Очная ставка - Анна Клодзиньская

— По правде, я не интересуюсь соседями и не очень хорошо знаю, кто чем живет, — отвечал он медленно, — но если кто-то из жильцов на этой улице и занимается нелегальной торговлей, то только не в этом доме. Скорее всего, в соседнем. Говорят, там настоящее прибежище для пьяниц и совершаются какие-то темные сделки. Но прошу вас, — добавил он шепотом, — не говорите, что это я вам сказал. Я только что вылечился от туберкулеза и в случае чего не смог бы себя защитить.

— Пожалуйста, не бойтесь, — успокоил его капрал, отдавая паспорт. — Этой информацией воспользуемся только мы.

Он приложил руку к козырьку, сказал что-то своему коллеге, и они ушли. Скупщик смотрел им вслед. Его смуглое, изборожденное морщинами лицо казалось высеченным из камня, темные очки не позволяли рассмотреть выражения глаз. Он вошел в подворотню и тут наткнулся на старую торговку, которая успела спрятаться от милиционеров во дворе в туалете. Теперь она осторожно выглядывала на улицу, пряча под фартуком несколько бутылок.

— Они уже ушли? — спросила старуха свистящим шепотом: впереди у нее недоставало нескольких зубов. — Или еще стоят там?.. Ну скажите же!

Он бросил на нее мимолетный, ничего не выражающий взгляд, и вновь, как и до сих пор, она почувствовала страх. На лестнице скупщик встретил девушку с третьего этажа. Она остановилась, призывно улыбнулась. От нее исходил запах дешевых духов.

— Хоть бы раз пригласили на рюмочку, — сказала она низким, глухим голосом. — Почему вы такой неотзывчивый, сосед?

Он отодвинул ее в сторону — молча, пренебрежительно, совершенно равнодушно. Девушка позеленела от злости. Она умела при случае пустить поток такой отборной ругани, что мало кто мог с ней сравниться, но сейчас с ее языка не сорвалось ни одного оскорбительного слова. Она прикусила губу и сбежала с лестницы так быстро, насколько позволяли высокие каблуки и деревянные ступеньки, местами выщербленные, коварные в темноте.

Скупщик вошел в квартиру и включил тусклую лампочку, свисавшую с потолка. Сел, вытащил из кармана кисет с табаком. Осторожно высыпал на стол верхний слой табака, а потом то, что находилось под ним. Взяв лупу, осмотрел драгоценности, отмечая про себя: «Перстень золотой, проба 583… бриллиант, пожалуй, 0,75 карата, нужно будет еще раз проверить. Перстень золотой, проба 750… бриллиант наверняка 0,55 карата… — Он положил на ладонь, как бы взвешивая. — Вес, будем считать, 2,850. Шлифовка приличная. Чистота тоже, не будем мелочными».

* * *

В этом году именины выдались скромными. На столе отсутствовало прежде всего шампанское, кроме того, черная икра, а также искусно приготовленные гренки с запеченными мозгами — фирменное блюдо хозяйки дома. Она смущенно объяснила, что приготовление торжественного ужина оказалось более хлопотливым занятием, чем обычно, и выразила надежду, что, несмотря на это, никто не останется голодным.

— Вы шутите, милая именинница! — засмеялся Казимеж. — Нам вполне хватило бы этого замечательного блюда, приготовленного из филейной вырезки, и ветчины, сочной как южный плод! А ведь стол ломится и от других деликатесов. Не правда ли, дорогая? — обратился он к жене.

Данута Пасовская ответила очаровательной улыбкой. В этот вечер она надела очень идущее ей платье, ниспадавшее до щиколоток и державшееся наверху на узеньких плетеных бретельках из изящных серебристых нитей. На загорелых плечах они выглядели эффектно. Черные волосы, уложенные крупными волнами, обрамляли узкое лицо с продолговатыми, миндалевидными глазами — лицо дамы, сошедшей со средневековых полотен.

Казимеж смотрел на нее с заметным обожанием, пока один из мужчин не обратил на это внимание и полушутя-полусерьезно сказал:

— Посмотрите только, каким взглядом Казя смотрит на свою жену! Можно подумать, что их бракосочетание состоялось только вчера, а ведь прошло уже…

— Тсс! — прервал его хозяин дома. — Когда речь заходит о женщинах, годы не считают. Ни в супружестве, ни вообще.

Кто-то воспользовался случаем и провозгласил тост: «За здоровье женщин!» Поднялся гомон, зазвенели рюмки. Из соседней комнаты долетали звуки музыки: у хозяина дома имелся богатый выбор пластинок и иностранный стереокомбайн. Гости чувствовали себя уютно, они знали друг друга не один год. Здесь собрались одни частники, ни разу не привлекавшиеся за нарушение закона и порядка. Каждый старался заработать как можно больше, политикой они не занимались, идеологию им заменяли сделки, приносящие прибыль. Эти люди полагали, что в определенной степени и они приносят пользу обществу, поскольку в их владении находились мастерские, бары, магазины и строительные фирмы. Таким образом, частники заполняли брешь в государственном секторе, которая, надо сказать, с каждым днем все увеличивалась, что им тоже было на руку.

