Очная ставка - Анна Клодзиньская

Они немедленно выехали из управления. По пути пытались найти ответ на вопрос, почему там все же оказалось три пары. Совместно пришли к выводу, что Ураж, видимо, бросил в мешок и свои ботинки. Кроме того, как сообщил Щенсному по телефону поручник, руководящий операцией, в мешке лежала потрепанная верхняя одежда, носки, белье, старая шляпа.

— Ну, ясно, он переоделся, — сказал майор. — В машине лежали другая одежда и, думаю, другие документы… — Он обернулся к Кренглевскому: — Убежден, что этот тип выступает теперь совершенно в иной роли. Например, элегантного, изысканно одетого мужчины с приличной квартирой и даже хорошей должностью.

Тем временем они подъезжали уже к опушке леса на обрывистом берегу широкой реки. Издалека увидели две машины — одну с рацией, другую грузовую, рядом с ними суетились несколько человек. «Малыш» Щенсного решительно пересек лужу, пару раз подскочил на выбоинах и остановился у грузовика с лебедкой.

— Мешок с вещами зацепился за что-то на дне, — говорил поручник, ведя их к тому месту, где было разложено выловленное из реки. — Поэтому сетью и нельзя было вытащить. Помог аквалангист. — Он брал в руки и показывал отдельные предметы одежды и обуви. — Человек, который это носил, был или нищим, или страшным неряхой, может, тем и другим.

— Ты можешь приблизительно описать внешность человека, носившего эти обноски?

Поручите немного подумал.

— Высокий, крепкого телосложения. Я записал тебе на листочке номера обуви. Какие ботинки носил именно он, трудно сказать: подобный тип мог свободно надевать и на номер больше. Одно с уверенностью можно сказать: до элегантности ему было далеко!

— Возможно, ты и ошибаешься, — буркнул Щенсный, но так тихо, что поручник не расслышал и продолжал:

— Рубашку вы, кажется, нашли в машине, значит, размер известен. Пиджак и брюки — от разных костюмов, без фабричного клейма и меток из чистки. Качество среднее, из синтетики, вероятно, с небольшим добавлением шерсти. Шляпу словно сняли с огородного пугала. Мешок, точнее, сумка — пластиковая, местного производства.

— Никаких документов, мелких предметов?

— Ничего похожего. Я искал также пятна крови. Не обнаружил, но для гарантии потребуется заключение специалистов. Заберешь эти лохмотья?

— В «малыше» не поместятся. Привези в управление, у тебя большой «Фиат». И дай мне знать, когда появишься.

* * *

Сотрудники милиции обнаружили в квартире Якуба Уража множество отпечатков пальцев. Значительная часть их принадлежала одному человеку, можно было допустить — хозяину дома. Кроме них техники нашли отпечатки пальцев по крайней мере еще трех неизвестных. Некоторые были отчетливые, другие — частично стерты, старые. Когда эксперта спросили, кому принадлежат эти три следа — мужчинам или женщинам, он пожал плечами и показал Щенсному соответствующий отрывок из книги «Криминалистика» профессора Брунона Холыста, где указывалось, что такие оценки «в принципе или вообще невозможны, или требуют дополнительных сведений».

— Тогда ищи, магистр, эти сведения! — ответил Щенсный, в его голосе сквозило нетерпение. — Ведь в этой квартире, по-моему, никогда не открывались окна и не делалась уборка, поэтому условия для исследований идеальные. Ты уж постарайся, парень! Мне это очень надо.

Эксперт уважал майора, поэтому действительно постарался. Ему удалось определить трех человек, оставивших следы. По его оценке, все трое были мужчинами, вероятнее всего, молодыми. Один из них выделялся особенно нежными пальцами, чувствовалось, что он ухаживал за руками.

— Воры, — решил Кренглевский. — Поищем в дактилоскопической картотеке..

— Воры или музыканты, — заметил эксперт. — Такие пальцы бывают у пианистов, скрипачей… А вот у гитаристов, напротив, наблюдается характерное огрубление кожи на кончиках пальцев.

— Значит, к Уражу приходил не гитарист.

— Я могу, конечно, ошибаться, — продолжал эксперт, обращаясь скорее к себе, — но все-таки тот, с нежными пальцами, — рыжий. Когда найдете его, скажите, прав ли я был.

Милиция почти сразу напала на след одного из гостей, может быть, клиентов Уража. У этого человека было богатое прошлое. Двадцатитрехлетний Вальдемар Козик по кличке Мандолина, хоть и не играл ни на одном музыкальном инструменте, четырнадцать раз привлекался к судебной ответственности за взломы, кражи и хулиганство.

