Такие обстоятельства - Станислав Хабаров

и стать своим. У него еще сохранились прежние замашки. Прослышав об наивном изобретателе, он может сорваться с места и полететь к нему в глубинку, в надеже застолбить открытие и поиметь выгоду от внедрения, если её подсказывало его чутье, его собачий нюх, пыл кладоискателя и азартного игрока. Он заострён на успех, с которым ему долго не везло. Представ перед изобретателем, он предложит ему развитие в космической отрасли и позже введёт в недоумение французов нарушением законов термодинамики.

Тирану требуются лично преданные. Женя Фазолов, буфетчица Лариса и экономистка Наталья смотрели шефу прямо в рот. Остальные тоже подстраивались. Они являли собой удивительное сходство, которое я визуально отметил на берегу Авачинской бухты на Камчатке в наклоне и изгибах деревьев от постоянно дующих ветров. Ветры времени сформировали в свите шефа постоянный наклон перед властью и при всём желании, казалось мне, они не смогут выпрямиться.

С эвакуацией шефа в Мытищи, наша комната на короткое время опустела. Сунулся было Стас. Затем в неё заселились экономистки. Они примерно ровесницы и внешне разные. Старшая Наталья сохранила способность удивляться. Как говорили в лаборатории: «Делать большие глаза». Они воспитаны в подчинении и от шефа без ума.

Со своими планами, процентами и коэффициентами они в ОКБ, что говорится, «пришей кобыле хвост». Экономистки имелись при каждом приличном подразделении, считали, расписывали и подводили итоги. К ним привыкли, а их декоративная деятельность варилась сама по себе.

Мы мирно уживались. С перестройкой нашему доморощенному животному открывались иные перспективы – вырваться в дикие леса предпринимательства. Шеф связывал с ними свои заморочки, пытался влить в них новую кровь. Вскоре он перевёл их поближе к себе, и комната экономисток оказалась с ним рядом, через секретарскую.

НИЦ уже жил собственной жизнью. Мелькали будни и праздники. В один из них из залы с накрытыми столами я заскочил случайно в соседнюю комнату, где в полутьме «субчиками-голубчиками» наедине сидели шеф и Наталья.

Они сидели рядом, и шеф глядел в натальину руку, вывернутую ладонью вверх.

– Гадание?

В память о прежнем я пытался держать хвост торчком. Не удержался и тут, заявив, что тоже гадаю по руке.

– Кто твой учитель? «Какая школа?» – спросил шеф.

– Ибн-Сина-Абу-Али, – с готовностью откликнулся я.

И всё бы ничего, но начинания шефа имели свои последствия. Он любитель перемен. Наталья уже готова. Он, видно, это ей и предсказал. Вскоре её семья была разрушена, на месте её была пустыня со следами босых шефовых ног.

От подчиненных требовалась бескомпромиссная преданность. Другого шеф не понимал. Этим он опередил время, имея как бы штат андроидов, запрограммированных на выполнение. Человеческие особенности подчинённых его мало интересовали. Нет, он, конечно, понимал, что они есть, но за исключением редких случаев не уделял им должного внимания.

Так я размышлял, рисуя расстановку сил. Шеф поступал оптимально, по-Беллману. Оптимально на каждом шагу с учётом конечной цели. Сашка Марков пока использовал его ледоколом во льдах.

И, конечно, требовалась защита. «Ублажай воинов», – повторял Септимий Север. Защиту шеф искал в руководстве по хозяйственной части и в режиме, завоёвывая их коммуникабельностью и талантами. Впрочем, не только их. Он искал сочувствия в соседнем МИСИ на кафедре прикладной механики и математики. Там он казался веянием эпохи «на коне и со знаменем в руках», в обаянии авантюристичности. Это были его заключительные гастроли, как оказалось потом. Он по-соседски контактировал с деканом филиала строительного института в Мытищах.

Я же волей судеб я со временем оказался в соседнем коммерческом подразделении, что возникло наряду с НИЦем и перехватило часть его инициативы. Там до меня уже пристроилась Юлька, дочь Стаса. Она даже приобрела некий статус референта- обозревателя, готовя еженедельные обзоры американской прессы о космонавтике. В основном по страницам «Спейс Ньюс». Планы её простирались дальше, и она сыграла роль провозвестника и локомотива для семьи, перебравшейся вскоре в Канаду. Впрочем, не без участия шефа, поспособствовавшего стасовой семье избежать опасного соседства и исчезнуть с калининградского горизонта.

С Марковым мы пресеклись на авиационной выставке, в Ле-Бурже. Тому предшествовала необыкновенная история. Ещё не были полностью распахнуты выездные ворота. Моя жена только мечтала увидеть то, о чём я рассказывал ей. Проснувшись раз, она спросила меня: «Где город Венсен? И есть ли такой?» Во сне она побывала в этом городе. Я не знал, что ответить. О сне быстро забыли, но он так предметно вспомнился.

Венсен для нас из загадочно-чудесного. Сказочного.

Нам было совестно, что наши жёны не могут увидеть с нами парижской красоты. Но всё менялось и в мою последнюю французскую командировку я отправился в Париж с женой, оформив ей туристическую визу. В свободное время я ей показывал Париж. В метро мы как-то доехали до станции Шато Венсен, и вспомнился сон. Случившееся казалось невероятным. Ведь только в сказках реализуются сны. Покинув подземку, мы разглядывали венсенский замок, который когда-то стал тюрьмой и где была расстреляна Мата Хари.

Затем нам подарили посещение авиакосмического салона в Ле-Бурже. Пока мы обсуждали технические проблемы, жена с первой французской космонавткой Клоди Дэе щебетали рядом, а после был общий обед.

Щебетали как птички. С первой французской космонавткой в Ле-Бурже.

Французы свели нас за одним столом. Меня, мою жену, Ленку Богданову, которую бессовестно использовали из-за симпатии к ней французского руководителя текущих проектов, и возвратившегося из Тулузы Маркова. Когда обед подошёл к концу, я его спросил:

– Отчего ты тогда пожаловался вице-президенту?

Этим думал я смутить его. Стучать в ОКБ считалось позорным. Бесконечно постыдно прослыть стукачом. Но он, не моргнув, ответил вопросом на вопрос:

– А кто тебе сказал?

– Не важно. Тот, кто знал.

Думал, ему станет стыдно, а он ответил, не моргнув:

– Мне тогда так было нужно.

И я понял, что передо мной ещё один тиранчик, пока маленький. Новоиспечённый. Я подумал: «Тираны возникают везде. На любом, заселённом месте с желанием повелевать. Тирания – болезнь, вроде горячки, Она способна подарить временные силы. Вера тирана в том, что он истина в последней инстанции – безгранична. Верно для него то, что само собой приходит ему в голову. С тиранами следует бороться. Везде, ежечасно, не жалея сил. Счастлив тот, кому они не исказили жизненную среду. Полоть, полоть по мере сил, чтобы не зарасти бурьяном и этим помочь себе и детям, и внукам. Всем. Выражаясь выспренно, будущим поколениям. А то, что мы постоянно уходим в кусты, предпочитая терпеть – на нашей совести.

Я взглянул на Маркова с сожалением, и мы расстались, чтобы больше не встречаться.

Я брожу теперешней славной уличкой, вспоминаю и думаю о страсти шефа достичь всего. Кому первенство предписано? Кто осуществит своё? Неужели уступим первенство сорнякам? Я брожу среди зелёного рая. Итальянская сосна, усыпаны крохотными яблочками