Родственница хозяев дома, высокая худощавая женщина, выглядевшая крайне элегантно, несмотря на солидный возраст, громким голосом рассказывала о столкновении, которого ей удалось чудом избежать, когда она находилась за рулем своей изящной «Мазды-323» пепельного цвета:

— Представьте себе, я ехала, соблюдая все правила уличного движения, по правой стороне, когда вдруг слева меня обошел «Икарус» и выпустил огромное облако выхлопных газов! Стекло в моей машине было опущено, и вся эта адская смесь ударила мне в лицо. Я почти потеряла управление. К счастью, мне удалось избежать катастрофы.

— «Икарусы» выбрасывают выхлопные газы с левой стороны! — высказал свое мнение Дарек. Ему исполнилось шесть лет, и он был неглупым мальчуганом.

— Сиди тихо! — осадил сына хозяин дома. Он не хотел портить отношения с теткой жены, поэтому как можно любезнее спросил: — А дяде как работается в фирме? Жаль, что он сегодня не пришел.

— Мой муж не работает, — возразила она высокомерно. — Он занимает должность.

Дарек разразился смехом и сразу полез под стол, чтобы взрослые не заставили его сказать почему. Откровенно говоря, он терпеть не мог гостей. Получив пинок от отца, мальчик переместился в угол комнаты, где незамедлительно занялся тортом.

Около полуночи гости стали расходиться. Пасовские вышли последними. Дануте захотелось еще кое-что обсудить с хозяйкой дома, и обе исчезли в кухне. Казимеж вздохнул — он засыпал на ходу. Но прерывать разговор женщин было опасно, поэтому он уселся в кресло, без особого интереса слушая болтовню хозяина дома. У последнего заплетался язык от слишком большой дозы выпитого, но Пасовскому было безразлично, что тот несет.

Наконец Данута закончила разговор с хозяйкой, наступило время прощания — с объятиями, поцелуями. Через несколько минут Пасовские уже сидели в сером «опель-рекорде». Машину вел Казимеж и всю дорогу молчал. Красивое лицо его жены вдруг как-то постарело, поблекло, глаза потухли.

Они вошли в квартиру. Казимеж тщательно закрыл двери на несколько замков, с облегчением сбросил ботинки, снял пиджак и галстук. Он открывал окно в спальне, когда вошла жена.

— Ты должен дать мне десять тысяч, — проговорила она тихо.

— На что? — буркнул он не оборачиваясь.

— В баре сломался автомат для заварки кофе. Ремонт обойдется в копеечку. Кроме того, нужно где-то раздобыть лимонного или апельсинового сока. Жарко, посетители хотят пить. Если хочешь, чтобы я продолжала работать в баре, ты не должен постоянно отбирать у меня наличные, — сказала она уставшим голосом. — Содержание бара требует постоянных расходов, я не могу сидеть без денег. Конечно, бар приносит доход, но…

— Не учи меня! — зашипел он на нее. — Я прекрасно знаю, сколько приносит бар. Ты сама завариваешь кофе, так почему же не бережешь оборудование? Если бы заботилась должным образом, автомат не сломался бы.

Данута пожала плечами. Она устала от этих бесконечных споров из-за денег, которые он ей скупо выделял, злясь по поводу каждого ремонта, каждой, как он считал, ненужной затраты.

— Я же тебе не припоминаю твоей… Моники, — сказала она, казалось, вне всякой связи. Он покраснел от злости. Налил себе немного виски с содовой, сделал два глотка.

— Хочешь развестись? — бросил он резко. Казимеж не желал этого по многим причинам. Впрочем, он знал, что Данута никогда не даст утвердительного ответа. По сути, ей не хватало самостоятельности, временами она казалась беспомощной.

— Нет, — ответила она с видимым усилием. — Но не продать ли нам бар? Я устала.

— Что значит — устала? Я ведь тоже работаю. Тебе тридцать шесть лет, и у тебя лошадиное здоровье. Впрочем, бар мне необходим.

— Мне кажется, что у тебя достаточно денег, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Так зачем еще бар?

Он смотрел на нее, щуря глаза. В них скрывались насмешливые искорки, но и нечто иное.

— Тебе не впервые хочется знать, сколько у меня денег, — напомнил он. — Поэтому, также не впервые, предупреждаю тебя, чтобы ты не задавала таких вопросов. — Он помолчал, допил виски. И внезапно изменил тон, заговорил легко, почти шутливо: — Другая на твоем месте была бы на седьмом небе! Живешь как зажиточная довоенная барыня. Я хочу от тебя только одного: чтобы ты управляла баром. Заваривала кофе. Улыбалась посетителям.