступах к станции и обеспечили переброску зерна в надежные места. Один из складов, о котором говорила женщина, староста пронюхал и вызвал немцев… И вот у них — пир.

Дозорные проникли во двор, против которого на улице стоял вездеход. Окружив дом, откуда доносились звуки патефона и пьяные голоса людей, они подошли к крыльцу. Окна со стороны двора замерзли. Так что никто не мог видеть дозорных. А часовой, поставленный у входа, сидел в какой-то дурацкой позе. Тронули — мертвый. Видно, хозяин перестарался. Угостил для согрева лошадиной дозой первака, да так угостил, что прусская утроба не выдержала горячительной заправки и на морозе откинула копыта.

Четверо в полушубках, подняв с крыльца автомат и столкнув в сугроб окоченевший труп часового, прошли на кухню. Ударив ногой в дверь горницы, где за длинным столом протекала бесшабашная попойка, Лаптевич с занесенной гранатой громовым голосом:

— Хенде хох!

Несколько окосевших фрицев попытались встать, но не смогли и сидя потянули кверху руки. Остальные, не поняв, что происходит в доме "бургомистра", открыли совиные глаза, в которых утраивались фигуры в полушубках, и снова уткнулись носами в залитую самогоном скатерть. Один староста стоял у стола и, глядя на вошедших, бормотал "Отче наш".

— Ах, сволочи, и в ус не дуют — спят! — рассердился Лаптевич. — А ну, ребята, на кухню! Я им "Колыбельную" сыграю.

Метнув гранату в центр стола, он закрыл дверь и прислушался. Прогрохотал взрыв. Распахнулась дверь. Толовый дым, перемешанным с морозным паром, ворвался сквозь вышибленные стекла окон и понизил видимость до нуля. Лаптевич дал из автомата очередь вдоль стола и приказал собрать оружие.

На улице конники уже завели вездеход и развернули фарами на запад.

— Поехали к отряду, — сказал Лаптевич и тронул поводья.

Ян Францевич остановил колонну и поднял бинокль.

— Что это значит? — спросил он, когда подъехал Лаптевич.

— Трофеи, Ян Францевич.

— Неужто немцы были в Новоселках?

Лаптевич неторопливо рассказал о похождениях конников и, ожидая похвалы от руководства отряда, прищелкнул пальцами:

— Так-то, Ян Францевич! Принимайте трофейную колымагу.

Комиссар снял очки и, глядя в упор на комэска, начал их протирать:

— А вы уверены, что староста убит?

— Конечно, уверен, — без колебания ответил Лаптевич. — Староста стоял у стола, когда я бросил гранату, и сомнений быть не может.

— А я убежден, — сказал комиссар, — что староста сейчас настегивает вороного по дороге в Копцевичи, чтобы оградить себя немецкими штыками взамен на партизанский склад с хлебом.

Селезнев соглашался с комиссаром. Командир с интересом поглядывал то на Ивана Игнатьевича, то на Лаптевича, не зная, кто из них прав.

— Это вам шестое чувство подсказывает? — спросил наконец Лаптевич.

— Нет, — ответил комиссар, — элементарная логика. Учтите. Спаивая гостей, хозяин никогда сам не напьется. Так что староста был трезв. И пока летела граната, юркнул под стол…

Лаптевич круто повернул жеребца и поскакал к деревне. За ним устремились конники из головного дозора. Ян Францевич тоже подал команду, и колонна тронулась в Новоселки.

Остановившись у знакомого двора, Лаптевич заскочил в дом. Комиссар был прав. Среди трупов старосты не оказалось. Лаптевич открыл дверь в спальню, где застал старостиху. Она лежала в кровати за пологом и стонала. Рядом сидела девочка лет восьми и всхлипывала. Это была внучка старосты. Увидев чужого, она взвизгнула и ухватилась ручонками за бабушку.

— Где староста? — строго спросил Лаптевич.

— Хиба ж я знаю, — ответила старостиха, поднимаясь с постели.

— А кто должен знать, кроме тебя?

Старостиха закатила истерику, когда Лаптевич достал пистолет.

— Дяденька! Не стреляйте! — закричала девочка. — Дедушка в Копцевичи поехал к немцам.

— Ах, ты, зелье! — накинулась на нее старостиха. — Ты дедушка сваяго погубила, — и, схватив за волосы, начала безжалостно ее таскать.

— Не смей трогать ребенка! — пригрозил Лаптевич и. выбежал на крыльцо. — Давай, ребята, в погоню! Староста к немцам укатил.

Настигли его в четырех верстах от Новоселок. Вооруженный винтовкой, он первый открыл огонь по всадникам, которые стороной обогнали сани и стали на пути. Завязалась перестрелка. Длинная очередь Лаптевича догнала старосту, когда тот, израсходовав патроны, поднялся в рост и бросился в кусты. Староста упал, распластавшись на снегу.

— Ваша взяла, — сказал он, умирая, и попросил не трогать старуху да пожалеть сиротку, внучку Алесю.

Вернувшись в Новоселки, Лаптевич спешился у дома старосты и увидел бегущую к нему Алесю, одетую в дубленый казакин и теплый платок.

— Дяденька! Возьмите меня, — взмолилась девочка. — Бабушка повесилась.

Сердце Лаптевича дрогнуло. Он вспомнил свою белокурую дочурку, тоже Алесю, которую немцы живьем сожгли в сарае вместе с матерью, и ему примерещилось, что это его Алеся. Он схватил девочку на руки и крепко прижал к груди. Алеся маленькими ручонками обвила его шею и стала целовать колючую щеку, пропахшую махоркой. С девочкой на руках Лаптевич отыскал штаб отряда и был доволен, что встретил комиссара одного.

— Настигли старосту? — спросил Иван Игнатьевич.

— Настигли…

— Откуда у вас такая славная девочка?

— Это внучка старосты.

— Гм… А где у тебя, девочка, папа? — поинтересовался Иван Игнатьевич и с отцовской нежностью погладил ее ворсистый платок.