Притворись влюбленной - Бэт Риклз

шаге мы соприкасаемся.

А еще острее я понимаю, что мне не хватает его прикосновений: другие части тела тоже хотят их ощутить.

И я нестерпимо хочу его поцеловать.

Я прижимаюсь к Гарри всем телом, немного изгибаю спину, чтобы утонуть в его объятиях, и одна его рука скользит по моей спине все ниже и ниже. Я слышу, как его дыхание становится прерывистым, но слышу едва-едва – в ушах у меня оглушительно бьется собственный пульс. Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и кажется, что на это простое движение у меня уходит целая вечность; вот я смотрю куда-то через его плечо, на другие кружащиеся пары, – а вот мой взгляд уже упирается в его воротничок… Я смотрю на расстегнутый воротник рубашки (галстук теперь болтается свободно), потом поднимаюсь взглядом к его подбородку, где проступает еле заметный намек на щетину, затем к губам… и к глазам: они были почти серебристыми в лучах солнечного света, а теперь, в полутьме, кажутся темно-серыми, как налитые грозой тучи, и его взгляд пронзает меня насквозь, словно молния. Все мое тело покалывает, словно током, и я снова разрешаю себе… разрешаю себе потеряться в этом чувстве, в том, как я хочу этого мужчину, и в том, как заряжен вокруг нас воздух, и…

Песня заканчивается, композиция сменяется – и вот мы разжимаем объятия. Меня утаскивают девчонки, с которыми я познакомилась на девичнике. Они визжат: «Это наша песня!» – что-то из Queen, то, что мы голосили в тот день под конец вечеринки. Меня затягивает толпа, а Гарри исчезает в ярком водовороте подружек невесты. Снова я его вижу только какое-то время спустя, возвращаясь из туалета.

Наверное, он тоже собирался в туалет, но, увидев друг друга, мы сбавляем шаг. Хотя мы никогда не целовались, да и не говорили друг другу ничего такого, кажется, что воздух вокруг нас снова будто наполняется электричеством и становится почти осязаемым. Что-то в его лице подсказывает мне: он чувствует то же самое – чем бы это ни было.

– Привет. Прости…

– Что ж, м-м-м…

Мы заговариваем одновременно – и одновременно замолкаем. Я издаю неловкий смешок, а он дергает плечом, как бы давая мне слово, но никто из нас не произносит ни звука.

А в следующий миг его губы касаются моих, я прижимаюсь спиной к стене и пытаюсь притянуть его к себе как можно ближе, вцепившись в его пиджак. Я все-таки была права – он аппетитный.

От такого поцелуя у меня перехватывает дыхание, а весь мир исчезает, и я бы приподняла ножку (видела такое в фильме «Как стать принцессой»), да только я стою спиной к стене. Целуемся мы жадно, неутомимо, у меня кружится голова, и я не хочу, чтобы это заканчивалось.

И все же я останавливаюсь первой – мы же в общественном месте. А мне хочется прямо сейчас стянуть с него одежду.

Гарри отстраняется: он явно ошарашен и тяжело дышит, сухо откашливается и проводит рукой по волосам. День был долгим: жара, выпивка и танцы, – и теперь его прическа выглядит не так аккуратно, как утром.

Я до смерти хочу запустить пальцы в его шевелюру.

Но вместо этого, чтобы сдержаться, я прикладываю ладони ко рту: губы все еще покалывает от его поцелуя.

Гарри усмехается – неуверенно и как-то криво. Он снова краснеет.

– Это была плохая идея, да? Вот черт. Мне очень жаль, Софи, я не хотел…

– Нет! Нет, все в порядке… Я не… В смысле… – Я оглядываюсь и смотрю в сторону зала, где продолжается прием. Там мигают огни – розовые, зеленые, голубые и белые. Свет заливает весь отель, и, поскольку кто-то оставил дверь в зал приоткрытой, музыка льется наружу, а с ней доносятся голоса и смех.

– Мне надо… Мне, наверное, надо вернуться, пока меня не хватились.

– Конечно. Да, конечно.

– Но… Думаю, никто не будет возражать, если я сбегу с вечеринки через полчасика.

Нерешительность куда-то девается с лица Гарри, и я понимаю: он сначала подумал, будто я даю ему от ворот поворот и считаю наш поцелуй ошибкой, – а я как раз хочу продолжения. И, судя по его улыбке и по тому, как он смотрит на мои губы, он и сам не прочь продолжить начатое.

Следующие полчаса стали самыми долгими в моей жизни.

А последовавшие за ними два часа – самыми приятными.

Около трех утра я, бездыханная и размякшая, плюхаюсь на постель возле Гарри. Одну руку я закидываю за голову, а вторую кладу на живот, а Гарри встает с кровати, чтобы выбросить презерватив. Он возвращается – мокрые волосы торчат во все стороны – и ложится со мной рядом на скомканные простыни. Прежде чем лечь окончательно, он прокладывает поцелуями тропку от моих бедер до ключиц и обнимает меня.

– Я тут подумал… – начинает он, но я останавливаю его смехом:

– О нет, неужели сейчас ты признаешься мне в любви до гроба?

– Нет, но это ничуть не хуже. Помнишь, как мы договаривались об одноразовом свидании?

– Оно и есть одноразовое. Я имею в виду… В смысле, это было… – Я слегка отстраняюсь и приподнимаюсь на локте. – Просто… я сейчас вроде как в отношениях. Все сложно. Помнишь, тот парень, который должен был пойти сегодня со мной? Джейксон…

Меня никогда не интересовали отношения на стороне. Если кто-то назначает мне свидание, я больше ни с кем не встречаюсь, кроме него. А если у нас ничего не выходит, тогда я перехожу к следующему кандидату.

Меня хватает только на один облом за раз.

Как странно произносить имя Джейксона, когда я лежу в постели с Гарри.

А Гарри закатывает глаза:

– Это который «Спокойной ночи, красавица», который тебя почти игнорит?

– Мне интереснее встречаться с ним, чем с тобой, – подкалываю я его в ответ.

Почему я вдруг начала защищать Джейксона и почему грублю Гарри? Я вздрагиваю, но Гарри добродушно хихикает и снова прижимает меня к себе.

– Я не про свидания говорю, дурочка. Я только что развелся после крайне неудачного брака, помнишь?

– И что? – прерываю я его. – Ты же сидишь на сайте знакомств.

Он смотрит на меня так невозмутимо, будто его мотивы и ежу понятны. А мне нет.

– Да потому что я не знаю, как это – быть одиноким. Быть без пары. Остаться наедине с собой. Я съехал почти месяц назад, но мне уже до смерти надоела собственная компания и хочется чего-то нового.

Я киваю, потому что почти знаю, о чем он говорит.

– Чтобы кто-то был рядом и помогал тебе произвести впечатление на фото для соцсетей.

– Именно так. Может, нам не стоит разбегаться? Используем друг друга к обоюдной выгоде. Я могу быть твоим фейковым парнем, чтобы семья от тебя отстала, а ты можешь стать моей фейковой девушкой для моих друзей и родных. Они зачем-то вбили себе в голову, что у меня натуральный кризис среднего возраста.

Он усмехается, изображая самоиронию, но я успеваю бросить взгляд на его лицо прежде, чем с него успевает исчезнуть усталое и грустное выражение. Мне это очень хорошо знакомо. Я еще крепче сжимаю его в объятиях, целую в плечо и снова заглядываю ему в глаза:

– Ладно. Идет! Почему бы и нет? Но если у нас с Джейксоном что-то срастется, то сделка отменяется.

Глаза Гарри загораются от радости, и этот свет словно разгоняет темноту комнаты. Его губы медленно растягиваются в улыбке, и мне невыносимо хочется снова его поцеловать.

– Правда?

– Правда. Только не отмечай меня в соцсетях, чтобы никто не заподозрил, что мы не встречаемся с марта.

– Естественно.

Мы не скрепляем уговор рукопожатием, просто молча лежим рядом. Гарри целует меня в висок, я кладу руку ему на грудь и чувствую, как она поднимается и опускается все медленнее и ровнее: его дыхание успокаивается, мои веки тяжелеют. Гарри тянется за покрывалом.

Я уже засыпаю, но успеваю пробормотать его имя.

– Что?

– Ты потрясающий фейковый бойфренд. Это так, для справки.

– Ты тоже ничего как фейковая девушка, – мурлычет он в ответ, сонно посмеивается, и его смешок перерастает в зевок.

Что-то тревожное и тяжелое ворочается в моей душе. Вот бы кто-нибудь дал мне шанс стать не фейковой, а настоящей девушкой.

ИЮЛЬ

Глава 18

Хватит заставлять людей оправдываться за то, что они одиноки.

Взгляд автора колонки «Свидания и отношения» на давление общества

– Ну и как твои отношения с тем мальчиком? Не очень?

– Что? Почему ты так решил?

Я тут же ощетиниваюсь и еще крепче сжимаю телефон в руках.

Одежда Гарри промокла от воды из моего протекающего унитаза. Он бросает на меня взгляд, полный невыносимого превосходства. Пафос сцены должен быть слегка подпорчен вантузом в его руке и тем фактом, что он стоит на коленях у толчка, – но каким-то