Козик жил в Марымонте[26], у него были и жена и дети. Суженую свою он бил раз в неделю, а когда начинался запой, то и того чаще. Жена в долгу не оставалась. Привыкшие к таким сценам соседи забирали тогда детей к себе на день или два. Потом Козики мирились, забирали свое потомство, и на короткое время устанавливалось спокойствие. Теоретически Мандолина работал на разных стройках, на практике же занимался воровством. Вначале таскал что придется, затем, поднабравшись «опыта», выжидал случая и подыскивал жертвы.

Участковый сообщил Щенсному, что в настоящее время Козики в состоянии войны, дети их — у соседей. На машине лучше не подъезжать к самому подъезду, а пройти небольшой отрезок пешком, так как если эти двое почуют милицию, то сразу же помирятся и скроются. Появиться у них лучше в ранние утренние часы, когда они, устав от мордобоя, обычно спят.

Так и поступили. Жена Козика, еще не настолько пьяная, чтобы не понять, что забирают ее суженого, принялась пронзительно причитать. А когда Мандолину уже выводили из дому, женщина вдруг притихла, на миг задумалась, а потом крикнула:

— Вернешься, я тебя еще не так приложу! Я еще не кончила!

Вальдемар не обратил внимания на угрозу. С похмелья, избитый женой, он лениво соображал, почему его забирают, не подложил ли ему кто из собутыльников свинью. Доставленный в отделение милиции, он немного протрезвел, пытался даже огрызаться, но это у него плохо получалось. Он не чувствовал за собой агрессивной толпы, никто его не отбивал, не вырывал из милицейской машины, как когда-то он рассказывал скупщику. В эту минуту он вспомнил, что слышал об исчезновении и даже смерти Уража. «Может, — подумал он, — скупщика схватили и теперь он сыплет всех поставщиков?»

Прежде чем ему удалось обдумать, как вести себя и что говорить, Щенсный и Кренглевский взяли его в оборот. Улики — отпечатки пальцев, снятые в квартире Уража. — лежали на письменном столе рядом со сравнительным материалом, то есть с данными, взятыми из картотеки. Мандолина был не настолько глуп, чтобы не сделать окончательного вывода: скупщик сыплет. В таком случае, не было смысла осложнять себе жизнь.

— Я ходил к нему. Раз или два, — пробормотал он, уставившись куда-то в потолок. — А что, нельзя?

— Зачем?

— Что — зачем?

— Зачем ходил?

— Так просто. С визитом. Вас это не касается.

— Пожалуйста, повежливее!

— Не умею разговаривать с миль… с милицией.

— Научишься. Что приносил Уражу?

— Ценные вещи! Часы…

— Сколько?..

— Может, трое, не помню.

— А колец сколько?

— Разве я могу все упомнить?

— Сколько колец?

— Наверно… шесть или около того.

— Сколько браслетов?.. Сколько Ураж тебе заплатил?.. Кто еще ему носил?

И так продолжалось несколько часов, после чего у Щенсного создалась уже совсем полная картина ситуации. Ураж действительно оказался скупщиком крупного масштаба. Скрывался в Праге в грязной норе, скупал у воров драгоценности, валюту. Кем же он был на самом деле? И главное — где он сейчас?

Глава 8

В паспорте Якуба Уража была приклеена фотография, хотя недостаточно четкая и пообтертая, как и весь паспорт. Эксперты из Главного управления гражданской милиции принялись так тщательно ее изучать, словно имели дело по крайней мере с бриллиантом. Не раскрывая полностью методы своей работы, так как у каждого специалиста высшего класса есть свои способы и секреты, они сделали на основании этой фотографии несколько отличающихся друг от друга снимков владельца паспорта.

На одном он был изображен без своих темных очков, почти заслонявших пол-лица. На другом — с усами. На третьем этот человек был без усов и без глубоких морщин на лице, словно эксперты сделали ему пластическую операцию.

И именно этот третий снимок, как оказалось позднее, стал ключом к открытию тайны Уража. Щенсный показал все три прокурору Бялецкому и попросил привести из камеры Яна Завадовского.

— Пусть приглядится, — сказал он. — Может, так выглядел шантажист?

— Попробуем, — ответил Бялецкий.

Завадовский сначала без интереса бросил взгляд на разложенные фотографии, но потом вздрогнул и оживился: взял в руки те снимки, где скупщик был без усов и морщин, но в очках. Он внимательно их рассматривал, отводил руку подальше от глаз, потом снова придвигал, даже перевернул снимок, словно надеясь найти фамилию на обратной стороне. Наконец взглянул на прокурора, на офицера и сказал: