Такие обстоятельства - Станислав Хабаров

высоты птичьего полёта». Собственно, тянуло писать не о самом полёте, а о Франции, о подготовке полёта, о работе с французскими специалистами, о том, что поразило больше всего.

Так или иначе я её написал. А выйдя из отпуска обнаружил очередную подставу. Сработал дует Таисия-Маша. Для завязки следующего французского полёта в команду записана Маша, а я – руководитель подобных работ – не при чём. Протестовать, переделывать было поздно, и Маша отправилась во Францию в новом качестве.

В результате произошла трансформация. Она там, во Франции что-то наобещала, и теперь я должен был это выполнять. Начальник и подчиненная поменялись местами.

Шеф в отношении меня действовал преднамеренно. Что оставалось констатировать. Как говорит в похожих обстоятельствах мой внук? «Я уже готов. Я уже в коробочке». Это была политика укрощения строптивых. Древние приручали первых животных, ломая им ноги.

Возглавить столь крупное новое подразделение ОКБ шефу поначалу не светило. Им была выбрана скрытая стратегия. Руководителем НИЦа был назначен первоначально космонавт Виктор Савиных. К нему не было претензий. Особенность заключалась лишь в том, что он имел стойкое желание уйти вскоре на вузовскую работу. Шефа утвердили его замом, а после ухода Савиных он автоматически возглавил НИЦ, став заодно и замом Генерального. Это было грандиозное назначение. Шеф был опьянён своей властью. Его понесло в разнос. У каждого свои фобии. Я сам был чуть на него похож. Меня тянуло окружающих огорошить. Например, удачным расчётом удивить.

Начало НИЦа напоминает самозарождение жизни. Оно начиналось с нуля. Затем последовало несложное объединение, а после подразделение росло как снежный ком. С ростом коллектива, казалось, у шефа росло уважение к себе. Он свято верил, что все его подчинённые должны работать только на него.

Совещание в МИДе. Шеф в центре и на виду. Как правило, здесь собирались дипломаты. Теперь же центром всеобщего внимания наш шеф. Ему доставляло удовольствие участвовать в пресс-конференциях, остроумно отвечать не задумываясь, по-своему, с долей дешевого балагана. Теперь было важно не потеряться в коридорах власти и стать своим. Особую роль сыграют личные знакомства.

Случилось продолжение сериала с Петей Короткевичем. В статье «Независимой газеты» известного перестроечного журналиста жестянщик Паша Короткевич выступает спасителем отечества, «создателем нового поколения ядерно-стратегических вооружений». По его словам, он из тех, кто выковал «щит и меч» страны. Он якобы академик и при Думе. Время сложное и всем, вроде, на самозванца наплевать. Только не шефу. Статья вызывает бурю его негодования, и он строчит гневное опровержение в газету.

О Короткевиче больше мы не слышали. Должно быть письмо сыграло свою роль в разоблачении академика- проходимца.

Книга в целом мною была закончена. Оставалось иллюстрации подобрать и местами чуть переписать. В ней о шефе не было ни строчки. Он о книге прослышал и попросил рукопись.

Я долго тянул. Дал прочитать только моей приятельнице Марине. Она быстро прочла и похвалила. Искренне. Так показалось мне. Не нужно похвал, а, может, чуточку сочувствия и всё встанет на свои места. Она сказала:

– Я словно побывала в Париже…

И этого вполне. Она даже подарила мне миниатюрный сувенир, который я храню до сих пор. Смеющаяся крохотная лягушка на крохотном листке в пандан с моим образом лягушки -путешественницы. Её отзыва мне было достаточно.

Подаренная лягушка на книге воспоминаний.

А шефу книга не понравилась. Он высказал своё мнение: «Я – ни я и книга не моя. Целиком из энциклопедии списано. О Франции. Её следует в свете текущих событий переписать».

С писаниной меня не собьешь. Я опытен. И ежу понятно, книге не хватает шефова присутствия. На его взгляд. Добавить чуть и всё встанет нам свои места. Книга станет достойной и понравится.

Кстати, об отзывах. Мне вспомнилась история времён 27-го отдела. К юбилеям в ОКБ было принято писать друг другу от подразделений приветствия. Одно время участились они, и когда в очередной раз нас попросили написать, мы решили соригинальничать, довести приветствие до абсурда. Написали его в виде дацзыбао, в стиле времени. «Светлое, пресветлое солнце, – писали мы о юбиляре. – появляясь на нашем горизонте, ты освещаешь путь повсеместно…» и прочую чушь, надеясь, что над ним просто посмеются, а в верхах тогда только заметили: «Ребята перестарались чуть».

НИЦ праздновал свой первый Новый год. В демонстрационном зале накрыли столы. Новогодний вечер стал первым вечером объединенного коллектива. Он развёртывался по всем правилам тогдашнего корпоративного застолья. Выступил от администрации Берлатый. Во время его тоста мы заменили водку в его стопке водой. Выпив её залпом после тоста, он был несказанно удивлён. Я спел на английском «Жил отважный капитан…», что сохранилось у меня в памяти от школы, пятого класса, от далёких дальневосточных времён. Маша, сидевшая рядом с Марковым, визави со мной за столом, уверяла, что села так из-за особого расположения ко мне.

Доступ к телу шефа был ограничен. «Пришельцы» из внешней торговли вели себя уверенно, как трутни, не подпуская прочих к матке. Всем видом своим показывая, что так отныне и будет впредь. Старший из них за особым столом шефа Цербером успешно пресекал привычные контакты. Доступ к шефу был строго дозирован что было новым, необычным и шефу заметно нравилось.

Подогретые вином сотрудники обычно свободно вываливали начальству свои наболевшие проблемы. Но не в этот раз. Все шутили и выделывались напропалую. Но осадок нововведений накопился к концу, когда присутствующие разъезжались, и я выдал «всем сёстрам по серьгам».

Поведение новой формации настораживало, и меня прорвало. Свои потоки возмущения я обращал к Митичкину, оказавшемуся рядом и с виду сочувствующему. Остальных новеньких мои воззвания возмущали. Для них новогодний вечер как бы завершал организационный апофеоз, создание нового Центра, кентавра с телом от прежнего ОКБ и по-своему нового.

Представители бывшего секретариата помалкивали. Они были довольны тем, что наконец пристроены. Возможности созданного центра рисовались пока неясно, но новое подразделение встраивалось в структуру КБ и вело от былой неопределённости к желаемой упорядоченности. А новоиспечённые сотрудники со стороны вообще рисовали радужные перспективы и были готовы головы положить за его создателя и руководителя.

Всё бы ничего, но слишком навязчиво претила преданная готовность стерегущих шефа сторожевых псов. И в конце я не выдержал. Весь поток мой обрушился на Митичкина, который с виду сочувствовал, хотя его толком не поймёшь.

Мы уже сидели в рафике, отвозившем рядовых сотрудников к станции. Мои «филиппики» нарушали всеобщую эйфорию. Возмутилась новая буфетчица, бывшая на особом положении и заявившая, что те, кому не нравится, могут выйти вон. Рафик был в подчинении хозяйственных служб. Я тогда в сердцах плюнул и вышел. Винные пары ударили в голову, и я пошёл к лесу, в противоположную сторону. Всё наверняка плохо бы закончилось, если бы меня